Пол на мгновение задумался.

– А ведь она права, – сказал он наконец.

– Чушь, – отрезала матушка мистера Тэннера. – Вот увидите, попадись он мне в когти, ему еще очень и очень долго не придется заниматься магией.

– Ну, – начат было Артур, но тут поймал взгляд любимой и притих как мышь.

А вот Пип покачал головой.

– Я согласен с юной леди, – сказал он. – Думаю, нам лучше освободить старикана, я хотел сказать Джона Веллингтона, и лишь потом идти на битву в кабинет Хамфри.

– И я с ней согласен, – раздался голос из угла комнаты. – Во всяком случае, я бы на вашем месте именно так и поступил, но теперь уже слишком поздно.

Все резко обернулись, но не успели закончить движение, как мир завертелся в противоположную сторону. Пол узнал ощущение: такое же он испытал несколько часов назад, когда спасительное заклятие мистера Червеубивца перенесло их из комнаты без дверей в контору. Когда все прекратилось, Пол обнаружил, что они стоят в конференц-зале, выстроившись вдоль стола совещаний, а на них надвигается Хамфри Уэлс. На Хамфри был балахон фокусника и капюшон, в руках он держал пилу.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

– Конечно, – сказал Хамфри Уэлс, остановившись отереть лоб полой балахона, – я скорее всего перебарщиваю с мерами предосторожности. Фактически это профессиональное заболевание у всех злодеев. В конце концов, вам известно, что я заколдовал моего дядюшку Джона, но вы не имеете ни малейшего представления, во что именно я его превратил. Соответственно особой угрозы для меня вы не представляете. И тем не менее так уж получилось – я придерживаюсь взглядов, что нельзя упускать ни одной мелочи.

Усмехнувшись, он запилил снова. Он уже пропилил на две трети. Внутри ящика матушка мистера Тэннера брыкалась и кричала, но теперь зловеще затихла.

– Более того, – продолжал он, чуть повышая голос, чтобы перекрыть визг пилы, – я, возможно, сумел бы заставить молодого Артура рассказать мне, где спрятан талисман, просто пригрозив распилить надвое его возлюбленную, не утруждаясь собственно процессом. Но я два века ждал случая поквитаться с этой гадкой сучкой.

Артур слабо пискнул и попытался вырваться, но ничего не вышло. Сковывающее заклинание Хамфри удерживало его в кресле так же надежно, как если бы веревки и кляп были из настоящих пеньки и ткани, а не сотканы из магии. Остальные даже не попытались шевельнуться или закричать. Настоящие путы можно тайком перерезать, пережечь или перетереть, нематериальная веревка почти неуязвима.

– Разумеется, – добавил Хамфри Уэлс, – вас всех, пожалуй, интересует, что я намереваюсь сделать с вами после того, как приберу к рукам талисман. Хороший вопрос, я сам его себе задавал. Наверное, я могу всех вас спровадить в ту убогую тесную комнатенку, но, как мы видели, это необязательно окончательное решение проблемы. Идея превратить вас в разные предметы не лишена привлекательности, и как только талисман окажется у меня, это будет просто как дважды два. А может, мне стоит вас убить и на том покончить. Это было бы логичным шагом, – вздохнул он, – но моя беда в том, что у меня слишком доброе сердце. Неправдой было бы сказать, что я и мухи не обижу, но думаю, что пять, нет, скажем, шесть хладнокровных убийств, – ведь на сей раз придется прикончить и бедного дядю Джона, – это даже для меня чересчур. Кто знает, может, я вас и отпущу – ведь вреда от вас нет никакого.

И тут Пол впервые искренне пожалел, что не владеет магией. Настоящий квалифицированный волшебник смог бы освободиться от незримых пут, превратить Хамфри в козявку и сделать так, чтобы на него упал тяжелый предмет, который его бы расплющил, – и все это, только поведя носом или подняв бровь. Но Пол не был настоящим волшебником сейчас, не был им в прошлом и уже никогда не станет. «А жаль», – подумал он. Впрочем, больше всего жалел он не об этом. Главная беда была в том, что Софи его любит – одному богу известно за что, – а теперь его вот-вот убьют или превратят в мышь-песчанку. «Интересно, а песчанки умеют любить?» – подумалось ему. Разумеется, он все равно продолжал бы обожать и боготворить Софи, даже стань она песчанкой. Но что, если все чувства в процессе трансформации улетучиваются? Как бы то ни было, это нечестно, и если бы только он сумел освободить руки, то вдоволь бы порадовался, описывая происходящее в письме на шоу про угнетаемых детей Эстер Рентцен.

