– Еще одна! – Берроуз устремился вперед с загоревшимися глазами и поднял с земли другую монету. Трехпенсовик с щербатым краем.

И тогда, повинуясь охотничьему азарту, Джек с лейтенантом, уткнувшись взглядами в землю, принялись прочесывать каждую пядь на предмет новых находок. И те не заставили ждать: сначала они обнаружили брошенную в подлеске лопату, после – участок свежевскопанной земли, орошенный... нет, не росой – пригоршней медных полупенсовиков.

– Полагаю, кто-то проявил небрежность, закапывая украденное на поле, – хмыкнул Берроуз, подхватывая черенок лопаты. – Наверное, торопился или действовал в темноте... – Он вонзил штык в рыхлую землю и взялся копать. – Сейчас посмотрим, что там припрятано. Забавно, однако!

Джек, наблюдая за его спорой работой с пристальным интересом, радостным не казался: проявленная вором небрежность казалась через чур нарочитой, неправильной. Здесь явно было что-то не так…

И отголоском его собственных мыслей прозвучал вскрик Берроуза… Пронзительный, страшный, такой, что птицы в лесу загалдели тревожными голосами. У Джека мороз пробежался по коже, а Берроуз, и без того бледный от недосыпа и пьянства, сделался вовсе прозрачным. Только большие глаза и глядели с перепуганного лица темными безднами.

– Там, – выдохнул он заиндевевшими вдруг губами, указывая себе под ноги.

Джек, приблизившись к краю ямы, заглянул внутрь.

Что-то мертвенно-белое лежало в земле. Кость животного или…

– Рука... – клацнул зубами Берроуз. – Это женская рука, Джек. Скажи, что я ошибаюсь? – Лопата вывалилась из его рук, и сам он, по-прежнему бледный, отдаленно и сам похожий на труп, выскочил из вырытой ямы.

Мысленно Джек уже догадался, кому именно принадлежала обнаруженная конечность, но все-таки, пересилив себя, спрыгнул в яму и смахнул землю с присыпанной ею женской руки. Та явно принадлежала молодой девушке, привычной к тяжелой работы… И Джек, прокопав пальцами землю вдоль предплечья погибшей, отпрянул, коснувшись холодного, словно лёд, подбородка.

– Это она, исчезнувшая святоша? – осведомился Берроуз, наблюдая за Джеком с приличного расстояния.

Джек кивнул.

– Надо констеблю Льюису сообщить. Вы останетесь здесь, пока я схожу за ним в город? Пожалуй, не стоит оставлять это место совсем без присмотра...

Берроуз выглядел так, словно у него колики в животе.

– Не уверен, что хочу оставаться здесь в одиночестве, – произнес он дрогнувшим голосом. – К тому же вряд ли в таком состоянии бедняжке понадобится компания, разве нет?

Джеку потребовалось немалых усилий уговорить его все же остаться рядом с холодной, как мрамор, Сюзанной Андерсен... И, когда воротился с констеблем Льюисом и парой его подручных, застал Берроуза спящим под кустом можжевельника с безмятежностью истинного младенца. Даже земляные работы, предпринятые служителями закона по выкапыванию мертвой девушки, не сразу пробудили экс-лейтенанта от его богатырского сна. Правда, когда её труп уложили в брезент, и констебль Льюис заговорил об испачканной в земле стОле, Берроуз, уже какое-то время бодрствовавший, кинул вдруг: «Мне точно не помешает напиться». И зашагал в сторону Хартберна…

Джек бы мог кое-что рассказать по этому делу, высказать предположения, возникшие в голове, но констебль не дал ему даже слова сказать, заявив, что «ребенку» не место в полицейском расследовании. А ведь рассыпанные монеты, словно хлебные крошки, казалось, нарочно вели к могиле Сюзанны Андерсен, и об этом ему мог рассказать только Джек и Берроуз, но второй явно не в счет. К тому же, вышитая серебром стОла, обнаруженная на теле умершей, и рана на её голове, нанесенная камнем, лежавшим здесь же, в ногах, говорили о многом. Но недалекий констебль, Джек ясно видел, не обратил на это внимания. И отосланный вслед за Берроузом, он ощущал себя бесполезным, разочарованным и сердитым одновременно…

А Берроуз, которого он вскоре нагнал, еще возьми и скажи на полном серьезе:

