— О, они знают, — сказал Лейн, постучав трубочкой по стакану. Очень неудовлетворительно.

— Что? Правда? — прошептала Зоуи, подавшись вперед. — Ты же говорил, что никому не рассказывал.

— Я и не рассказывал, — решительно заявил Лейн. Он огляделся, убедился, что они были почти одни, и тихо произнес: — До тебя у меня был лучший друг. Его звали Дерек, и я на него запал. Мне было шестнадцать, и его семья въехала в дом по соседству. Тогда я играл в младшей подростковой команде и как раз приехал домой. Мы вместе тусовались и играли в уличный хоккей и видеоигры и прочее. И однажды мы были в моей комнате.

Дверь была закрыта, мы сидели на кровати, и я… забрался на него и поцеловал.

— Сексуально. — Она улыбнулась, но совершенно точно поняла, что история не закончилась ничем хорошим.

— Скорее неловко и странно. Но, в общем, нормально. Наверно, сексуально было первые минуты две. Пока моя мать не открыла дверь и не увидела нас.

— Вот дерьмо.

— Ага. — Лейну до сих пор не нравилось об этом вспоминать, но сейчас он злился, а не чувствовал вину. Или в основном злился. Эмоции сбивали с толку.

— А потом что? Родители рыдали, вопили, что ты позоришь их фамилию, и спрашивали, как покажутся в церкви в воскресенье? — Она кашлянула. — Или типа того?

Лейн был ужасен в понимании подтекстов, но даже до него дошло, что должно быть именно такая реакция была у родителей Зоуи.

— Она закрыла дверь.

— Ох. А потом ты спустился вниз, а они сидели на диване, держались за руки, смотрели домашние видео и плакали?

Лейн моргнул.

— А? Это было до или после ора и чуши про церковь?

— Второй вариант не мой. Так было у Эрин. Слушай. Иногда твои истории нуждаются в помощи, Лейн. — Она по — доброму улыбнулась и ласково на него посмотрела.

— А еще я пытаюсь не разреветься, потому что ты назвал меня лучшим другом.

— Разреветься в плохом смысле или типа «мы только что выиграли Кубок Стэнли»?

— Он подозрительно на нее глазел. — Если в плохом, я больше не стану тебя так называть.

Ты же помнишь: я ничего не знаю о девчонках? И абсолютно ничего не знаю о рыдающих девчонках.

— Да в хорошем смысле. И не переживай. Теперь мне хочется тебе врезать.

Говоришь, родители просто… промолчали? — Она поморщилась. — Полная жопа. Но если они знали, почему решили, что мы в отношениях?

— Они хотят так думать. Меня они не спросили, и я был слишком раздражен, чтоб что — то сказать, когда до меня дошло. — Он опустил взгляд на стойку и покраснел. — И… не знаю. Я должен был хоть что — нибудь сказать. Ты сердишься, что я промолчал? Я на себя сержусь.

— Разумеется, я не сержусь, — заверила она, похлопав его по руке. — Они вроде обрадовались, что дела у тебя идут отлично. Если они считают, что мы больше, чем друзья, это их проблема, не твоя.

— Вот в чем прикол, — сказал Лейн. Он взял ее за руку, и его поразило, насколько нежно и легко он ее коснулся. Он всегда был кошмарен в подобных вещах. Может, из — за того, что все время его окружали парни, и ему хотелось трогать их, причем не только нежно. Но причина явно была не только в этом. Ему не хотелось переспать с каждым знакомым парнем.

Ну, в основном. Долгое время он был очень озабоченным.

— Лейн…? В чем прикол?

О, точно.

— Они были счастливы не из — за моего успеха. Зоуи, я знаю своих родителей. Они были гораздо счастливее от того, что встретили тебя, чем из — за забитого хет — трика и выигранного матча. Или что я впервые смог отвести их пообедать и расплатился деньгами, которые заработал игрой в хоккей.

— Ну, я — не самый плохой вариант, — невозмутимо заявила она. — Но ты уверен, что не… Во время матча я сидела рядом с ними, Лейн.

Он улыбнулся, но вряд ли было похоже на улыбку.

— Они задавали тебе миллион вопросов или смотрели игру?

— Ну, они… Безусловно, они смотрели на тебя, но… — Она вздохнула. — Они очень любопытничали. Я решила, что они такие же несуразные, как ты. От кого — то же ты должен был это унаследовать.