Хамфри перестал пилить: он стоял, опершись на стол, и тяжело дышал.

– На самом деле, – отдуваясь, сказал он, – стоит говорить про семь хладнокровных убийств, потому что, надо думать, Деннису Тэннеру едва ли понравится, что его старушку-мать распилили пополам. С другой стороны, он достаточно долго был занозой у меня в боку, а кроме того, мне никогда не нравился. – Положив руки на две половинки ящика, он мягко толкнул их в разные стороны. – А теперь, – сказал он, глядя на Артура, – давайте не будем играть в кошки-мышки. Вы видите, что я совершенно серьезен, поэтому не трудитесь мне лгать или пытаться тянуть время. – Он щелкнул пальцами, и Артур едва не упал со стула. – Да будет вам, – приструнил Хамфри. – Мне еще о многом надо позаботиться после того, как я с вами расправлюсь, поэтому не тратьте мое время. Артур встал. Пол заметил, что его бьет дрожь, и не мог его за это винить.

– Очень хорошо, – тихонько произнес он. – Но какая у меня гарантия, что вы снова ее сложите?

– Мое слово джентльмена, разумеется.

– А, – мрачно произнес Артур. – Честно говоря, я надеялся на большее.

Хамфри улыбнулся:

– М-да, тяжкое положение. Я упоминал, что, если ее не восстановить в течение трех минут, нет смысла и пытаться?

Артур быстро зажмурился, потом открыл глаза и, потянувшись через стол, взял волшебный цилиндр Хамфри, из которого извлек трех белых голубок, кролика и тонкую золотую цепочку. Голубки и кролик сбежали под стулья, цепочку же Артур положил на стол.

– Вот он.

В горле Хамфри, который, широко раскрыв глаза, наблюдал за его действиями, странно забулькало.

– Вы хотите мне сказать, – произнес он наконец, – что я, сам того не подозревая, таскал эту дрянь при себе последние сто тридцать лет? Изо всех... – Он расхохотался. – Что ж, надо отдать должное вашей находчивости, не говоря уже про храбрость. Прощаю, что вы выставили меня дураком, потому что никто про это никогда не узнает. И как только я избавлюсь от этой докучной побрякушки, мой треклятый дядюшка больше не доставит проблем.

– Как пожелаете, – отозвался Артур, – а теперь не будете ли так добры...

– Что? Ах да, конечно. – Хамфри сдвинул половинки ящика, которые сомкнулись с громким щелчком, затем поднял крышку, и матушка мистера Тэннера, моргая, села. – Вот, видите? – сказал он. – Я ведь все-таки дал вам слово.

Матушка мистера Тэннера испустила леденящий душу вопль, на руках у нее выросли вдруг трехдюймовые когти, которыми она попыталась вцепиться в физиономию Хамфри, но он щелкнул пальцами, и она застыла, так до него и не дотянувшись.

– А что до тебя, – сказал он, – с тобой я еще не покончил.

Он второй раз щелкнул пальцами, и матушка мистера Тэннера превратилась в поразительно красивую пышную блондинку решительно безо всякой одежды. Блондинка взвизгнула и, к огромному удивлению Пола, покраснела.

– Отказать мне, – медленно произнес Хамфри, – это одно. Но отказать мне, а потом выставить себя на посмешище, погнавшись за вот этим, – (взбешенный кивок в строну Пола), – совсем другое. – Он замолчал и усмехнулся Артуру. – О, неужели вам никто не сказал? – любезно продолжил он. – Ваша единственная любовь, пока вы отсутствовали, была весьма и весьма занята, и последний ее проект – вот это придурковатое подобие богомола. Знаете, – добавил он с гадкой усмешкой, – я почти готов посадить вас на веки вечные в ваши комнаты, чтобы у вас было достаточно времени обсудить это с глазу на глаз.

Пол открыл рот, чтобы все объяснить, но никакого звука не вышло. Поглядев на него, Артур покачал головой.