— Тебе не следовало отвечать жене Бернхама, — мягко упрекнул жену Арман во время танца.

— Мне очень жаль, что я не могла сдержаться. Эго такая ужасная женщина И потом, мне нужно было хоть как-то разрядиться; если бы я не обрезала ее, я бы, наверное, выплеснула вино прямо в лицо этому немцу. Ради Бога, кто он такой? Меня стошнит, если я услышу еще хоть одно слово о Гитлере.

— Я точно не знаю, кто он. Наверное, какой-нибудь деятель рейха. Я видел, как он на днях разговаривал в курительной с Бернхамом.

Лиана сразу же замолчала, вновь вспомнив о том, что Ник связан с немцами. Она расстроилась еще больше. Ведь Ник казался таким порядочным человеком. Как он может вести дела с Третьим рейхом? Он продает им сталь, чтобы они вооружились, а ведь это нарушение Версальского договора. Всем известно, что немцы давно готовятся к войне, но факт, что им в этом помогает американец, не укладывался у нее в голове. Она почувствовала себя совершенно разбитой и даже обрадовалась, когда в одиннадцать появился Перье и что-то шепнул Арману. Минуту спустя Арман виновато объяснил Лиане, что с Жаком нужно еще немного поработать. Де Вильеры извинились перед капитаном и вернулись к себе. Настроение Лианы было далеко не праздничным; она с радостью скинула красное муаровое платье, которое надела всего три часа назад. Это было замечательное платье, и Лиана его очень любила, но теперь равнодушно швырнула его на стул. Когда Арман ушел, она улеглась в постель и взяла в руки книгу. Она решила дождаться мужа и почитать, но сегодня чтение не шло на ум. Ее мысли вновь и вновь возвращались к загадочным Бернхамам, к Нику с его странными деловыми связями, к Хиллари, красивой женщине со злыми глазами и угрюмой усмешкой. Полчаса Лиана боролась с собой, пытаясь сосредоточиться на чтении; наконец она встала, надела брюки и теплый свитер и вышла на палубу. Она опустилась в то самое кресло, где сидела днем, когда услышала крики Хиллари. Сейчас из Большого салона доносилась музыка, и Лиана, закрыв глаза, представляла танцующие пары. Но ей совсем не хотелось идти туда одной, без Армана, танцевать с капитаном, с этим противным немцем или еще с кем-нибудь незнакомым.

Не одной Лиане было тяжело в тот вечер.

Ник Бернхам тоже выглядел не слишком веселым. Как он ни старался, мысленно он все время возвращался к последним похождениям жены. Хиллари быстро нашла способ поднять настроение — она танцевала сначала с капитаном, потом с немецким графом; наконец Ник увидел, что она кружится с красивым молодым итальянцем, о котором на корабле шла дурная слава. Он ехал в одной каюте с женщиной, вовсе не бывшей ему женой; они устраивали у себя многочасовые оргии и приглашали участвовать в них всех желающих. Ник с горечью подумал, что такие люди как раз во вкусе Хиллари. Он смотрел на жену, помешивая в бокале шампанского специальной золотой палочкой, которую в подобных случаях всегда брал с собой. От шампанского у него на следующий день страшно болела голова; и несколько лет назад один немецкий друг подарил ему эту палочку, уверяя, что она навсегда избавит его от головной боли после шампанского — это оказалась чистая правда.

Ник с тяжелым чувством следил за событиями в Германии. Гитлер вел страну к гибели, и к власти рвались дураки вроде графа. На первый взгляд могло сложиться впечатление, что страна процветает — нет безработицы, строятся новые заводы, растет производство. Но последние два года у Ника появилось ощущение, будто в жилах этой страны потекла отравленная кровь. Это ощущение крепло после каждой поездки в Берлин, Мюнхен или Ганновер. Вот и сейчас он собирался в Берлин с тем же чувством. Ник обещал графу приехать через три недели, чтобы подробнее обсудить контракты на поставку стали. Они познакомились уже более года назад, и тупой, чванливый немец был Нику крайне неприятен.

Как и Лиана, в тот вечер Ник не мог сосредоточиться на светской болтовне. Вскоре эта суета стала для него просто невыносимой, он устал наблюдать за выходками Хиллари. Допив шампанское, он неторопливо подошел к капитану и объяснил, что неотложные дела требуют его возвращения в каюту, однако ему не хотелось бы лишать жену удовольствия потанцевать еще немного, и если капитан будет столь любезен и извинит его… Капитан принял его извинения, пошутив, что его корабль больше напоминает огромный плавучий офис для деловых людей. Он намекал на Армана, который только что ушел, также сославшись на неотложные дела.

