— Прости… — Не вижу, но чувствую, как покраснел. — Прошу, прости меня! — Ее лицо тут же исказилось. Она дотронулась до распухших от ласки губ рукой, и впилась в меня упрекающим взглядом. Этого я и боялся… И не сбежать!

— Прости? Ты говоришь мне — прости? — Шепчет дрожащим голосом, и на веках проступают слезинки. — Болван! Ты болван, Дима! Я же Люблю тебя… А ты, целуя, говоришь прости?!

Любит?! Калеку любит?! Что за чушь…

— Злата! О чем ты говоришь? Я ведь хотел… Я хотел вернуться другим человеком! Видишь?! — Выудил дрожащей рукой свёрток из кармана — Здесь я хранил твой подарок! Каждый день смотрел на него, и жил ради нашей встречи! Так правда было! Но… Я ходить не могу, понимаешь?! Как я теперь…

— Дурак! — Всхлипывает, и дотрагивается до моих рук. — Какой ты глупый, Дима… Чертов эгоист! Я ведь ждала тебя не меньше! Боялась, каждый день боялась, что весточка придет печальная… Вот что страшно! Я боялась, что ты вовсе не вернёшься! А ты — вернулся! И я все эти ночи Господа благодарила за твою жизнь! И ты считаешь… И ты считаешь, что мне важно, важно, что ты не ходишь?! Глупый…. Глупый Дима…

Сердце колотится, как бешеное. Злата всхлипывает. И я таким дерьмом себя чувствую!

— Прости… — А она не слышит. Встала, и яблоко упало в сугроб. И больше всего на свете я хотел сейчас сгрести ее в охапку, и держать рядом, держать так близко, чтобы слышала моё сердцебиение! Не могу… Каждая клеточка тела к ней стремится! Не могу… Поддаюсь вперед, машинально… Не могу!!! Рвусь, рыча про себя, и… Чувствую. Боль чувствую! Стрелы жжения пробежали от бедра до щиколотки.

— Ааай… — Взвизгнул от неожиданности, и Злата обернулась, уставилась на меня, округленными глазищами

— Что?! Что случилось?!

— Ноги… У меня болят ноги!!!

Это был канун рождества… И сегодня я снова вспомнил, что в это время случаются чудеса…

— Милый, пора… — Нежно шепнула на ушко любимая, щекоча золотыми прядями скулы. Ещё не проснувшись, обернулся, и лениво поморщился, встретившись с рассветными лучами солнца. Сразу уловил такой родной запах ее кожи… Улыбнулся, и губы накрыл мягкий, ласкающий поцелуй… Дыхание отняло! Четыре года, как в браке, а у меня от каждого её прикосновения отнимает дыхание… Мурашки бегут по коже… И я не представляю, не хочу даже представлять, как бы без этого обходился. Да никак! Она — моя жизнь, с момента первой встречи. Она была моей силой, когда после войны, шаг за шагом, переступая боль, я по новой учился ходить. Она была несбыточной мечтой, которую удалось сделать явью. И ценить я буду ее соответственно. Попала в мои руки однажды… И я всегда буду бояться, что она исчезнет. Исчезнет от того, что подует сильный ветер. Что улыбку с её лица сотрёт печаль. Буду бояться так сильно, что никогда не позволю этому случиться…

Нежная, ласковая, открытая и светлая… Она пахнет мандаринами и корицей. Пахнет Рождеством… Нет, скорее, рождественским чудом… Прижал любимую ближе в жадных объятиях. Уткнулся носом в волосы.

— Люблю тебя… Люблю, моя лебёдка. — Этот томный, глубокий взгляд, проникающий до самой глубины души. Наш поцелуй становится одержимым… Наше дыхание сплетается.

— Дима… — Томно шепчет Злата, поглаживая щёку. — Нас ждут.

Лениво улыбнулся, закатив глаза с доликой разочарования. Но, она права. Нас ждут… Сунул руку в шухляду прикроватной тумбочки, и достал потертого, золотавого лебедя с надколотым крылом. Сжал его в ладони, и мы с моим нежным ангелом встретились взглядами. Она положила руку поверх моей. Погладила костяшки. И достала из-за спины лебёдку. С тех пор, как я вернулся с Кавказа, прошло пять лет. И больше ни парным новогодним игрушкам, ни нам, не приходилось расставаться. С тех пор мы всегда были вместе… И всегда будем.

