– Она нуждается в срочной операции. Обычно я не обсуждаю состояние моих пациентов даже с родственниками... В данном случае я имею все основания полагать, что операцию сделать пока еще не поздно, но мы не должны затягивать время ее проведения, в противном случае придется делать резекцию окружающих тканей. Кроме того, ситуация в любой момент может стать непоправимой. Пожалуйста, придите ко мне в офис и скажите, кто вы, и...
– Доктор, сколько может стоить такая операция? – спросил я.
– Стоить! – закричал он в трубку. – Стоить, черт побери! Давайте сначала сделаем операцию. Мы поговорим о ее стоимости и о моем гонораре потом. Надо только выяснить, будет ли у нее сто пятьдесят долларов, чтобы внести госпитальную плату. Я согласен на кредит. Она говорила мне, что у нее есть родственник, который, возможно, ссудит ее деньгами, но только через несколько месяцев, после того, как он их сам получит... Не буду от вас скрывать, ей очень нужна операция. Я буду ее лечить, но не могу заплатить за нее госпитальные расходы.
– Значит, ваш гонорар можно пока не оплачивать?
– Я подожду со своим гонораром, можете даже выбросить его в окно. Теперь вы появитесь в моем кабинете?
– Я приеду, – сказал я и добавил: – Но пока не знаю когда. – С этими словами я поспешил повесить трубку, прежде чем он успел мне возразить.
Глава 3
Я позвонил в газету «Дейли трибюн» и спросил телефон справочной библиотеки. Как только я услышал в трубке голос Марлин Хайд, директора этого справочного морга, я сказал:
– Привет, красавица, это Дональд!
– Дональд! Где ты скрывался все это время?
– Был занят.
– Больше не хочу никогда тебя видеть.
– Все еще гоняюсь за убийцами, – попытался объяснить я.
– Ну что же, для тебя было бы лучше приехать сюда и провести некоторую исследовательскую работу.
– Это идея! – вскричал я. – А как насчет того, чтобы разложить материал так, чтобы мне осталось его только просмотреть?
– Я могу это сделать, но хорошо, если бы ты мог не так спешить.
– Ты ускоряешь мой обмен веществ. Я постоянно голоден и всегда готов есть.
– Что же ты мне сразу этого не сказал? Я бы испекла пирог и принесла в офис.
– Договорились. А пока посмотри, что у вас есть на парня по фамилии Элберт Гейдж, который умер несколько лет назад и оставил после себя большое состояние, передав его в опекунский фонд для своего племянника по имени Эмос. Взгляни, может быть, в газетах того времени что-то обнаружишь.
– Как, ты сказал, его имя? Гейдж?
– Да, правильно.
– Я все подготовлю. Когда ты приедешь?
– Через пятнадцать минут.
– Я вся – ожидание.
– Не обманываешь?
– Нет! По крайней мере не я, – быстро добавила она и повесила трубку, прежде чем я успел что-нибудь сказать.
Я тотчас сел в свою развалюшку и покатил к редакции «Трибюн». Оставив машину на стоянке, поднялся в офис.
У Марлин Хайд были рыжие волосы и нежная кожа, какая бывает у рыжеволосых. У нее прекрасный вздернутый носик и фигура, вполне достойная избрания Мисс «чего-то». Несколько лет назад о ней много писали в газетах... Однажды, чтобы только ее позлить, я попросил в газете «Трибюн» файл на ее имя, и, прежде чем она узнала о том, что я ищу, у меня в руках были все вырезки за несколько лет; на фото Марлин резала сырный пирог в то время, когда она была «Мисс Высокое напряжение» на конвенции электриков, или что-то в этом роде...
– Я удивлена, что ты еще помнишь сюда дорогу, – произнесла Марлин.
– Неужели это было так давно?
– Да, это было так давно, – сказала она, беря меня под руку и ведя к столу. – Что ты делал все это время и как твоя ужасная партнерша, вы все еще вместе?
– Она не столько ужасна, сколько производит ужасный шум, вот и все.
– Знаешь, Дональд, я ее презираю.
– Что?
– Она ужасно боится, что ты можешь жениться... Еще одно женское начало... это трудно объяснить. Берта, конечно, любит тебя, но по-своему.
