Конферансье неожиданно проворно соскочил со сцены, и сразу потускнел свет висевшей под потолком люстры. На фоне черного бархата занавеса возникли две белые фигуры. Оркестр заиграл незнакомую мелодию, и танцовщицы, с ног до головы замотанные в полосы бинтов, принялись в меру своего умения и понимания изображать египетский танец.
Зрители смотрели за ними, затаив дыхание. И немудрено! Никакой другой одежды, кроме намотанных в несколько слоев бинтов, на стройных девицах не было вовсе, в просветах ткани белела обнаженная кожа. Мне окончательно стало нехорошо.
К счастью, затем на сцену вышли исполнители степа, коих представили известными танцорами из Нового Света, но цвет их кожи объяснялся, скорее, ваксой, нежели естественной чернотой. Дальше выступал персидский глотатель огня, за ним — китайские акробаты, а следом — факир, укротитель змей.
Смуглый старик в цветастом индусском одеянии сел на тростниковую циновку, скрестил ноги и принялся тихонько наигрывать заунывную мелодию на флейте со странным утолщением посередине; в зале сразу наступила тишина. Обычный холщовый мешок перед укротителем вдруг зашевелился, и наружу высунулась змеиная голова. Никакого обмана — это была самая настоящая кобра. Она раскачивалась из стороны в сторону и грозно раздувала капюшон, позволяя разглядеть напоминавший очки узор.
Конферансье проявил к ней боязливое почтение и поднялся на сцену лишь после того, как старый факир завязал горловину мешка веревкой и принялся сворачивать циновку.
— Леди и джентльмены! Встречайте Невероятного Орландо! — закричал ведущий. — Он делает все, что делает Гарри Гудини, только не тратит время на пустую болтовню!
Послышался смех.
Я огляделся и с немалым удивлением отметил, что обращение «леди и джентльмены» преувеличением не являлось. Хватало среди публики и женщин. И вовсе не вышедших на ночную охоту жриц продажной любви, а приличных дам, коих сопровождали ничуть не менее приличные на вид кавалеры.
На сцену вышел мим. Его темный наряд растворялся в тенях, выбеленное лицо с нарисованными бровями казалось застывшей маской, а белые перчатки летали на фоне черного занавеса нервными птицами. На миг мне стало не по себе.
Неловко-ломаные движения мима завораживали; при всей своей эксцентричности он, казалось, не совершал ни одного лишнего жеста. Из белых перчаток вылетали голуби и чудесным образом возникали вещи, владельцы которых находились в другом конце зала, но никакой магии в этом не было, одна лишь ловкость рук. Мим даже сиятельным не являлся; я несколько раз ловил на себе взгляд его карих глаз.
Пока Орландо развлекал публику, доставая из карманов зрителей зажженные сигареты, игровые карты и цветы, его помощники выкатили на сцену приличных размеров бочку и принялись носить ведра, наполняя ее водой; слышался плеск, на сцену летели брызги. Когда они закончили, по сцене растеклась небольшая лужа воды.
— Леди и джентльмены! — объявил вдруг конферансье, привлекая к себе внимание зрителей. — Уверен, любоваться этими трюками вы готовы до самого утра, но сегодня, как и каждую пятницу, нас посетит Черная Лилия, поэтому время Орландо подошло к концу. И знаете… — ведущий прошелся по краю сцены, — гонорары наш бессловесный друг требует просто заоблачные, но сегодня платить не придется. Посудите сами, к чему деньги покойнику? Орландо, прошу!
Мим вернулся на сцену, и я с облегчением перевел дух. Мысль о том, что он подойдет и достанет из моего уха зажженную сигару, заставляла нервничать.
Когда Орландо встал рядом с ведущим, из-за кулис появились две ассистентки. Одна несла поднос с парой наручников и цепью, вторая — крышку от бочки. Конферансье попросил мима вытянуть перед собой руки и сковал его запястья стальными браслетами, затем проделал ту же процедуру с ногами и соединил кандалы короткой цепочкой, как поступают с наиболее опасными каторжанами.
— Никаких трюков, убедитесь сами! — провозгласил он после этого.
На сцену поднялось сразу несколько человек, и один из них, крупный мужчина средних лет с кривым носом, уверил собравшихся, что в ход пошли обычные полицейские наручники.
— Сто раз такие надевали, — с усмешкой добавил он.
— Легко ли от них избавиться? — вкрадчиво поинтересовался конферансье.
