Президент Франции Дайон Деларю обдумывал, что ответить на неожиданное предложение русского президента, когда в дверь постучал и, не дожидаясь разрешения, вошел его секретарь.

- Я извиняюсь, господин президент, - растерянно сказал он. - Вы отключили свой комм, а у нас срочное сообщение из России. Убит Мурадов...

- Как убит? - тоже растерялся Дайон. - Объясните толком, Робер!

- Было покушение... Вроде взорвали его дом. Достоверно известно только о смерти, все остальное - это слухи. Официального сообщения еще не было. Власть в руках силовиков, а Думу пока не собирали. Наш посол считает, что и не соберут. Русских сейчас больше устраивает диктатура.

- Идите! - расстроенно сказал президент.

Его печаль не была следствием теплых чувств к русскому коллеге, а объяснялась опасениями того, что отзовут предложение, которое вчера в личном разговоре передал Мурадов, ну и опасением диктатуры у такого сильного соседа, как Россия. Военные во всем мире предпочитают дипломатии язык силы.

Немного подумав, Дайон включил комм и связался с министром иностранных дел Камю:

- Фредерик, у меня для вас дело. Выйдите на русских и узнайте, что у них думают по вчерашнему предложению президента. Потом свяжетесь со мной по закрытому каналу.

Все шло так хорошо - и вот теперь это покушение! Вчера, незадолго до обеда, с ним связался Камю и передал приглашение Мурадова о приватном разговоре. Он велся через личные коммы по специальному межправительственному каналу связи. Оба прекрасно знали английский, поэтому обошлись без переводчиков.

- Приветствую вас, Ваше Превосходительство, - поздоровался русский президент. - У меня есть предложение, которое хотелось бы обсудить.

- И я вас приветствую, Ваше Превосходительство, - отозвался Делару. - Говорите, я внимательно слушаю!

- Давайте общаться без лишних формальностей, - предложил Мурадов. - Скажите, вам очень нужны поляки?

- Я вас не понял... - растерялся Дайон.

- Вы потеряли две трети своей территории, - продолжил русский, - и не сможете заняться восстановлением раньше чем через десять лет. При желании займете земли Германии и Польши, но для этого потребуется ждать еще дольше. Потеряны две трети пашен, больше половины промышленности и электростанций, а на уцелевших землях, помимо семидесяти пяти миллионов французов, собрались восемьдесят миллионов немцев, сорок - поляков и двадцать пять - англичан. Вы вынуждены покупать продовольствие в обмен на промышленное оборудование, которого и без того не хватает.

- Вы не сказали мне ничего такого, чего я не знал бы! - рассердился Дайон. - Могли бы добавить и то, кому мы всем этим обязаны!

- Не кипятитесь! - отбросив дипломатию, сказал Мурадов. - Я хочу помочь, а не поиздеваться, как вы, должно быть, подумали. Зная о неизбежности войны со США, мы приготовили большой жилой фонд и запасли продовольствие, чтобы было куда эвакуировать свое население из пострадавших районов. Планировалось, что таких переселенцев будет не меньше двадцати миллионов.

- А их оказалось меньше, - догадался француз. - И чего вы хотите? Неужели поделиться с нами продовольствием?

- В первом угадали, а во втором - нет, - улыбнулся Мурадов. - Мы не собираемся ничем с вами делиться, наоборот, я думаю, что вы поделитесь с нами беженцами. Скоро наступят холода, а у вас многие из них не устроены. Пусть улетят англичане, все равно вам не пережить зиму без серьезных потерь. Для этого у вас недостаточно жилья, продовольствия и энергии. Не хватит даже лекарств лечить больных. Думаете, французы будут долго терпеть? К тому же от немцев в будущем получите большую пользу, а какая польза от таких неуживчивых и спесивых соседей, как поляки?

- А для чего они вам? - спросил Дайон.

- Они не любили русских без существенных оснований, а теперь такие основания появились, - объяснил Мурадов. - Через несколько лет их численность сократится вдвое, а выжившие вернутся на свои не сильно загрязненные территории. Эта ненависть на много поколений. Мы были вынуждены поступить так, как поступили, но им бесполезно что-либо объяснять. Зачем нас такие соседи?

