И стал на два тона темнее, когда Мара его поцеловала... Просто чмокнула в губы – казалось бы, ничего нового, между ними это был решенный вопрос – однако привычка не приходила. Он каждый раз полагал, что чем-то обманывает ее...

– Так будет лучше. – Мара опять погладила его по щеке и стало серьезнее вдруг, задумчивее. Взяла его за руку и повлекла в сторону дома... Сказала вдруг через время: – Мама задумала что-то, сердится на меня. Уж коли хотим уходить, пора это делать, как можно скорее! – И, как бы продолжая давно начатый спор, в запальчивости потянула его за рукав форменного платья: – Ты сам разве не видишь, все это не для тебя? Ты лучшего достоин. Не просто получать тумаки от подвыпивших клерков – расследовать настоящие преступления.

– Любой инспектор был когда-то констеблем, – возразил девушке Джек, правда, без жара.

И сам давно в это не верил...

Исполнившаяся мечта оказалась обманом. Не тем, о чем он мечтал...

– Ах, Джек, – Мара схватила его за руки, – пожалуйста, не противься: уедем, как и хотели, – взмолилась она горячее обычного. – Нас все равно ничто здесь не держит: ни город этот проклятый, ни люди, его заселяющие, – ничто, кроме формы твоей...

– … И отсутствия денег, – закончил за нее Джек. – Ты знаешь, билет будет не дешев. Мы много раз о том говорили...

– Деньги можно найти... – сказала Мара, и руки ее упали вдоль тела. – Я только боюсь, что ты вдруг отступишься. Не захочешь все бросить! Уехать со мною.

И Джек, полный самых противоречивых эмоций, ощущая тоску размером с Лондонский мост, произнес, как обычно:

– Мне некуда отступать. Как сказал, так и сделаю! Когда ты хочешь уехать?

– Хоть прямо сейчас, – воскликнула Мара. – Хоть в эту минуту! – Прильнула к его груди, и Джек испугался, что враз замолчавшее сердце расскажет ей больше неискренних слов. В которые он и сам хотел бы поверить!

Джек проснулся задолго до дежурства и сразу же взялся за дело: принялся переписывать бумаги мистера Баррета. Он делал это по собственному желанию, в благодарность за предоставленную квартиру, за которую тот, несмотря ни на что, не брал с Джека ни пенни.

И он, ощущая неловкость за эту явную благотворительность, продолжал помогать ему перепиской.

Некий Оливер Кейбот был обвинен в убийстве по неосторожности: используя метод доктора Сеира по исправлению сколиоза, довел жену до физического истощения и смерти. Он утверждал, что обильный вес давил на кости бедняжки, а заставить ее похудеть другим способом у него никак не выходило.

Джек хмыкнул, поставив последнюю точку, – люди не переставали его удивлять. Удивительные существа!

Однако пора было поторапливаться: снести переписанное мистеру Баррету да отправляться в участок. Может, и с миссис Чендлер удастся свидеться: она, вместе с матерью и детьми, должна была прибыть еще прошлым днем. Давно оговоренная помолвка должна была состояться, и Джек был рад за обоих... Хоть кто-то сумел отстоять свои чувства, пусть это и было не просто, он знал то не понаслышке. Мистер Баррет обмолвился как-то, что миссис Баррет, его дорогая матушка, никак не хотела и слышать о провинциальной вдове с целым выводком разномастных детишек. Любовь казалась ей вздором, влечение сердца – обманом, а собственный сын – глупым ребенком, поверившим и в то, и в другое из самых нелепейших побуждений.

Жалости.

– Ах, что у нас происходит, что происходит! – всплеснула руками впустившая Джека горничная. Ее веснушчатое лицо выражало крайнюю степень восторга и удивления, Джек подумал, что связано то с гостями и улыбнулся.

– Я слышал, у вас нынче гости.

– Ах, если бы только это, – не в силах сдержаться затараторила та, – издохла собачка старой карги. – И театрально зажала рукою рот. – Миссис Паттесон, то есть, – исправилась она живо. – Вот так взяла и издохла около получаса назад. Мы как раз снесли ей еды и завтраком занимались, когда закричал кто-то в доме... Страшно так, как при убийстве. Все всполошились, бросились узнавать, что случилось. И вот, лежит эта вредная шавка (под стать хозяйке, если подумать) около миски совсем бездыханной. Ой, что тогда началось, что началось! Вызвали миссис Грейди и давай узнавать, чем она пса накормила, а та, страшно перепугавшись, и слова молвить не может. Мычит только да глазами вращает... Кликнули Минни, девчонку-посудомойку, та и сказала, что мясо у уличного разносчика покупали. Она сама его в дом зазвала, услышав, как он клиентов на улице зазывает...

