Что они делали сейчас с Персефоной там, внизу? Подсоединяли ее к какой-то машине, так ведь говорил серый?

Экил дернул ногой и смог задеть край прикроватного столика, на котором лежали его вещи. Тот с треском задрожал, и все, что лежало на его поверхности заскользило вниз, а затем столик вновь обрел равновесие.

Он снова дернул ногой, и его тело пронзили тысячи горячих игл. Он бы закричал, но не было сил. Нога снова задела столик, и тот задрожал. Плоскогубцы упали на пол. Кусок металла слегка подпрыгнул и соскользнул ближе к краю.

Силы совсем его оставили. Тело пронзали раскаленные иголки.

Только бы почувствовать прохладное прикосновение Персефоны к его горячей щеке.

Он попытался повторить движение ногой, но усилий хватило ровно на его половину. Ступня скользнула по ножке стола, от чего головка молотка завибрировала и опрокинулась на пол.

Раздался громкий треск пола от ее приземления, и свет снизу замигал. Экил напрягся. Электрический ток все еще пронизывал его тело, но уже не так интенсивно. Он чувствовал, как мышцы рук и ног наливаются новой силой. Достаточной, чтобы можно было схватиться за край кресла, приподняться и повалиться на холодный металлический пол, подальше от отблесков света.

Он хватал ртом воздух, когда покалывание усилилось, а затем пошло на спад. В нескольких дюймах от его лица бесформенный кусок металла приземлился на пол, пустив огромную трещину. Эта трещина покрывала всю поверхность тарелки, от которой исходил свет. Тарелка из металла и пластика теперь испускала мерцание, совсем как лампы на пятьсот тридцать седьмом.

Экил встал на колени и стал глубоко дышать, чтобы спертый воздух прогнал вялость из тела. Затем протянул руку в свет и резким движением взял оттуда головку молотка.

Подобрав плоскогубцы, веревку и провода, он встал и подошел к части стены, которая открылась перед серым, но теперь оставалась закрытой.

Он прижался к стене так, чтобы если дверь открылась и кто-то вошел, его было видно не сразу. Он осмотрелся, но не увидел ничего нового. В конце концов, они пришли бы за ним и, возможно, потащили бы вниз, чтобы подсоединить к машине. Возможно, даже рядом с Персефоной. Если так произошло бы, и она была бы последним, что он мог увидеть, пока жизнь перетекала из него в машину, он взял бы ее образ с собой на тот свет. Он мог бы с этим смириться. Но возможно, они просто вернули бы его на триста пятьдесят седьмой и сделали бы так, что он больше не смог бы попасть в "лифт". Он навсегда остался бы там в одиночестве. И хуже того, Персефона стала бы частью механизма, отдавая свою драгоценную жизнь.

Дверь отворилась, и Экил метнул в серого головку молотка. Он ощутил, как напряжение от броска прошло сквозь руку по всему его телу. Серый, спотыкаясь, потерял равновесие и рухнул на пол без чувств.

Экил собирался выбежать из комнаты, но в проеме уже стоял еще один серый с оружием наперевес. Экил зажмурился так сильно, что его челюсти сжались от напряжения. Прижав свободную ладонь к глазам, он попытался ускользнуть.

Он услышал световую вспышку и на мгновение почувствовал жар на теле, затем открыл глаза, развернулся и швырнул кусок металла, как только увидел цель.

Он попал серому в грудь, отбросив его к стене, от чего тот разразился кашлем. Экил боролся с инстинктом убежать. Успокаивающий голос матери в голове нашептывал ему план, который сработает.

Он прыгнул на серого, схватил кусок металла и уже готов был расколоть ему череп, но серый не двигался. Экил быстро осмотрел коридор, а затем затащил тело серого в комнату. Дверь за ним тихо закрылась, и на секунду он запаниковал. Что если он опять в ловушке?

Но звук голоса матери успокоил его, и он обыскал тела. Их пояса были укомплектованы настолько непонятными приспособлениями, что Экил мог только догадываться о том, что это и для чего это нужно. Он отстегнул один из поясов, и так как был слишком мал, чтобы носить его на талии, он повязал его через грудь на манер нагрудной сумки для инструментов у машинистов с триста пятьдесят седьмого.

