Несмотря на рану, доставлявшую сильную боль, Рикардо очень внимательно слушал Уильяма Бенна. Он еще не пришел в себя окончательно. Ощущение было такое, будто его только что разбудили и он спросонья мало что понимает. Будто сквозь туман, воспринял объяснение Бенна, почему им с гигантом негром нельзя подходить ближе — следы их ног могут обнаружить, и тогда многие узнают или догадаются, что со вселяющим ужас Чарльзом Перкинсом разбирался не один человек. Рикардо это понял, но до него так и не дошло, почему друзья, находясь совсем рядом, не могут подойти и помочь ему, когда он в них так нуждается!

А они вдруг исчезли. Рикардо очень хотелось позвать их на помощь, и только врожденная гордость помешала ему это сделать.

Он подошел взглянуть на лицо поверженного врага. Как ни странно, оно не было смертельно бледным. Рикардо знал, что лицо у трупа сильно желтеет, становится восковым, однако у Перкинса оно оставалось таким же, как при жизни, и даже казалось, будто он продолжает издевательски ухмыляться.

Жуткий оскал заставил юношу прикрыть глаза рукой, и он снова занервничал, но теперь уже совсем по другой причине — испугался: а вдруг и сам умрет в этом безлюдном месте? Пожалуй, ему стоит поторопиться, но сначала конечно же сделать перевязку.

Рикардо снял плащ, затем рубашку, разрезал ее ножом на полосы, но когда туго обвязал ими голову, вдруг почувствовал, будто волна белого пламени: начала пожирать его воспаленный мозг. Кроме того, появилось головокружение, тошнота и такая сильная жажда, что Рикардо встал на колени и пригоршнями напился из небольшой лужицы, которую нашел на краю поляны.

Когда он поднялся, боль заметно уменьшилась, ему даже показалось, что кровотечение почти прекратилось.

И вдруг в голову пришла мысль, которая вновь вызвала раздражение. Ведь они могли ему помочь, но почему-то не захотели! Им же это ровным счетом ничего бы не стоило! Конечно, их цель — семь миллионов, а из него просто сделали ишака, на долю которого приходится весь труд и вся боль!

Но одновременно, по мере того как усиливалось головокружение, Рикардо овладевала другая мысль — надо поскорее, даже спотыкаясь и падая, преодолеть все эти преграды, чтобы снова оказаться около своих, под успокаивающей мудростью Уильяма Бенна.

Он отвязал лошадь, намереваясь подвести ее к месту, где лежало мертвое тело. Однако обычно послушное животное ни за что не желало подходить к трупу. Лошадь мотала головой, испуганно всхрапывала, упиралась всеми четырьмя ногами и яростно дергалась назад. Рикардо даже испугался, что она может вырваться и убежать.

Этот страх сделал его еще слабее — ведь тогда ему придется проделать весь путь до Бэк-Крика на дрожащих, отказывающихся слушаться ногах. Рано или поздно он наверняка потеряет сознание, и тогда…

Больше Рикардо не: колебался, — как мог, успокоил лошадь, с трудом сел в седло и двинулся в обратный путь.

Лошадь явно хотела скакать во весь опор. Рикардо изо всех оставшихся у него сил дергал и натягивал поводья, однако она, будто ее подгоняли, неслась и неслась вперед.

Тогда юноша сказал сам себе: «Животное почувствовало запах смерти. Вот откуда этот панический страх. Конечно же!» И почему-то эти не произнесенные вслух слова неожиданно придали ему новые силы.

Да, ему пришлось перенести немало. При этом удар пули был не так силен, как эмоциональная встряска от всей этой поездки в Бэк-Крик и смертельной схватки с Чарльзом Перкинсом.

Добравшись в конце концов до отеля в этом кошмарном городишке, он с трудом спешился. Лошадь, мотнув головой, трусцой отбежала в сторону. Пошатываясь, Рикардо поднялся по ступенькам. Но ни один из тех, кто сидел на веранде, и не подумал прийти ему на помощь. Никто даже не посмотрел в его сторону. Можно было подумать, что смотреть на человека, так глупо давшего себя ранить, просто ниже их достоинства. Он прошел мимо них в холл, к стойке, за которой на сей раз сидел мужчина, а за ним стояла уже знакомая женщина со зверским выражением лица.