Он рассмеялся.

— Да. Поверь, не в том дело. Знаешь, я уже привык испытывать чувство вины. Из — за того, что я… гей, — сказал он. Было гораздо проще произносить подобные слова перед надежным человеком. — Каким — то образом все жертвоприношения и все сделанное для меня оказалось пустой тратой времени, потому что я облажался.

— Облажался? В чем ты облажался? В том, что ты гей, Лейн? А надо быть натуралом? И какая, блин, тут связь с хоккеем? — Зоуи начала шумно перемещать предметы на стойке. — Тебе задрафтовали в НХЛ. Разве не в этом высшая точка успеха для канадского мальчика?

— Более чем. Или присоединиться к конной полиции. — Он откашлялся. — Насчет последнего я пошутил.

Она до сих пор выглядела раздраженной, и лишь спустя мгновение он понял, что раздражение к нему не относилась.

— Значит, пусть идут на хер. Не думаю, что они вынудили тебя подписать контракт, где говорилось: «Я, Лейн Кортэлл, обязуюсь быть натуралом, если вы взрастите мой богом данный талант владеть клюшкой».

Лейн захохотал, в основном, потому что странным образом смутился ее слов… но и из — за чего еще.

— В клюшке — то и проблема. Помнишь?

Он хлопнула ладонью по стойке.

— Нет никакой проблемы, — рыкнула она. — Ты такой, какой есть. Тебе нравятся клюшки во всех смыслах слова. И что? Меня прям возмущает. Мои родители тоже толкали подобное дерьмо. Словно все сделанное мной перечеркивала моя греховная влюбленность в девушку. Раньше они говорили, что выкинут меня из дома, если я выкрашу волосы, сделаю пирсинг или — Господи, прости — набью тату. На первом курсе колледжа я им рассказала, что у меня есть девушка. И знаешь что? Потому — то у меня и есть татуировки. Они уже не имели значения. Я нашла самый греховный грех. И они оскорбились моим выбором партнера. Так почему бы и не нанести на тело отметки?

— И они соблазнительные, — сказал он и потянулся налить газировки. Он нажал кнопку и смотрел, как лилась содовая.

— Какого черта ты творишь?

Он глянул на нее.

— Ищу кнопку, которой можно включить у тебя субтитры, потому что твой акцент переполнен яростью.

Зеленые глаза Зоуи гневно сверкали. Она раскраснелась, и губы вытянулись в прямую линию. Но потом дрогнули, и она фыркнула, а затем и хихикнула.

— Лейн? Понятное дело, мы знакомы меньше, чем я крашу волосы, но знаешь что?

Ты тоже мой лучший друг.

— Несмотря на то, что мне нравятся парни?

— Даже если ты гомик стоимостью в два доллара, — хихикнув, заверила она. Она пыталась отнять у него распылитель, но Лейну нравилось наливать разные виды газировки в стакан. — Отдай.

— Гомик за два… туни? — Лейн нажимал кнопки в поиске «Доктора Пеппера».

— Два доллара. Ты сказал туни? Ты выжил из ума. Верни мне эту штуковину. — Она попыталась допрыгнуть, но роста была невысокого, а Лейн был ростом метр девяносто и стоял на табурете.

— Туни — двухдолларовая монетка. В Канаде есть такие. И долларовые монетки тоже. Знаешь, как их называют? — Он направил на нее распылитель. — Ну же, угадай.

— Если скажешь уани, я не поверю.

— Нет. Луни. В честь гагары. Это птица такая. Не знаю, есть ли они здесь.

— О, у меня тут сидит один дятел. И он даже не птица, — прощебетала она, а Лейн ухмыльнулся и обрызгал ее из распылителя. Слегка, но она завизжала — прям как девочка, лукаво заявил он — и бросила в него трубочку, подстаканник и шпажку с ананасом. Ими обычно украшают напитки.

— Да что с тобой такое? — Она испепеляла его взглядом, но Лейн заметил, что не очень — то и гневным был ее взор.

— Знаешь что? Никто и никогда не делал для меня подобного.

— Не швырялся в тебя предметами? Ни на минутку не поверю.

— Не думаю, что так тоже кто — то делал, но я имею в виду… не заступался за меня.

Ты раскипятилась. Ясно, что речь шла о тебе, но немного ведь и обо мне, да?