В этот момент дверь перед ним открылась, и он побежал из коридора в коридор, избегая тех, по которым шли серые. Одни его не видели, другие двигались слишком медленно, чтобы за ним угнаться. Экил бежал, пока не добрался до знакомого места рядом с гигантской комнатой с большими экранами. Он вверил инстинктам поиск пути назад к лифтам.

Он свернул за угол и увидел двух серых впереди, они шли к нему спиной. Отскочив от стены, он в момент оказался впереди них и унесся прочь прежде, чем они успели издать какой-либо звук.

Он вновь стоял перед лифтами. В одном он спустился сюда, но был и еще один. И если тот, в котором он приехал, шел вверх...

Около каждой двери на стене была панель. Экил ощупал ее, и из какой-то штуки на поясе серого послышался треск. Заработала подсветка панели, и дверь открылась.

Звук множества шагов за углом стремительно нарастал. Он бросился внутрь лифта, взглянул на экран и кнопки. Это этаж пять нулей, а выше были стандартные первый, второй, третий... и так дальше до триста пятьдесят седьмого и выше.

Так что же под нами, мама?

Грохот шагов обрушился на коридор снаружи. Экил нажал на кнопки ноль-ноль-ноль-ноль-один.

Двери закрылись, и лифт пришел в движение.

Вниз.

Он ехал долго, дольше, чем, по мнению Экила, потребовалось бы, чтобы преодолеть расстояние между двумя этажами, даже между десятью этажами. Но внизу было основание, как сказал серый, что бы это ни значило. Возможно, внизу столько же этажей, сколько и наверху. Возможно, основание бесконечно.

Лифт остановился, и двери открылись. Свет из лифта осветил решетку с поручнем, которые должны были предотвратить падение в глубокую, бесконечную темноту.

Он сделал шаг вперед на решетку и почувствовал поток горячего воздуха, будто где-то глубоко внизу была раскочегаренная печь. Дверь за ним закрылась, лишив света. Теперь он видел тонкие полосы света внизу: красные, белые, мерцающие, вспыхивающие где-то далеко за углом. Огоньки были повсюду, куда только мог достать глаз, и еще дальше. Это были гигантские машины, размером с невообразимо огромные структуры, которые Экил видел на тех экранах. Машины, которые поддерживали функционирование всех этажей, и возможно, всех башен в этом невероятном строении, и выполняли прочие задачи, известные и понятные только им.

Где-то внизу, в этом мире машин, была Персефона. Ее тихое приветствие, добрый взгляд, приятная прохлада ее руки на горячей щеке.

Экил выбрал направление и побежал искать свою любовь во тьме.

§ 14. “ Эрик и Пэн ”

Все учителя — копы.

Я видел по телевизору, что раньше на уроках дети нашего возраста передавали записки или кидали друг в друга скомканную бумагу. Невероятно. Попробовав сделать подобное в наше время, и ты был бы наказан электрошокером.

Дети дрались, возражали учителям, и даже срывали уроки в тех старых шоу. И все их наказания — это задержка после уроков или запрет ходить в школу на определённое время. Сейчас это невозможно. Нарушил строгое правило — сразу же попадаешь на исправительные работы в трудовой лагерь. Много нарушил, и ты здесь навсегда. Или еще хуже.

Моя мама говорила, что школы обязаны иметь "безопасную территорию". Именно поэтому учителя становятся копами, так они могут заставить всех соблюдать правила и "защитить" учеников.

Так что я не мог общаться с Сюпэном или с Пэном. Пэн — его прозвище, которое нравилось ему больше, чем имя. У нас всего было два урока в день вместе. Но дело в том, что даже если бы я мог передать ему записку, мы всё равно не смогли бы общаться во время скучных уроков. Мои оценки значительно выше, чем его, но нас рассаживали в зависимости от среднего балла аттестата. Так я оказался на первой парте слева, а он — на последней справа. Он значительно умнее меня, но учителя не могли понять этого, потому что он из Тайланда. Он говорил с небольшим акцентом, но его устный английский был довольно хорош. Разве что пока у него были проблемы с чтением на английском, и именно поэтому он не мог хорошо учиться в школе. Если бы школа не была бы настолько строгой, то он блистал бы. Но этих учителей-копов не волновало, насколько он умён. Всё основано на тестах и оценках, включая их работу и школьный бюджет.