Он стащил с полки коробку с актами и открыл ее.

– Кстати, как мама? – спросил он.

– Мама? Ах да, в общем, так же, как была, когда мы виделись утром за завтраком, – ответила она. – А что?

– Так, ничего. Извини. Похоже, тут большая кипа страховых сертификатов.

Она это записала.

– Так. А имя какое-нибудь указано?

Он порылся на дне коробки и нашел листок бумаги. «Номинальная стоимость 5 000 фунтов, собственность г-на Пола Карпентера». Он крепко зажмурился, потом снова открыл глаза.

– Никакого, – ответил он.

– Замечательно, – вздохнула Софи. – Ладно, налепи на них бумажку и давай дальше.

В следующем конверте был ворох паевых сертификатов. Пол мало что смыслил в крупных финансовых операциях, но Даже он знал, что 20 000 обычных акций «Интегрированные платы Кавагучи Инк» стоят уйму денег. Интересно, ведь на первый взгляд они принадлежали ему.

– Акции, – сказал он. – Собственность Пола... м-м-м... Смита.

– Записала, – отозвалась она, пока он прилеплял на конверт желтую бумажку и поспешно заталкивал назад на полку. – Дальше.

Чем дальше, тем труднее становилось продолжать. 50 000 долларов в дорожных чеках, 35 000 фунтов в государственных сберегательных сертификатах[12], документы на владение двумя смежными домами в Ювеле...

– Похоже, этот Пол Смит очень и очень при деньгах, – заметила Софи. – Так, записала. – Она подняла взгляд. – Хочешь ненадолго поменяемся?

Он уронил пакет с документами.

– Нет-нет, все нормально. Я хочу сказать, если ты, конечно, не против. Мне даже нравится.

– Ты уверен? Ты уже весь в пыли.

– Да нет, все в порядке. Честное слово. Она пожала плечами:

– Как скажешь. Ладно, что там дальше? Он нашарил следующий конверт.

– Опять Пол Смит, – севшим голосом сказал он. – Книга купонов почтовой сберегательной кассы, на четыре тысячи.

– Похоже, этот Смит большим умом не отличался. В строительном обществе[13] или еще где-нибудь он получил бы много больше по процентам. Ну, – добавила Софи, нетерпеливо постукивая карандашом по блокноту. – Дальше? Опять неправедно нажитые капиталы Смита?

– На самом деле, – очень тихо сказал Пол, – боюсь, он не успел ими воспользоваться.

– Правда? Почему?

Сложив лист бумаги, Пол убрал его в конверт. – Это свидетельство о смерти, – пробормотал он. – Неужели? Ну, да не важно. Он мне все равно уже опротивел.

– Мне тоже, – сказал Пол. – Но его трудно не пожалеть.

– Почему?

– Он умер молодым, – ответил Пол. – Так уж получается, ему было ненамного больше, чем мне. – На четыре месяца, две недели и три дня, чтобы быть точным – но об этом он умолчал. Как и о причине смерти.

– Печально, – сказала Софи. – Впрочем, это все равно не наше дело. Пойду в туалет.

Как только она скрылась за дверью, Пол одним прыжком пересек хранилище и начал рыться в свертке с письмами, который спрятал, когда она вернулась с ленча. Письма никак не желали находиться, но только Пол начал думать, что они ему привиделись, как вот они – заткнуты в расселину между двух пухлых конвертов из оберточной бумаги. Он пробежал взглядом первую страницу.

"Мой милый Пол... "

Да, все еще здесь. Он затолкал связку в карман пиджака, а после – пожалуй, даже против воли – выловил последний предмет с желтой самоклеющейся бумажкой.

Свидетельство о смерти. Пол Карпентер. Время и место рождения, адрес, причина смерти. «Обезглавливание, – подумал он. – Будь я проклят».

День, казалось, тянется бесконечно.

– Ну вот, – сказала Софи, когда в 5: 29 они проходили через вестибюль. – Конец уже виден. Если завтра подналяжем, то, наверное, еще до вечера покончим с инвентаризацией.

Пол не ответил. Он слушал ее вполуха. А она тем временем говорила, как ждет не дождется, когда вернется в их поганый дрянной кабинетик после трех дней в поганом, промозглом хранилище. Они дошли до угла, ему – сюда, ей – туда. Она остановилась.

– Ну, – сказала она.

Потянулась секунда. За эту секунду мог бы вырасти дуб. У Пола возникло такое чувство, будто она чего-то ждет, но его мысли были заняты другим. "Обезглавливание, – думал он, – мать-перемать. И семьдесят кусков в «Абби нэшнл»[14] Челмсфорд. Но я никогда не был в чертовом Челмсфорде".