— Там в лесу за городом есть одно местечко, — сказал им Рикардо. — Надо свернуть на тропу и добраться до развилки, затем двинуться налево, дойти до места, где деревья стоят как яблони в саду… Знаете это место?

— Да, знаю, — ответила женщина. — Там поляна…

— На этой поляне лежит Чарльз Перкинс. Мертвый.

— Мертвый? И кто же, интересно, его убил? — с вызовом полюбопытствовала женщина.

Рикардо не хотел врать, но его готовили так тщательно, что ответ вылетел из него почти автоматически:

— Я! Его пуля всего лишь задела мою голову, хотя и сбила с ног. — Он лепетал совсем как ребенок. Стоял, держась обеими руками за край стойки, и морщил лоб, стараясь точно вспомнить, как именно Уильям Бенн учил его излагать эту версию.

— И твоя пуля… поразила его в самое сердце? — уточнила женщина со странной серьезностью в голосе.

В холле уже появились и другие люди; они неторопливо стекались сюда с веранды, бесцельно бродя туда-сюда, делая вид, будто их ничто не интересует.

— Нет, сначала я прострелил ему ногу, — пояснил Рикардо. — Когда пришел в себя, сначала ничего толком не мог рассмотреть. Даже подумал, что он исчез. Но потом увидел, что он ползет ко мне с револьвером в руке. Тогда я выстрелил ему в лицо. Он даже не вскрикнул. Просто дернулся и опрокинулся на спину. Умер. Я хотел привезти его тело сюда, но моя лошадь вдруг заупрямилась, а я сам начал терять сознание… Вообще-то похоже, я сейчас вот-вот грохнусь на пол… Вы можете позвать доктора?

Лицо женщины вдруг стало расплываться перед его глазами. Потом появились какие-то другие лица, чьи-то руки его больно схватили… казалось, будто ему кричат откуда-то издалека… Затем Рикардо куда-то понесли. Последнее, что он услышал, — были слова: «Бедный мальчик!» «А вообще-то я не очень стар», — сказал он сам себе и провалился в небытие.

В сознание Рикардо пришел от боли — казалось, его рану прижигают раскаленным железом. Открыв глаза, он увидел нависшее над ним незнакомое напряженное лицо.

— Скоро будешь как новенький доллар, красавчик ты мой! — произнес доктор. — Эй, только не брыкайся!..

Юноша вдруг вспомнил, что он больше не маленький мальчик в семье Антонио Переса, а взрослый мужчина, которого зовут Рикардо Манкос, и тут же перестал дергаться. Оказалось, ему зашивают уже промытую, продезинфицированную рану.

— Почему ты не кричишь от боли? — удивился спустя некоторое время доктор.

Рикардо бросил на него полный внутреннего мучения взгляд:

— Зачем? Это же пустяки.

Он и на самом деле думал то, что сказал. Физическая боль казалась ерундой по сравнению с тем нервным напряжением, которое ему пришлось пережить. И вдруг к нему стали возвращаться силы.

А доктор между тем ворча продолжал свое дело. Закончив зашивать рану, он перевязал ее так тщательно и аккуратно, будто это было важнее всего остального. Затем, сделав шаг назад, потер руки, с явным удовольствием осмотрел плоды своего труда и сказал:

— Да, кое-что я все-таки еще умею!

Тут Рикардо впервые заметил, что этот человек одет как самый обычный ковбой-работяга и что у него уродливое, жестокое лицо.

— Вряд ли этот шрам будет доставлять тебе особые неудобства, — продолжал он. — К тому же его совсем не будет видно. Волосы скроют. Тебе здорово повезло, парень!

— Мне повезло с вами, — возразил Рикардо, глядя на доктора широко открытыми глазами.

— Ты хороший, добрый мальчик. Добрее я еще никогда не видел, — улыбнулся тот, растаяв от комплимента.

— Там в моем плаще должен быть бумажник, — вспомнил Рикардо. — Найдите его и возьмите себе столько, сколько нужно.

— Сейчас достану, — вмешался Лу, торопливо направляясь к висевшему на стуле плащу.

Доктор поймал его за плечо и оттолкнул в сторону:

— Ты, жалкий обрубок, получеловек! Кажется, он меня попросил разобраться с этим!

— Оставь его в покое, Лу! — воскликнул Рикардо.