Они встретились на середине проезжей части. Синие - отцовские - глаза мужчины обежали фигуру рослого мальчишки, со смущённым вызовом глядящего на него (почти не снизу вверх). Потом мужчина сказал:

- Узнал.

- Да, - кивнул Рат.

- Я тебя тоже, племяш… - он огляделся. - Пойдём в машину, что ли… нет, пойдём вон туда.

Они прошли полсотни метров до небольшого сквера. Владимир Никифорович первым опустился на скамейку. Рат сел рядом, рассматривая лицо дяди - в самом деле очень похожего на отца. Тот молчал, постукивал по колену сцепленными пальцами, потом тихо сказал:

- Как же так… Славка-то? - Рат пожал плечами. - А ты неразговорчивый… - Рат повторил то же движение. - Обиделся?

- За что? - искренне удивился Рат.

- Ну… Не мог я приехать. Я и не знал ничего, я только тут узнал, у вас в Зее. Думал - на встречу с братом еду, а сам на похороны, и то не попал… - он снова пристукнул пальцами, сказал тоскливо: - Вот так всё нескладно… вся жизнь, что у меня, что у него, только по-разному…

- У отца была хорошая жизнь, - спокойно и жёстко сказал Рат, взглянув в глаза дяде.

- У вас - не знаю. А у отца - хорошая.

- Ты с мамой живёшь? - не стал продолжать тему Владимир Никифорович.

- С мамой? - удивился Рат, но тут же понял: - Да, с бабушкой.

- Как она?

- Болеет. С тех пор болеет.

- Что ж ты меня не пригласишь? - Владимир Никифорович встал, прошёлся перед скамейкой. Рат жёстко ответил:

- Двадцать лет её не видели, и ещё потерпите. Или вы и адрес забыли?

- Я приеду, - мужчина потёр висок. - Я… обязательно. Но не сейчас. Я не могу сейчас. Мне надо… дела.

- Я пойду? - Рату стало скучно.

- Подожди, куда же ты?! - в голосе Владимира Никифоровича прозвучал настоящий ужас - даже не испуг. Рат вновь пожал плечами, встал, но мужчина перехватил его. Если бы он просто схватил - Рат начал бы вырываться. Но дядя взял его за локти и поставил между колен лицом к себе - как отец. И Рат обмяк. От этого, а ещё от того, какими тоскливыми были знакомые глаза. И от понимания, как мучается этот человек от того, что ничего уже нельзя поправить, вернуть… и от того, что снова делает то, о чём потом будет жалеть. - Ратка, поехали со мной, - вдруг сказал он. Рат удивился:

- Куда?

- Со мной! - горячо сказал Владимир Никифорович и заторопился - наверное, ему по- казалось, что Рат задумался. - Со мной… ко мне, у меня сын твой ровесник…

- А бабушка? - углом рта усмехнулся Рат.

- Да, конечно… - мужчина вдруг обвис на скамейке, руки с локтей мальчишки соскользнули.

- Конечно, конечно… ты имеешь право меня ненавидеть…

- Я вас не ненавижу, - терпеливо пояснил Рат.

- Что же мне для тебя сделать? - дядя вздохнул, снова потёр лоб. - Скажи, что? - Рат уже в который раз поднял и опустил плечи. - Подожди… Я правда приеду, я клянусь, а пока… - он быстро полез в карман пиджака, рванул его, тихо выругался, спеша что-то достать. - Ратмир, ты… вот, ты не думай, для меня это ничего не значит…

Рат увидел в руке у дяди деньги. И сказал, снова взглянув ему в глаза:

- Для меня - тоже. Тем более - я их не заработал, а подачек не беру… До свиданья.

Если соберётесь - мама будет рада вас видеть.

- Рат, - потерянно сказал мужчина. - Рат… мы же родная кровь… ты же мне…

Мальчишка молча уходил. И не остановился, когда мужчина нагнал его и пошёл рядом, но и не ускорил шага.

- А ты работаешь? - спросил он.

- Летом подрабатываю, - ответил Рат.

- Стой! Погоди! - Владимир Никифорович схватил племянника за плечо.

- Постой, Рат. Не хочешь брать деньги - не бери. А заработать хочешь?

