— Ну вот, теперь как новенькая. — Джулиан смотрит на серое небо над решетками. — Ты сможешь идти?

Я киваю, хотя все еще чувствую слабость и у меня кружится голова.

Джулиан протягивает руку и сжимает мое плечо. Интересно, что он думает, когда прикасается ко мне? Чувствует он, как электрическая дрожь пробегает по моему телу? У него нет опыта общения с девушками, но его, кажется, это не смущает. Он переступил границу. Что он сделает, когда мы наконец выберемся отсюда? Конечно же, вернется к своей прежней жизни — к отцу, к АБД.

Может, он сдаст меня властям.

Мне становится дурно, я закрываю глаза и немного покачиваюсь.

— Ты уверена, что сможешь идти?

В голосе Джулиана столько нежности, что у меня сердце вот-вот разлетится на тысячу осколков. Это не входило в мои планы. Этого не должно было произойти.

Я вспоминаю о том, что сказала ему ночью.

«Ты и не должен ничего знать».

Жестокая, невыносимая и прекрасная правда.

— Джулиан… — Я открываю глаза, хотелось бы мне, чтобы мой голос звучал увереннее, — Мы разные. Мы по разные стороны. Ты же понимаешь это?

Взгляд Джулиана становится жестче, даже в полумраке я вижу, как блестят его глаза. Но когда он говорит, голос его звучит все так же спокойно и тихо.

— Я больше не знаю, на чьей я стороне, — говорит он и приближается еще на шаг.

— Джулиан… — Я с трудом произношу его имя.

И тогда я слышу это — приглушенный крик в одном из туннелей и тихий топот. Джулиан замирает на месте, и, когда мы смотрим друг другу в глаза, мы все понимаем без слов.

Это стервятники.

Ужас настигает меня, как внезапный удар в солнечное сплетение. Голоса доносятся именно из того туннеля, откуда мы пришли вчера вечером. Джулиан подхватывает рюкзак, я быстро втискиваю ноги в кроссовки, даже не надеваю носки и поднимаю с пола нож. Джулиан берет меня за руку и тащит за собой вперед, мимо деревянных ящиков к дальнему краю платформы. Мы всего в пятидесяти футах от ящиков, а уже почти ничего не видно, нас снова проглотила темнота. Она как пасть чудовища, но я стараюсь прогнать страх, потому что только темнота и способна укрыть нас от стервятников. Но меня преследует мысль о том, на что мы можем там наткнуться — на крадущиеся шаги, подвешенные к трубам тела.

В конце платформы начинается туннель, такой низкий, что мы с Джулианом вынуждены горбиться. Через десять футов мы натыкаемся на металлическую лестницу, она ведет в более просторный туннель с железнодорожными путями, но, к счастью, без текущей по стенам воды. Каждые несколько шагов Джулиан останавливается и прислушивается.

И вот оно, теперь точно ближе. Чей-то голос рычит:

— Сюда.

Звук этого голоса лишает меня дыхания. Альбинос. Я мысленно проклинаю себя за то, что убрала пистолет в рюкзак. Это так глупо, так глупо, но теперь в темноте и тем более на ходу нет времени его доставать. Я крепче сжимаю нож в руке, его тяжесть и твердая рукоятка придают мне уверенности. Я ослабла, у меня кружится голова, я голодная и вряд ли смогу серьезно постоять за себя. Мысленно я молюсь, чтобы стервятники потеряли нас в темноте.

— Сюда!

Голоса становятся все громче и громче. Гремят металлические ступеньки лестницы. От этого звука у меня кровь холодеет в жилах. А потом я вижу на стенах зигзаги света, желтые вспыхивающие щупальца. Ну конечно, у них фонари. Теперь понятно, почему они продвигаются так быстро. Стервятникам не надо думать о том, чтобы их увидели или услышали. Они — хищники.

Мы — дичь.

Спрятаться. Это наша единственная надежда. Нам надо спрятаться.

Справа от нас сводчатый проход, в нем темнота еще чернее. Я стискиваю руку Джулиана и тяну его туда, в проход справа, а через него в другой туннель. Этот туннель на фут ниже того, по которому мы шли, и по нему растянулись лужи с вонючей стоячей водой. Мы на ощупь пробираемся в темноте. Стены гладкие, спрятаться негде — никаких углублений, ниш или завалов из деревянных ящиков. Паника начинает набирать силу. Джулиан, должно быть, чувствует то же самое, потому что он теряет равновесие и соскальзывает ногой в узкую длинную лужу. Слышен громкий всплеск.