- И вы хотите таких врагов привести на свою землю? - не понял Дайон. - Я это сделал бы с единственной целью - понемногу всех истребить.

- Никто не собирается истреблять целый народ, - возразил русский. - Если вы их выгоните, многие поляки сбегут на Украину и к вашим соседям или вернутся в Польшу. Но часть тех, в ком не так сильны страх и ненависть, уйдут к нам. Мы найдем им применение и запретим покидать место жительства. При длительной целенаправленной пропаганде можно изменить любого. Во всяком случае, их дети будут мало отличаться от русских.

- А число выживших и вернувшихся в Польшу сократится намного больше! - добавил Дайон. - Вряд ли поляки уживутся с украинцами, и эта свара тоже пойдет вам на пользу!

- Вы бросили Украину, а мы ее не подобрали, - возразил Мурадов. - Для нас нет выгоды в страданиях ее народа, но мы не собираемся вытягивать украинцев из того дерьма, в которое они влезли с вашей помощью. Не те у нас отношения, да и своих забот хватает.

- Одно дело отказать в помощи, когда ее нечем оказывать, - сказал француз, - и совсем другое - выгнать вон. Это неприятно и приведет к тому, что ненавидеть будут не только вас и американцев, но и нас. Вы на это рассчитываете?

- Вы окажетесь в хорошей компании. Вызовите ненависть поляков, но сэкономите продовольствие и лучше устроите оставшихся. Я даже готов вам помочь, но только лекарствами и теплой одеждой. В конце концов, мы с вами не вроевали.

- Господин президент! - вышел на связь Камю, оторвав Делару от воспоминаний. - Я говорил с министром иностранных дел. Господин Бершин подтвердил, что сделанное президентом предложение сохраняет силу.

- Что ты возишься! - прикрикнула Вера. - Быстрее давай картошку!

Проведенное судовым врачом обследование не выявило у Нины никакой заразы, поэтому она второй день отрабатывала свой проезд на камбузе. Кроме нее, здесь трудились еще три женщины, но и ей хватало работы. Чтобы три раза в день кормить экипаж "Александра Засядько", им нужно было работать не меньше десяти часов.

Нина поспешила поднести ей таз с резанной картошкой, которая тут же была вывалена в огромную кастрюлю.

- Перекур, девочки! - сказала Марья. - Второе у нас готово, суп скоро сварится, а со всем остальным управимся за полчаса. - Она сняла фартук и вышла из камбуза курить.

- Пусть она портит легкие, а мы пока поболтаем, - Вера села на лавку и позвала остальных: - Садитесь, в ногах правды нет. Нина, ты у нас человек новый, да еще с интересной биографией, поэтому будешь нас развлекать.

- Нет в моей биографии ничего интересного, - отозвалась Нина, - да и не хочется мне об этом вспоминать. Сделала глупость, когда уехала в Турцию, а потом от меня уже ничего не зависело. В самом начале еще можно было попросить родню, чтобы прислали деньги, и уехать, но не сделала из-за стыда, а позже уже не дали бы. В Турции была хоть видимость самостоятельности, а когда попала в Аравию, не стало и ее.

- И многим ты давала? - спросила Вера. - Не ломайся, интересно же!

- Я там никому не давала, сами брали. Вы, девочки, просто не понимаете, что такое Восток.

- Неужели там все так плохо? - участливо спросила Светлана.

- Кому как, - ответила Нина. - К своим женщинам относятся уважительно, а мы для них не люди. Восток - это свой мир, не хороший или плохой, а просто для нас совершенно чужой. У них своя жизнь, в которую не пустят неверных. Когда они сильно зависели от европейцев, и тогда было много ограничений, а сейчас вообще... В Турции или Египте это было не очень заметно, особенно на курортах, а в других странах не церемонились даже с мужчинами, что уже говорить о нас! Наши верующие четко разделяют жизнь и религию, а арабы живут своим исламом.