- Машины мыть или гамбургеры продавать? - с отчётливым презрением спросил Рат. И дядя с удивлённым уважением спросил:

- А ты… неужели в тайге подрабатываешь? - Рат кивнул. - Моешь? - снова кивок. -

Да… кто такую жизнь повидал, тот машины мыть не станет…

- А вы? Тоже ведь с этого начинали, или нет? - не удержался Рат. Он ожидал обиды, но мужчина невесело хмыкнул:

- Ну что ж я… Я послабей оказался… Чёрт с ними, с машинами, с гамбургерами. Вот что, - он словно бы решился на что-то очень важное. - А если я тебе предложу работу… ну, по профилю, что ли?

- По профилю? - переспросил Рат. - В каком смысле по профилю? Золото мыть?

- Да нет… Ты туристов не водишь?

- В прошлом году водил.

- Вот! - обрадовался Владимир Никифорович и почти просительно заглянул в лицо Рату. - Если я попрошу тебя поводить моих… знакомых по здешним местам? И хорошо заплачу. Ну как?

Рат задумался. Если бы новообретённый дядя стал навязывать ему деньги или снова предлагать работать подметайлой - он бы просто ушёл, уже не оглядываясь. И забыл об этой встрече. Но водить туристов - почему бы и нет, и не всё ли равно, у кого брать заказ? А тут даже искать клиентов не надо…

- Давайте поговорим, - кивнул Рат. - Я, может быть, соглашусь…

…Ратмир раздражённо щёлкнул по банке с "сунаром"[7]. Отец правильно говорил - самые печальные и чёрные мысли, самые глубокие сомнения приходят к тому, кто не спит под утро. Но он же говорил - решил - так не перерешай, сказал - выполняй. И всё-таки Рат снова засомневался, стоило ли ему браться за это дело…

Нет. Не за дело.

За этого клиента.

"Финист"[8] постепенно снижался, но лететь оставалось ещё не меньше получаса, как объявил высунувшийся из кабины пилот. Пассажиры вежливо позевали - интерес, который был в начале, когда под плоским прямым крылом раскинулись бесконечные волны таёжной зелени, а самолётик начал ввинчиваться в воздушные просторы, давно сменился скукой и желанием поскорее прилететь на место.

Это было вполне естественно - все трое пассажиров относились к самому нетерпе-ливому племени на свете: они были подростками. Хотя, пожалуй, трудно было бы найти на свете более разных людей, чем эта троица - даже странно, что они оказались в одном самолёте, салон которого был обставлен почти роскошно - явно не серийная модель, да и пилоты носили форму, отличавшуюся от формы больших компаний; знак некоторого тщеславия владельца самолёта.

В хвостовой части самолёта аккуратной, если так можно выразиться, грудой лежали туристические принадлежности - новенькие, дорогие. Сразу перед ними, вытянув ноги в умопомрачительных кроссовках (на подошве в четыре пальца, со светящимися полосками и незавязанными шнурками), сидела одетая в новенький германский камуфляж девчонка лет четырнадцати с волосами цвета наваристого борща. Голова девчонки ритмично подёргивалась, но это была не болезнь Паркинсона, а всего лишь плеер. Губы её, накрашенные чёрной с блёстками помадой, украшал кислотно-розовый пузырь жвачки, глаза скрывались за синюшными от теней веками.

Кресло наискось от неё занимал парень на год постарше, тоже одетый в камуфляж, но отечественный. Коротко стриженный, рыжий и слегка веснушчатый, он один всё ещё смотрел в окно, по временам, когда солнце било в лицо, щуря зелёные глаза и морща переносицу. Рукава камуфляжа были закатаны выше локтей и открывали крепкие, жилистые руки с чистой, загорелой, как и на лице, кожей.

И наконец, ближе всех к кабине пилотов, в самом опасном месте[9], занимал третье из четырёх кресел салона ещё один мальчишка, ровесник первого, тоже камуфлированный в немецкое. Он держал на пятнистых коленях включенный ноутбук, но не пользовался им - ладони лежали на клавиатуре, глаза, всё лицо и сама поза юного пассажира выражали недовольство, словно у него разом болит живот, зуб и неудобно сидеть. Если бы кто-то из жителей таёжного посёлка или учеников-учителей зейского интерната вдруг увидел этого мальчишку, то первым делом спросил, наверное: "Рат, ты что?!" А вторым - понял бы, что это никакой не Рат, хотя мальчишка был очень на него похож. Вот только Рат никогда не носил в левом ухе витой "заклёпки", но и никогда не причёсывал так тщательно свои волосы. В общем, можно спутать по отдельности, а если поставить рядом или просто присмотреться - становилось ясно, что это разные ребята…