В последние годы он усовершенствовал свой стиль. Ничто его сейчас не интересовало, кроме украшения города своими автографами. ТМО. Пусть все знают, что он не сидит дома сложа руки. Краски, которые сегодня нес с собой, он своровал. Некоторые старые традиции были еще живы. Писака должен добывать свои краски воровством, а иначе он был бы ничтожеством. Хуже дерьма. Наш опытный писака был и искушенным воришкой. Но он не стал мерзавцем, одним из тех, чьим главным занятием была торговля наркотиками, жестокое издевательство над людьми и разрисовывание стен из краскопультов, чтобы пометить свою территорию надписями типа «Ты, приятель, входишь на землю ДИКУЮ И СМЕРТЕЛЬНО ОПАСНУЮ!» или «Здесь территория КЛАНА УБИЙЦ И ПСИХОВ!». Такими глупыми кличками они себя именовали. Если вы видели знак ЛМ21, нанесенный краскопультом на стену или в вагоне метро, причем самым примитивным способом, то это значит, что здесь поработали Люди Мачо с Двадцать первой улицы. Они призывают тебя остерегаться, приятель. Эта территория принадлежит им, треклятым мерзавцам! Если пренебрежешь предупреждением, накличешь на себя беду. И сбытчики тоже. Сбытчики метят своими именами территорию, где торгуют зельем. Не вздумайте продавать свое дерьмо на этом углу — он принадлежит Тако. Вот, видишь его имя, приятель? Совершенно не осталось места для порядочного писаки. Нет места — и все.

Но ночью...

Такой ночью, как сегодняшняя...

Ночью ты можешь чувствовать себя вполне свободно и легко.

Найди себе сравнительно чистую стену, обработай ее форсункой, заправленной красками двух цветов, в стиле точечных линий. Будь таким, какими были люди в старые добрые времена. Свободными и естественными. Глухая ночь, на улицах никого. Немного покури, немного выпей, присмотри себе место, разметь его, разукрась и подпишись ТМО.

Тиммо:

Стену он присмотрел вчера поздно вечером, проходя по улице. Совсем чистая, если не считать трех-четырех подписей в стиле точечных линий. И никаких бандитских меток. У него были припасены две украденные жестянки с красками, желтой и синей. При их смешении получался очень нравившийся ему зеленоватый цвет. В сумке, где была краска, лежали две самокрутки с марихуаной, бутерброд с ветчиной, который он купил в забегаловке на углу улиц Кальвер и Десятой, и банка кока-колы. Он плотно упаковался, приятель.

Пять минут спустя он был убит наповал, приятель.

Ее будильник имел переключатель на два положения. При установке в первое положение сразу же после срабатывания будильника зажигалась прикроватная лампочка, а при установке во второе положение зажигалась лампочка и одновременно включался вибратор, лежавший под ее подушкой.

Обычно она просыпалась, как только зажигалась лампочка, но вчера вечером решила не рисковать, и переключатель был установлен во второе положение. Зажегшаяся лампочка вместе с вибрирующей подушкой разбудили ее ровно через пять секунд. Она нажала на кнопку «Выключено», чтобы все эти сотрясения и мигания не разбудили Кареллу. Он пробормотал нечто нечленораздельное и за мгновение до того, как погас свет, откатился в тень.

Светодиодный дисплей часов показывал 3.01.

Когда час спустя она вышла на улицу и направилась к надземной станции метро, находившейся в четырех кварталах от ее дома, было еще темно. Ей вспомнилось, что этот район Риверхеда сравнительно безопасен. Она подумала, что отвыкла не только в одиночестве ходить по улицам, но и вообще быть в одиночестве, и улыбнулась. В этот ранний час она шла быстро, почти бежала, дорогу ей освещали огни лампочек, горевших в квартирах домов, мимо которых она шла. Люди просыпались. Люди готовились начать трудовой день. Я не одинока, думала она. По ночам она не выходила из дома с тех времен, когда училась в средней школе и гуляла в сопровождении Сальваторе Ди Наполи.