*************

Неторопливо спустились вниз. Да, свои последствия ранение имело. Но я не жаловался, могло быть много хуже. Должно было быть много хуже… Невозможность ходить — вот что мне все пророчили! И, коли я сейчас передвигаюсь сам, то случаются чудеса! Мне, как никому другому, известно это. Злата взяла меня под руку, между делом упрощая ход. Приобнял ее в ответ за плечо.

Внизу на столе любимая кухарка расставляет ароматное шоколадное печенье, только только с печи. И душистый травяной чай разливает по чашкам. Около нее нетерпеливо щеголяет Наше маленькое счастье…

— Тетя! Ну дай печенюшку! — Взбалмошная девчонка звонко щебечет под руку Тамиле Петровне, а та в свою очередь томно закатывала глаза и громко цмокала, отставляя блюдо со сладостями подальше от края, к которому дочка могла дотянуться. — Вредная! Вредная тетя!

Недовольно приговаривала малышка, теребя свежий фартук неловко мызгающей по полу кухарки. Затем вздымила губки и вздернула носик, пока не нашла огорченным взглядом меня с женой.

— Папенька! Маменька! Чего она не делится? — Рванула к нам, и с разбегу уткнулась мордахой в шелковый подол юбки лебедки. Любимая присела и нежно обняла девчушку за плечи, как обычно лучезарно улыбаясь.

— Милая, мы тысячу раз просили слушаться Тамилу Сергеевну и Надежду Павловну. Эти славные старушки… — Подняла игривый взгляд на явно разочарованную ее характеристикой женщину, и потрепала дочку за щёку. — Желают тебе только добра… В свое время они даже папеньку твоего выдерживали! Значит, сил и терпимости им не занимать.

Сегодня у супруги было явно веселое настроение. И я поддержал его удовлетворенным смешком.

— Давайте уже пить чай, и нарядим, наконец, нашу ёлку… — Посреди гостиной уже красовалась пушистая ель, до самого потолка. А около нее большие ящики, набитые до верху самыми разнообразными игрушками. Но самые важные… Самые ценные… Всегда были при себе. У нее — лебедь. У меня — лебедка…

Наевшись до отвала свежеиспечёнными лакомствами, мы принялись одевать украшения на иголки, одно за другим. Малышка иногда заскакивала ко мне на колени, чтобы дотянуться до недосягаемых ее росту веток. Злата опасливо поглядывала на меня, думая, что нагрузка на ноги доставляет дискомфорт. Она всегда такая…. Переживает за меня по каждому пустяку. Успокаиваю любимую, одаривая радостным взглядом — "Все хорошо… У меня все хорошо…".

За окнами посыпался снег. Мороз судя по всему суровый. За четверть часа домело до нескольких сантиметров. Потихоньку поглядывая на заснеженную террасу, вспомнил детство. Вспомнил первую встречу со Златой, вспомнил Андрея Николаевича.

— Милый… — Лебедка бережно опустила ладонь на мое плечо. — Все в порядке?

— Папа наверное тоже скучает по дедуле. Ему сегодня наверняка холодно… — Пролепетала с грустью дочурка, облокотившись об подоконник.

— С дедулей все хорошо… — Печально улыбнулась Злата, утирая со стекла морозную белизну. — Он уже год как с бабулей. По воле судьбы они расстались слишком рано… И теперь, наконец, воссоединились.

Мой покровитель умер год назад. От воспаления лёгких. Болезнь унесла его жизнь. И, как утверждает любимая, вознесла душу к небу. После его смерти я много слышал о его покойной жене. Она и правда была простолюдинкой. Не просто простолюдинкой, а крепостной… И он, несмотря на все устои общества, взял ее не любовницей, а женой. В свое время молва плела напрасные интриги за их спинами, однако… Глядя на Злату, становится очевидным, любовь не выбирает по статусам. И смыслит в этом явно больше нас…

**************

Прогулка по прилегающему периметру была как никогда в радость. Под мягким лунным свечением игра снежных искр радовала глаз. Тепло ее ладони грело сердце. А весёлый лепет нашего ребенка окунал в атмосферу безграничного счастья. Пройтись перед праздничным ужином. Соберутся за столом все близкие люди. Жаль бедро опять разболелось… И моё неловкое ковыляние не укрылось от небесных глаз.

— Дима, ты в порядке?

— Лебедка, все хорошо… Обнял и прижал к себе. Вдохнул запах волос.

— Если бы не этот… — С нотой несвойственной ей злости проговорила она, вспоминая Владимира. — Хорошо, что ему воздалось за грехи!