– И по-своему же она меня ненавидит.
– Не уверена, что твоя Берта Кул вообще любит мужчин...
– Да нет, несколько лет назад она была замужем, но все распалось.
– Это ее история, – ответила Марлин. – Уверена, что она сама все испортила.
– О чем-нибудь другом не хочешь поговорить?
– Что можешь предложить ты?
– Как это получилось, что мы стали обсуждать чужое замужество?
– Начала я, – призналась Марлин.
– Я просто подумал, как это могло вообще получиться.
– С мужчинами всегда так, их надо подвести к теме, хотя у них на уме совсем другое.
– Например?
– Ну, кто кого ведет, Дональд?.. Давай перейдем к делу. Скажи, почему ты так спешишь, зачем тебе нужна информация о Гейдже?
– Я действительно спешу, и мне нужен его файл.
Она молча передала мне большой конверт, и я начал его просматривать.
В конверте лежали фотографии покойного дяди и молодого Эмоса тех лет, снятые, возможно, лет десять назад. В конверте также лежала копия одной из статей завещания, из которой явствовало, что завещатель, горячо любивший сына своего брата и не имевший, кроме него, других родственников, сомневался в способности племянника вести себя прилично и с достоинством, в случае если он внезапно наследует столь огромную сумму. Исходя из этого, покойный и завещал все деньги через опекунский фонд. Если к тридцати пяти годам Эмос Гейдж не будет признан виновным в совершении какого-либо серьезного преступления, деньги должны быть полностью переданы ему, а фонд ликвидирован.
Если же названный Эмос Гейдж умрет, не достигнув этого возраста, или будет признан виновным в совершении тяжкого преступления, тогда и только тогда половина всей суммы должна пойти на нужды тех организаций, в которых у завещателя были свои интересы, а вторая половина денег достается наследникам, если таковые, помимо Эмоса Гейджа, отыщутся, или его детям.
Затем следовал список организаций, имевших отношение к системе образования, а также различных благотворительных учреждений.
Одним из опекунов назывался Джером Л. Кемпбелл, именно ему завещатель доверял больше других. В случае его смерти прежде, чем фонд будет ликвидирован, его место должен был занять дублер, имя которого называлось. В случае смерти дублера называлась следующая замена.
Из газетных вырезок я понял, что Кемпбелл был банкиром, а оба его дублера – адвокатами.
Я вернулся к письменному столу Марлин, которая в это время разговаривала по телефону с каким-то репортером из газеты. Разговор был, видимо, забавным, она смеялась, пока разговаривала, и чертила указательным пальцем игривые завитушки на поверхности стола.
Зайдя к ней за спину, я нажал пальцем на рычаг телефона.
В гневе Марлин обернулась ко мне, ее лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от моего, но гнев внезапно погас, и она протянула ко мне свои губки. Я наклонился и поцеловал ее. Это был всего второй поцелуй в нашей жизни. Поцелуй – это все, чего можно ждать от рыжеволосых девушек.
Когда Марлин оторвала свои губы от моих, она тут же с негодованием заявила:
– Я бы очень хотела поверить, что ты разъединил телефон, чтобы меня поцеловать, но интуиция мне подсказывает, что тебе нужны другие вырезки и ты не мог дождаться, пока я закончу говорить.
– Джером Л. Кемпбелл... – проговорил я.
– Настоящий джентльмен по крайней мере солгал бы, – с упреком сказала Марлин.
Она дала мне легкую пощечину, исчезла в комнате, где стояли файлы с информацией, и тут же вернулась с нужным конвертом в руках.
В конверте ничего ценного не оказалось, просто вырезки из различных газет, рассказывающие о человеке, имя которого было более или менее известно в финансовых кругах.
Кемпбелл произносит речь на конференции банкиров, Кемпбелл читает приветственный адрес на деловой конвенции, Кемпбелл – член жюри в дебатах двух колледжей...
Я взял его адрес и вернул конверт Марлин. В этот момент вбежал один из известных газетных репортеров, и Марлин пришлось долго танцевать вокруг него. Я видел, что она хочет хоть на секунду отвлечься, чтобы поговорить со мной, прежде чем я уйду, но тот так и не дал ей такой возможности.