– У меня на это духу не хватит. К тому же я и так неплохо себе представляю, что увижу.

– Это ты так думаешь. Возможно, ты ошибаешься.

В этот момент Пол пожалел, что у него, нет под рукой пакетика не-изюма в шоколаде. А еще он был смертельно сконфужен – впрочем, не впервой.

– Не знаю, как ты, – сказал он, – а я голоден.

– Это ты-то голоден? Я ленч не ела.

– Нет, ела. Ты съела чипсы, когда думала, что мистер Уэлс не смотрит. Я видел.

– Ладно, пусть так, – улыбнулась она. – Мне нужно есть ленч. Если я не поем, то становлюсь раздражительна.

– Твоя правда, – кивнул Пол. – Чего бы тебе хотелось? Ну, в смысле из еды.

– О, я не привередлива. Пиццу?

Вот так они и пошли есть пиццу, как самые обычные люди, только Пол чувствовал себя, будто оказался в каком-то старом кино про войну, где галантные английские летчики бегут от фашистов через оккупированную Францию, при этом всячески выдавая себя за французов. Ему казалось, что в любую минуту появится кто-то из Реальной Жизни и потребует у него удостоверение личности, а как только это случится, станет очевидно, что он не имеет никакого права обедать, быть на свидании с девушкой, и тогда его арестуют и увезут в лагерь для военнопленных, на одиночное заключение до конца жизни. Он не мог отделаться от мысли, что все это довольно нечестно. Даже у Стива Маккуина был мотоцикл, а у него – всего-то переносная дверь, от которой пока никакого особого толку.

Но помимо этого... помимо этого, он поймал себя на том, что чем меньше старается, тем легче ему все дается. Начать с того, что Софи как будто была на его стороне, а не в оппозиции. Ему пришло на ум, что она уже довольно давно хотела с кем-нибудь поговорить – последние несколько недель, с той самой Ночи Гоблинов, когда их мир изменился безвозвратно, а ведь с тех самых пор самый логичный кандидат, ее коллега, отказывался произнести хотя бы слово, кроме «Который час?» или «Тебе еще нужен скотч?». Чертовски странное положение дел, и она, наверное, недоумевала, что, скажите на милость, происходит. Какое счастье, что она уже взрослая и так легко способна все забыть.

Однако день выдался тяжелый и долгий, и Пол сообразил, что устал как собака, да и она, наверное, тоже. Тем не менее кофе был принесен и выпит, прибыл счет, который они обсудили и поделили, вернули в комитет для повторного рассмотрения, рассмотрели вторично и достигли урегулирования путем переговоров. Тут стало очевидно, что никому не хочется прямо сейчас идти домой. Времени было половина десятого, и вид у Софи вдруг стал виноватый. Пол спросил, в чем дело.

– Родители. Они, наверное, беспокоятся. Мне, пожалуй, стоит позвонить. – Тут она зевнула – точно небольшое землетрясение случилось.

– Знаешь что, – предложил Пол. – Давай ты поедешь домой, а я тебя провожу. Я хотел сказать, до входной двери.

Софи глянула на него как на психа – и кивнула:

– Идет.

Так они и сделали, и в двадцать минут одиннадцатого, на углу под фонарем в Уимблдоне, где собираются тени, она сказала:

– В понедельник увидимся. А он ответил:

– Пока.

И когда он повернулся, чтобы идти к метро, она чуть подалась вперед и клюнула его в щеку, точь-в-точь дятел, и ушла, оставив стоять как громом пораженного.

«Вот это да!» – подумал Пол и стал переставлять ноги.

Он пребывал в таком ошеломлении, что не сразу заметил, что идет не один. Кто-то держался рядом сними шел в ногу. Пол оглянулся.

Он никогда ее раньше не видел, но, хотя она не усмехалась, узнать ее было не трудно. Если уж на то пошло, совсем даже наоборот. На выбранном ей на сей раз лице застыло мрачное, несчастное выражение, и дышала она, сопя, через нос.

– Ты ведь понимаешь, – сказала наконец матушка мистера Тэннера, – что она скорее всего ничего особенного в виду не имела. Поцелуй в щеку может означать что угодно. Французские генералы так друг с другом здороваются.

Пол не ответил.

– И потом как насчет ее парня, того психа с радикалистской керамикой? В моем камне ты видел отнюдь не чмоканье в| щечку.

– Нет, – сказал Пол, – не чмоканье. Она нахмурилась.