— Кому как, — многозначительно ответил бывалый зритель.
— Ну конечно! — рассмеялся конферансье. — Такому умельцу, как Невероятный Орландо, ничего не стоит избавиться от оков! Но хватит ли на это дыхания?
Ведущий тычком в грудь отправил мима в бочку, тот завалился в нее спиной, мелькнули туфли, выплеснулась на сцену вода. Конферансье водрузил сверху крышку и уселся на нее для надежности. Раздалась барабанная дробь, в руке артиста возникли карманные часы.
Зал замер в немом восторге, на меня накатил невероятный сплав чужих эмоций, щедро приправленный страхом. Несколько раз крышку явственно толкали изнутри, но конферансье и не подумал встать, продолжая смотреть на часы. И лишь когда нервы у всех натянулись до предела, вскочил и объявил:
— Пять минут истекли!
И тотчас смолк барабан. Крышка не шелохнулась.
А потом кто-то тронул меня за плечо. Я нервно отмахнулся и вдруг обнаружил, что каким-то невероятным образом оказался в центре всеобщего внимания. Обернулся — за мной стоял мим. С его будто бы приклеенной к волосам шапочки и промокшей насквозь одежды капала вода, но грим нисколько не потек.
— Невероятный Орландо! — во всю глотку гаркнул конферансье и опрокинул бочку, на сцену хлынула вода.
В зале засвистели, застучали ногами, захлопали, заголосили. Мим издевательски выверенным движением выудил у меня из-за уха пикового валета и помахал картой, требуя освободить проход. Я машинально отступил и, лишь когда Орландо подошел к сцене, почувствовал, как в очередной уже раз за сегодняшний день к лицу приливает кровь. Но теперь виной тому было не смущение, а злость. Нет, не злость даже — самая настоящая ярость. Губы обтянули оскаленные зубы, пальцы сами собой стиснулись в кулаки. Нестерпимо захотелось догнать наглеца, сбить с ног и хорошенько попрыгать на его мослах, а потом ухватить за грудки и пару раз приложить затылком об пол…
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, и поспешил затеряться среди зрителей, дабы не ловить больше на себе насмешливые взгляды соседей. Ноги сами привели к бару, там я без особой надежды спросил лимонада; индус с невозмутимым видом наполнил из пузатого кувшина бокал с толстым стеклянным дном и щедро сыпанул в напиток колотого льда.
Я расплатился, пригубил лимонад и одобрительно покивал.
— Отлично! — сообщил бармену. Индус остался невозмутим.
Неспешно попивая освежающий напиток, я отыскал свободное место у стены и прислонился к ней, ожидая возобновления представления. На сцене подсобные рабочие орудовали лентяйками, протирая вылитую из бочки воду. Вскоре они скрылись за кулисами, и на смену им пришли девицы из кордебалета. Вновь заиграл оркестр, я взглянул на часы и поморщился: было уже поздно. Но уходить не хотелось. Слишком много времени потерял, чтобы покинуть варьете, не дождавшись выступления звезды сегодняшнего вечера. Почему-то образ танцовщицы с афиши у входа накрепко засел в памяти и не отпускал, подобно китобойному гарпуну.
Решив подождать еще пять минут, я в пару глотков допил лимонад и поставил пустой стакан на поднос проходившей мимо разносчицы. Та игриво подмигнула, я сделал вид, будто не заметил. Под конец приятная кислинка напитка сменилась приторной сладостью, и вновь захотелось пить, но урок пошел впрок, выбрасывать деньги на ветер я не собирался. Жулики, кругом одни жулики.
Расстегнув верхнюю пуговицу сорочки, я в очередной раз взглянул на часы, и как раз в этот момент музыка смолкла, танцовщицы покинули сцену и к зрителям вновь вышел конферансье.
— А теперь то, ради чего вы все здесь собрались! — объявил он. — Выступление блистательной, обворожительной и таинственной Черной Лилии, жрицы самой Кали!
Заиграла тягучая мелодия, музыканты пытались подражать заклинателю змей, и у них это неплохо получалось. Солировала флейта. А потом из-за кулис на сцену выскользнула стройная девушка, с головы до ног укутанная полупрозрачными шелковыми накидками. Были видны лишь изгибы фигуры, босые ступни и кисти с тонкими пальцами, светлые глаза сиятельной и… немалых размеров удав, который возлежал на плечах танцовщицы и плавно водил из стороны в сторону головой и хвостом.