– Так что с ней случилось, с собачкой-то этой? – осведомился Джек не без тревоги. – Неужто злой умысел?

– Бог его знает, – пожала плечами девчонка. – Неужто кто-то стал бы делать такое? Мясо небось несвежее было али еще что. Миссис Грейди слезы горючие льет, клянется, что мясо было самым обычным. Плохого она и сама не взяла бы! Но старая леди ей не поверила... Ругалась страшными словами. Грозилась выкинуть ее вон...  – И закончила своей привычной присказкой: – Ах, что происходит, что происходит!

Уже от двери Джек услыхал слезы старой кухарки, та, утирая глаза краешком фартука, понуро сидела у самой печи и даже на него не взглянула. Джек не стал ее трогать, хотя вопросы задать хотелось, и пошел сразу на хозяйскую половину. Возможно, оставит бумаги в кабинете мистера Баррета, на своем прежнем рабочем месте, и просто тихонечко удалится, однако остаться незамеченным не получилось. Мистер Баррет как раз находился в своем кабинете, они с невестой шептались за незапертой дверью, и Джек произнес, смущенно замерев на пороге:

– Я только бумаги хотел передать.

Анна Чендлер смутилась не меньше его, мистер Баррет тоже прочистил горло.

– Здравствуй, Джек. Проходи, не смущайся! – произнес он, принимая бумаги.

– Рада свидеться снова. – Его невеста по-дружески протянула руку. – Ты стал совсем взрослым.

– На голову выше тебя... – произнес Баррет с улыбкой.

– И столь же важный. – Она поглядела на его полицейскую форму. – Она тебе очень идет. Я рада, что ты нашел свое место!

И Джек, смущенный чрезмерным вниманием более прочего, дернул плечами:

– Я тоже рад за вас, мэм.

В наступившей вдруг тишине они отчетливо услыхали звон колокольчика. Дворецкий проследовал к двери, и Джек, отозвавшись шестым, неведомым чувством, покрылся предательской дрожью, словно мурашками... Волоски на руках встали дыбом. Что-то дернулось в глубине, там, у самого сердца...

Он прислушался.

– Мистер Баррет сейчас в кабинете, я доложу.

– Будьте добры. Мисисс Чендлер?

– Полагаю, что там же.

Сомнений быть не могло... Желание убежать и мгновенная неподвижность настигли Джека одновременно. Раздираемый этим противоречием он так и стоял, пока в комнату не вошла... Аманда Риверстон.

Нет, Аманда Уорд собственной персоной.

Улыбка сбежала с ее лица в ту же секунду, как только она заметила Джека. Бледность сменилась румянцем... Румянец бледностью.

Миссис Чендлер сказала:

– Аманда, какое счастье снова видеть тебя! Входи поскорее, мне так тебя не хватало, – и заключила подругу в объятья.

– И мне тебя, Анна, – ответствовала Аманда, и Джек уловил ее взгляд, обращенный к себе. Отмер с шумом в ушах и гулко клокочущим сердцем. Ему показалось, он сам или комната – сложно сказать – плывет, как бы мягко покачиваясь на волнах... Он даже потряс головой. Сглотнул, разгоняя туман и качку.

– Здравствуй, Джек, – голос Аманды мягко поплыл в его направлении. – Приятная встреча. Я слышала, что ты служишь в полиции, но свидеться и не мечтала. – Она и сама вдруг оказалась подле него – или Джека по-прежнему штормило? – и протянула ладонь.

В белой перчатке. – Это то, о чем ты всегда и мечтал. Я искренне за тебя рада!

Он словно в тумане коснулся этой белой перчатки, почти невесомо и тут же ее оставил. Боялся припомнить былое, такое, к чему не было больше возврата...

А сердце больно заныло.

Он думал, оно восстановилось...

– Инспектор Ридли помог мне протекцией, – с усилием произнес он. – Спасибо, миссис... Уорд.