Мы замираем на месте.

Стервятники тоже. Ни звука шагов, ни голосов.

А потом свет прокрадывается в черный сводчатый проход и, как голодный зверь, «обнюхивает» землю. Мы с Джулианом не двигаемся с места. Он один раз сжимает мою руку и отпускает. Я слышу, как он снимает с плеча рюкзак, и понимаю, что он решил достать пистолет. Бежать дальше нет смысла. Вообще-то и драться тоже… Но так мы хотя бы заберем с собой пару стервятников.

У меня вдруг все плывет перед глазами, и я встряхиваюсь. Слезы щиплют глаза, я вытираю их тыльной стороной запястья.

В голове только одна мысль: «Не здесь, не так, не под землей, не с крысами».

Свет становится ярче — к первому лучу присоединился второй. Теперь стервятники двигаются тише, но я чувствую, что они специально тянут время, это доставляет им наслаждение. Так охотник, натянув тетиву лука, замирает, прежде чем пустить стрелу в цель. Последние секунды перед убийством. Я чувствую присутствие альбиноса. Здесь темно, я ничего не вижу, но знаю, что он улыбается. Я сжимаю в потной руке нож, рядом тяжело дышит Джулиан.

«Только не так. Только не так».

В моем сознании проносятся обрывки ощущений и воспоминаний: пьянящий запах летней жимолости; гудение пчел; ветки деревьев склонились под тяжестью снега; Хана бежит впереди меня, она смеется, ее светлые волосы раскачиваются за спиной.

Странно, но в эту самую секунду, когда я уже не сомневаюсь в том, что умру, меня сражает мысль: больше в моей жизни не будет ни одного поцелуя. Делирия, боль, все беды, которые мы из-за нее перенесли, все, за что мы сражались, все забирает прилив, и больше для меня этого не существует.

И когда лучи фонариков превращаются в яркий и слепящий свет фар, а тени за ними приобретают очертания реальных людей, меня захлестывает волна неудержимой ярости. Меня ослепляют плавающие в темноте яркие цветные вспышки. Я прыгаю вперед и, ничего не видя перед собой, размахиваю ножом. Крики, вопли, рев бьют в грудь и вибрируют на зубах, как металлическое лезвие.

Вокруг меня горячие тела и тяжелое дыхание. Чей-то локоть бьет меня в грудь, мощная рука обхватывает, сжимает и не дает дышать. В рот забиваются грязные сальные волосы, бок пронзает острая боль. Вонючее дыхание на лице, чьи-то гортанные крики. Я не могу понять, сколько здесь стервятников. Три? Четыре? И не знаю, где Джулиан. Я, не глядя, наношу удары, я борюсь за каждый глоток воздуха. Я в плотном кольце человеческих тел, и бежать некуда. Я колю, режу, полосую ножом человеческую плоть, а потом мне выворачивают руку, я кричу, и у меня отбирают нож.

Огромная рука нащупывает и крепко сжимает мое горло. Объем воздуха в моих легких сжимается до размеров булавочной головки. Я пытаюсь хватать ртом воздух, но у меня ничего не получается. Высоко надо мной плывет в темноте крохотный пузырек света или воздуха. Я тянусь к нему, пытаюсь вырваться из засасывающего меня мрака, но мои легкие забиты илом, и я иду ко дну.

Я тону. Я умираю.

Я слышу тихую частую-частую дробь, наверное, опять начался дождь. А потом вокруг меня снова вспыхивают огни, они кружат, двигаются, танцуют, как живые. Огонь.

Внезапно железная хватка на моем горле ослабевает. Воздух вливается меня, словно холодная вода. Я жадно ловлю его ртом и чуть не захлебываюсь. Потом я становлюсь на карачки, и в какой-то момент мне кажется, что все это только сон. Я стою в реке из меха, из потока маленьких тел.

А потом у меня в голове проясняется, и я понимаю, что туннель полон крыс. Их сотни, крысы бегут, перескакивают друг через друга, врезаются мне в руки, тыкаются носом в колени. Два выстрела эхом разносятся по туннелю. Кто-то кричит от боли. Надо мной силуэты каких- то людей схватились со стервятниками. У этих людей в руках огромные факелы. Пламя пахнет грязным маслом. Люди орудуют своими факелами, как фермеры косой. Дальше только отдельные картинки: Джулиан согнулся под углом девяносто градусов и держится рукой за стену; стервятница с искаженным лицом кричит что-то, ее волосы вспыхивают от одного из факелов.