– Воистину некоторые словно нарочно притягивают всевозможные беды, ты не задумывался об этом? – И так как вопрос был риторическим, сразу же продолжал: – Рядом с ними постоянно случается что-то плохое! Сам посуди, стоило малышке Аманде поселиться в окрестностях Харберна, как в городке мало того, что произошла кража, так еще окочурилась эта девица… – Он, должно быть, припомнил умершую, так как его передернуло. – Может, и к лучшему, что мы с ней не вместе, как думаешь? После нашего прошлого раза я был сослан из Лондона на корабль, лишившись всякой надежды на продвижение и достойное будущее. Да и мало ли что сделал с ней Мейбери… – он прищурил глаза, многозначительно глядя на Джека. – Тот, заметь, на ней помешался. Тоже, может быть, неспроста? Может, есть в ней что-то такое… ядовитое, знаешь ли, роковое. Пробуждающее в мужчинах самое низменное, плохое… Говорят, есть черные вдовы, и Аманда, быть может, как раз из таких. Её только в кунсткамере выставлять с табличкой «Близко не подходить! Опасно для жизни».

Берроуз хохотнул над собственной шуткой, развеселившись вдруг.

И Джек, сжав кулаки, произнес:

– Полагаю, вы не совсем справедливы к мисс Блэкни. Она вряд ли желала извращенной страсти кузена, да и с погибшей связана не была…

Берроуз остановился и поглядел прямо на Джека.

– Защищаешь ее? – искренне удивился. – С чего бы вдруг? И откуда узнал про кузена? – дошла до него запоздалая мысль. В глазах вспыхнуло подозрение, поза сделалась напряженной.

И Джек, слишком взвинченный, чтобы сдержаться, высказал наболевшее:

– Мисс Блэкни не заслужила, чтобы такой… мерзавец, как вы, порочил ее доброе имя, – вскинул он подбородок. – Я запрещаю вам даже заикаться о ней, особенно в столь оскорбительном тоне.

Но физиономия Берроуза вдруг расплылась в улыбке, такой насмешливо-оскорбительной, что у парня потемнело в глазах.

– Кто ты такой? – спросил он. – Её личный паж, мальчик на побегушках. – Джек молчал, сцепив зубы, и тот процедил: – Как смеешь ты, безродный слизняк, затыкать рот джентльмену?! Да я тебя…

Джек, оборвав его, произнес:

– Я тот самый «нищеброд из трущоб», который спас от безумца вашу возлюбленную, Берроуз. Сделал то, что не сделали вы, буду слишком заняты выпивкой в пабе. Я видел тогда вас в компании ваших друзей, упившимся вдрызг. Вам ли теперь выставляться героем?

Пораженный и злой, Берроуз прожигал Джека взглядом.

– Так ты тот мальчишка… – его губы скривились, – тот… босяк… Вот ведь пассаж, право слово: малышка Аманда обзавелась тайным поклонником, – язвительно кинул он, взмахивая руками. И хохотнул: – У нее всегда была склонность к недостойным мужчинам. Но ты…

Джек точно не помнил, как это вышло: словно в тумане, он подался вперед, и рука, вскинувшись, кулаком впечаталась в скулу бывшего лейтенанта.

Берроуза развернуло, он, вскрикнув, схватился за скулу... прищурил серые, словно отблеск металлической гильзы глаза.

– Щенок… я тебя… – выплюнул он перекошенным ртом, сплюнув кровью. – Я тебя…

У Джека шумело в ушах, он различал только губы противника, складывавшиеся в слова, но не слышал ни звука.

– Вы не достойны мисс Блэкни, – глухим голосом просипел он. – И я даже рад, что кузен помешал вашему бегству. Вы бы сделали ее очень несчастной…

И звуки вернулись, накрыв его с головой.

– Что ты вообще понимаешь в достоинстве, мелкий крысёныш? И в счастье, – ударило по ушам. – Женщинам нравится военная форма… Я по любому ее очарую. Опять.

– Вряд ли получится, – сказал Джек, – вас уволили с военной службы. И мисс Блэкни узнает об этом, если только вы не покинете Хартберн по собственной воле…

Удар угодил точно в цель, и экс-лейтенант спал с лица, вскинувшись.

– Ты копался в моих вещах, грязный мерзавец?! Хотел деньгами моими поживиться?

– А они у вас есть? – язвительно кинул Джек. – Сомневаюсь. Вы хотели поправить дела с помощью брака, не так ли? Но, увы, опоздали: богатый жених предпочтительней нищего бывшего лейтенанта. Сомневаюсь, что вам что-то светит!