Ей казалось, что платформа будет безлюдной, но там уже стояли в ожидании поезда несколько мужчин и женщин. Некоторые из них были одеты так же, как советовали одеться ей, — в джинсы и туфли на резиновой подошве. Только у одной женщины из-под расстегнутого пальто виднелась синяя майка, похожая на ту, которую Тедди выдали вчера в клинике. Она надела ее сегодня. На груди майки крупными буквами было выведено ЗА СВОБОДНЫЙ ВЫБОР. Тедди расстегнула пальто так, чтобы была видна и ее майка, и приветливо улыбнулась незнакомке. Та ответила ей улыбкой. Обе они посмотрели на пути: не видно ли поезда. Пусто. Тедди предполагала, что дорога в деловую часть города займет около 45 минут. Большая часть пути проходила по эстакаде, и только в нижнем Риверхеде, на станции «Улица Грейди», поезд нырял в туннель. Ровно в пять часов она должна была быть в клинике.

В фильме «Вива, Запата!», который никогда не наскучивал Тедди несмотря на то, что она не воспринимала музыку, неотъемлемую его часть, была интересная сцена. Запата и его брат долго идут в столицу или куда-то еще. Марлон Брандо, молодой и красивый, и Энтони Квинн, тоже молодой и, как ей казалось, красивее Брандо. Они шли, а за ними следовала вразброд маленькая компания спутников. Оба они выглядели непреклонными, решительными, а крестьяне все выходили и выходили из-за холмов и присоединялись к ним.

Все крестьяне были одеты в белые штаны и рубашки, с огромными сомбреро на головах. Они словно ручейки вытекали из-за холмов, несли мачете и примыкали к маленькой компании. Вначале их было десять — двадцать человек, а в конце — десятитысячная армия. И все они были в одинаковых белых штанах и рубашках.

Так было и этим утром в метро.

Поезд мчался в темноте по эстакаде, и вагоны постепенно заполнялись людьми, ехавшими на работу, и людьми, одетыми в выданные им в клинике синие майки с надписью ЗА СВОБОДНЫЙ ВЫБОР на груди. Мужчины и женщины, все в одинаковых майках. Вместе с Тедди в вагон садилось очень немного таких людей, а когда они вышли из поезда на станции «Университетская улица», в Южном районе города, то выглядели, как настоящая армия в форме. Не такая, как у Запаты, заполняющая все пространство масса спутников в белых одеждах, спускающихся с холмов. Нет. Ничего грандиозного или впечатляющего. Впечатляющей процессия была только в глазах Тедди. Из павильона станции метро «Университетская улица» этим утром вышло чуть больше ста человек. Они вышли из полутьмы подземки на слабо освещенную улицу.

До восхода солнца оставался еще час, когда они собрались возле клиники в ожидании нападения самой фанатичной группировки общественного движения противников абортов.

Эта группировка людей, именовавших себя «спасителями», была основана реакционерами и возглавлялась двумя католическими священниками, которые в последние несколько лет больше сидели в тюрьмах, чем служили обедни. Вчера, на последней встрече, посвященной тренингу и ориентированию, ей объяснили их тактику. Когда Тедди присоединилась к толпе, она почувствовала, что полностью готова ко всему, что может в этот день случиться.

Оказалось, что она ошиблась.

— Был ли ваш сын знаком с человеком по имени Тимоти О'Лафлин? — спросил Паркер.

Так звали убитого писаку, которого полицейские нашли в три часа ночи. Приблизительно в то время, когда включился будильник Тедди. Сейчас было начало девятого. Каталина Херрера похоронила вчера своего сына и теперь собиралась засесть за пишущую машинку. На маленьком письменном столике, стоявшем на кухне возле окна, скопилась масса рукописей и корреспонденции. Нужно не мешкая приниматься за их перепечатку. Она стояла босоногая, в черной юбке и белой блузке, легкомысленно расстегнутой вверху на четыре пуговицы, так что была видна ее великолепная грудь, силуэт которой четко вырисовывался на фоне окна, слабо освещенного утренним солнцем. Казалось, что весна наконец-то начинает вступать в свои права. Пора садиться за работу.

Жизнь продолжается.

— Нет. Мне неизвестно это имья, — ответила она.

— Тиммо? — настаивал детектив. — Это имя вам что-нибудь говорит?