– А кроме того, ты просто рехнулся. Ты же понимаешь, это не боевик, где герой и его девушка переживают огромное и опасное приключение, а потом падают друг другу в объятия. Все это дерьмо собачье, потому что ты с самого начала знаешь, что у них нет ничего общего, что все это Голливуд. Через полчаса после того, как пройдут титры, у них не найдется никакой малости, чтобы сказать друг другу. И ты еще меня считаешь гоблином, а сам ничегошеньки не знаешь про людей, про то, какие они. Я способна превратить себя в Дрю Бэрримор или в Наоми Кэмпбелл, но по сравнению с тобой я просто первоклашка. Ты даже такую, как она, можешь превратить в девушку.

Пол покачал головой:

– Только не я.

– Ерунда. Она такая же девушка, как я Дрю или Кейт и Гвинет в придачу, и все прочие кинозвезды, которых на самом деле не существует. Неудивительно, что наш Деннис тебя нанял, у тебя большой дар. – Она издала престранный шум, этакое мягкое не то хмыканье, не то сопение. – Просто позор, что ты не используешь его там, где его бы оценили.

– Говори что хочешь, – ответил Пол. – Это ничего не меняет.

– Идиот! – Она шмыгнула носом. – Как бы то ни было, я не за этим пришла.

– Да?

– Не хочешь, не верь. Я просто пытаюсь помочь. А тебе сейчас помощь ох как нужна. Или ты витал в облаках, пока молодой Задавака вел свое плотницкое соло?

Полу понадобилось несколько минут, чтобы сообразить, что «молодой Задавака» это Хамфри Уэлс.

– Я понял, что там произошло, – сказал он. – До чертиков перепугался, если тебе так хочется знать.

– Ну, это только показывает, что хоть какой-то здравый смысл у тебя есть. Берегись его, он не самый приятный человек.

– Это уж точно!

Матушка мистера Тэннера скривилась.

– Ладно, ты нас всех считаешь странными и противными, и тут ты не слишком промахнулся. Но я о другом: есть разница... ну, между молодым Задавакой и нашим Деннисом, например. Да-да, у нашего Денниса обаяния не больше, чем у голубиной какашки в тарелке с равиоли, но он не пилит людей пополам направо и налево. – Она нахмурилась. – Ну, в основном это потому, что в добыче минералов такое не часто требуется, и я не утверждаю, что, если возникнет нужда или если он сочтет этот полезным, ни за что этого делать не станет. Но ты же понимаешь, о чем я, – с запинкой добавила она. – А вот Хамфри Уэлс из кожи вон лезет, чтобы что-нибудь такое учинить. Вот в чем разница.

Пол слегка поежился.

– Я тебе верю, – сказал он. – Спасибо за предостережение. Но, боюсь, тут я ничего не могу поделать.

– Вот именно, не можешь. Я просто тебя предупреждаю, только и всего.

– Большое спасибо.

– Ты расстроился, – заметила матушка мистера Тэннера. – Не стану утверждать, что тебя можно в этом винить. На твоем месте я бы тоже расстроилась – честно говоря, на стенку бы полезла. А вообще-то, если бы дела у меня обстояли так скверно, как у тебя сейчас, я прошла бы через переносную дверь на полгода назад, проскочила бы быстрее крысы через изоляционную трубу. Я не стала бы тут торчать и рисковать, что со мной стрясутся всякие ужасы, которых я даже представить себе не могу, и все из-за какой-то тощей, несчастной коровы, у которой и без того есть парень, к тому же горшечник-хиппи. – Она пожала плечами. – Но, наверное, даже к лучшему, что все мы не рождаемся одинаковыми.

– Да, – согласился Пол. – Э, смотри-ка, вот и станция.

– Ты хочешь сказать, проваливай. – Плечи у матушки мистера Тэннера поникли, словно у человека, который сдался. – Хорошо, но подумай хорошенько. Я хочу сказать, если ты не бросаешь тощую корову, то почему, черт возьми, я должна оставлять тебя? А еще, – добавила она, – я хитрая. И не такая порядочная, как наш Деннис. Еще увидимся.

На том она исчезла, оставив слабый запах экзотических духов с тонкой примесью серы. По какой-то причине, которую Пол никак не мог отыскать, всю дорогу до Кентиш-тауна он чувствовал себя виноватым. Про чмоканье в щеку он старался не думать, но после ему приснился сон, в котором Софи поцеловала его возле стола в конференц-зале, а отражение показало ему мистера Уэлса, прячущего за спиной бензопилу.