А потом он сообразил, что она на него смотрит в упор и по какой-то причине в бешеной ярости.

– Ладно, до завтра! – рявкнула она и очень быстро ушла. Лучший человек или, во всяком случае, двуногий с одной работающей серой клеточкой бросился бы ее догонять. Пол этого не сделал. Тряхнув головой, он рысцой припустил к автобусной остановке. «В Австралию, – думал он. – Нет, не в Австралию. В Австралии они нашли гребаные бокситы. В Онтарио». Да, вот если он поедет туда, там он будет в безопасности, туда они за ним не погонятся. Или погонятся? Да и вообще, кто такие они?

"Мой милый Пол... "

Он принял решение. Больше всего ему сейчас нужно выпить чего-нибудь забористого, чтобы нутро продрало, скажем, чего-нибудь с кубиком льда и кусочком лимона. Ноги сами привели его к пабу, и лишь сев со стаканом, он вспомнил, что в прошлый раз, когда был здесь, она сидела вон там у двери со своим «Гиннессом». Сейчас это место занимал кряжистый толстошеий здоровяк. Почему-то это казалось неправильным: словно статую Эрота на Пиккадилли-серкус заменили десятифутовым пластмассовым Микки-Маусом.

Но сейчас было не время для малодушия или глупой экономии. Пол заказал целую пинту лимонадного шанди и сел с ней в уголке, чтобы уменьшить вероятность того, что кто-то наступит ему на ногу и тем нарушит его сосредоточенность. Удобно сидеть? Тогда начнем.

Письма. Вынув письма, он стер со стола рукавом пролитое кем-то пиво и аккуратно положил всю связку на место лужи. Потом взял то, которое уже начал читать, и развернул.

"Мой милый Филип... "

Он трижды моргнул и посмотрел на конверт. Письмо было адресовано – ясным, четким, с небольшим наклоном вправо почерком – лейтенанту Филипу Кэтервуду, «Дом священника», Нортон Сен-Эдгар, Уоркс. На марке проштемпелевана дата: 22 апреля 1877.

«Вот черт!» – подумал он.

Пол проверил остальные письма. Все были адресованы тому же человеку, тем же почерком и датировались с 22 апреля 1877 по 12 января 1879 года, к тому времени лейтенант Кэтервуд уже служил в Южной Африке. Тут Пол остановился. На уроках истории он по большей части рисовал овечек на полях учебников, но трижды видел фильм «Зулус» и читал про зулусскую войну в журналах по историческому моделированию. 22 января 1879 года. В этот день британская армия уничтожила племя исандхвана. Откуда-то он знал, что случилось с Филипом Кэтервудом. Печально, конечно, но не в том беда. Ему хотя бы кто-то писал любовные письма...

(Он проверил. Читать было неловко, поэтому он только просмотрел. И был шокирован. Пол понятия не имел, что в семидесятых годах девятнадцатого века вообще таким занимались, тем более офицеры и джентльмены. Он поскорее убрал письма, надеясь, что никто не заметил, как он их читал.)

«Думай, – приказал он самому себе. – Что из этого следует».

Если любовные письма, еще несколько часов назад адресованные ему, принадлежал и кому-то другому, то нет ли очень и очень основательной возможности, что и остальное – все деньги и, разумеется, свидетельство о смерти... может, и они тоже не его? Он пинками заставил себя мыслить серьезно и стал обдумывать варианты.

У него похмелье, остаточный алкоголь плещется в жилах, как Севернский Вепрь[15], и ему все привиделось. У него едет крыша, и это становится болезненно явным. Он в спешке схватил не ту связку писем, а «милый Пол» все еще заткнут на полке в хранилище. Письма были адресованы ему, когда он в первый раз на них посмотрел, а сейчас нет. Письма были адресованы ему, пока он находится внутри дома № 70 по Сент-Мэри-Экс, но как только ступил за порог, мутировали в отрывок трагического викторианского романа. Письма были адресованы ему, но по дороге через вестибюль кто-то залез ему в карман и заменил их пятнадцатью выпусками поддельной мягкопорнографической литературы девятнадцатого века. Эти письма написала Она, но так и не отправила, а только спрятала в сейф Дж. В. У., а увидев, что письма исчезли, догадалась, что он их нашел, и ловко их подменила на подделку, которую нашла на полках, лишь бы заставить его поверить, будто ему почудилось.