— Мне бесконечно жаль, мистер Бернхам, что вам приходится работать в такой поздний час.

— Мне тоже, капитан.

Они обменялись любезными улыбками, и Ник с чувством огромного облегчения вышел. Он больше не мог заставлять себя улыбаться. Кроме того, у него не было ни малейшего желания видеть Хиллари, по крайней мере до завтрашнего утра.

Поднявшись на верхнюю палубу, Ник разыскал главного стюарда и объяснил, что ему понадобится одна из запертых кают в качестве рабочего кабинета, поскольку до прибытия в Гавр он должен закончить срочную работу. Такая просьба ничуть не удивила главного стюарда — он привык и к более экзотическим запросам. Через пятнадцать минут Ник уже устраивался в пустующей каюте для прислуги. Жене он не оставил даже записки. Ее объяснения больше его не интересовали. Ник огляделся вокруг — он оказался в небольшой, красиво оформленной каюте, какие обычно занимают секретари, горничные и гувернантки. Устроившись здесь, он вдруг почувствовал огромное облегчение. Так хорошо и спокойно ему не было с самого начала путешествия. Он вышел на палубу и на террасе «Трувиля» увидел Лиану. Она сидела, откинув назад голову и закрыв глаза, Нику показалось, что она спит. Несколько мгновений он смотрел на нее. Как будто почувствовав его взгляд, Лиана открыла глаза. Увидев Ника, она выпрямилась на стуле, в глазах появилось удивление.

— Разве вы не на балу, мистер Бернхам?

— Как видите, нет. — Он улыбнулся и подошел к ограде, отделяющей террасу «Трувиля» от палубы. — Я не хотел беспокоить вас.

— Вы меня не побеспокоили. Просто я вышла подышать немного. Здесь так тихо…

— Вы правы. Просто божественное облегчение после всей этой свистопляски.

— От этой суеты иногда ужасно устаешь, правда?

— Кажется, если бы я еще раз улыбнулся, у меня бы треснуло пополам лицо. Она громко рассмеялась.

— У меня тоже бывает такое чувство.

— Вам, наверное, часто приходится выносить такие приемы. Вы ведь жена посла. Должно быть, это очень утомительно.

— Иногда мне тоже так начинает казаться — Почему-то с Ником было очень легко говорить откровенно — Но чаще я делаю это с удовольствием. Арман мне помогает, самое трудное он всегда берет на себя. — Ник молчал, представляя, как Хиллари танцует с итальянцем. Взглянув на него, Лиана поняла, что сказала что-то лишнее. — Извините, я не имела в виду… — Но эти слова только ухудшили положение. Ник грустно улыбнулся, в его лице появилось что-то трогательно-детское.

— Не стоит извиняться. Думаю, мои отношения с женой — не такая уж большая тайна. Нас связывает только сын да еще, пожалуй, взаимное недоверие.

В теплом ночном воздухе голос Лианы прозвучал особенно нежно.

— Я очень сочувствую вам. Это, наверное, очень тяжело.

Он тихо вздохнул:

— Не знаю, Лиана. Мы живем так уже очень давно. Ничего другого я и не припомню. — Он вдруг назвал ее по имени, но она даже не обратила на это внимания. — Возможно, теперь она чувствует себя не такой связанной по рукам и ногам, как в первые годы. Но она с самого начала объявила мне войну. Она считает себя пленницей. — Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась жалкой. — Грустная история, правда? И так не похожа на то, что вы мне вчера рассказывали о вашем замужестве.

— В семейной жизни случается всякое. У нас тоже бывают трудности, но нас связывают общие цели, общие интересы и любовь.

— И вы совсем не похожи на мою жену.

Он посмотрел ей прямо в глаза и вдруг понял, что она, должно быть, слышала, как они с Хиллари ссорились. Он бы не мог объяснить, как именно он догадался об этом, но был уверен, что она все слышала. И она в этот миг почувствовала, что он знает. Если бы сейчас Ник прямо задал вопрос, она не стала бы этого отрицать. Она чувствовала, что ему нужен друг, нужен честный, открытый разговор. Ник нуждался в поддержке и с благодарностью видел, что Лиана готова протянуть руку помощи.