Через шесть дней в войну вступила Италия. А двенадцатого июня произошло то, что все сочли трагедией из трагедий: Париж был объявлен свободным городом. Франция решила не воевать. И вот четырнадцатого июня, в день одиннадцатой годовщины свадьбы Лианы и Армана, нацисты уже маршировали по Парижу, а через несколько часов флаги со свастикой развевались на стенах всех самых значительных зданий города. Лиана видела их и на площади Пале-Бурбон, и глаза заливали слезы, такими отвратительными казались эти красные флаги, бьющиеся на ветру. Армана она не видела со вчерашнего дня и теперь только молилась, чтобы он остался жив. Но горше всего она оплакивала Францию. Французы просили помощи у ее страны, но эту просьбу отклонили, и теперь Париж был в руках немцев. Это разбило бы любое сердце.

Арман зашел домой на минуту после обеда. Он пришел пешком по боковым улицам, чтобы убедиться, что Лиана и девочки вне опасности. Он велел задернуть портьеры и запереть дверь. Немцы не будут никого убивать, но все же лучше не привлекать их внимания. Арман нашел жену в спальне — она сидела и горько плакала. Ни слова не говоря, он крепко прижал ее к себе. Он торопился обратно в свой кабинет. Накануне днем он уже уничтожил несколько ящиков бумаг, но ему предстояло многое просмотреть и отобрать, прежде чем город будет официально сдан немцам. Кабинет премьер-министра Рейно уйдет в отставку послезавтра, сообщил Арман. Они собираются бежать на юг, в Бордо. Лиана вдруг в ужасе посмотрела на Армана.

— Ты собираешься с ними?

— Ну, конечно, нет. Ты что, думаешь, я бы оставил вас здесь одних? — он говорил устало, резко и сердито. До Лианы не доходил смысл его слов.

— Но ты, наверное, должен, Арман…

Об этом мы поговорим позже. А сейчас делай то, что я тебе сказал, — сиди с девочками дома. Успокой их. Пусть прислуга тоже не выходит…

Он оставил ей множество наказов и исчез в одной из узких улочек. После того как немцы вошли в Париж, город как будто вымер. Не работало ни одно кафе. Не было ни прохожих, ни французских солдат. Магазины тоже были закрыты. Те, кто собирался бежать, уехали еще вчера. Те, кто решил остаться, — прятались. К вечеру некоторые отважились выйти на балконы и стояли там, размахивая маленькими немецкими флажками. Когда Лиана увидела это, ей стало тошно. Свиньи, предатели! Ей хотелось кричать, но она только тихо задернула шторы и стала ждать Армана. Все эти дни она размышляла, что же теперь делать. Никакого выхода не было. Они оказались в руках немцев. Когда она приняла решение остаться в Париже вместе с Арманом после начала войны, она понимала, что это рано или поздно случится. Но в глубине души она все-таки не верила — Париж не сдается. Он и не сдался. Его сдали.

Арман вернулся домой почти на рассвете через два дня. Он был каким-то необычно тихим и бледным. Ни слова не говоря, даже не раздеваясь, он лег на кровать. Он не спал, ничего не говорил, а просто лежал. Через два часа он поднялся, принял ванну, переоделся под испытующим взглядом Лианы. Было ясно, что он уходит, но куда? Его кабинета уже не существовало. Все учреждения перешли в руки к немцам.

— Куда ты?

— Сегодня кабинет Рейно уходит в отставку. Мне надо быть там.

— Тебе придется уехать? Он кивнул.

— И что тогда?

Он печально взглянул на жену. В конце концов придется ей что-то сказать. Уже несколько месяцев он принадлежал только Франции. Это чем-то напоминало роман с двумя женщинами — но у него не было сил на обеих. Арман чувствовал, что предал Лиану, такую терпеливую, доверчивую, любящую. И теперь он должен поделиться с ней. Слишком долго он все держал в секрете.

— Лиана, сегодня Рейно уезжает в Бордо. — Слова почему-то звучали зловеще, хотя двумя днями раньше он уже говорил об этом. И говорил, что сам остается. — Перед тем как он уедет, произойдет церемония официальной капитуляции.

— И нами станут править немцы?

— Не непосредственно. Президентом Франции с одобрения Гитлера станет Филипп Петен. Его поддерживают Жан-Франсуа Дарлан и Пьер Лаваль, два прекрасных морских генерала. — Арман говорил так, будто выступал на партийном митинге. Лиана удивленно взглянула на него.

— Арман, о чем ты? Этот Петен собирается сотрудничать с немцами?

— Для пользы Франции.

Лиана не могла поверить, что он и сам так думает. А где он сам теперь видит свое место? С Рейно и прежним миром — или с Петеном и теми, кто сговорился с немцами? Она едва смогла заставить себя задать ему такой вопрос, но это было необходимо.

— А ты?

И только в этот миг Лиана поняла, что он ей уже ответил. Двумя днями раньше, когда говорил, что Рейно уезжает на юг. Он сказал, что остается. Она пошатнулась, вспомнив об этом, и присела на край кровати, не в силах говорить, а только смотрела на мужа широко раскрытыми глазами.

— Арман, ответь мне.

Сначала он ничего не сказал, только медленно сел рядом. Возможно, он мог и раньше рассказать ей больше. Он так скучал по ней. Но делал это ради нее самой, не желая втягивать ее в очень опасные дела.

— Арман… — Слезы медленно текли из ее глаз.

— Я остаюсь с Петеном. — Слова упали, как камни. Но стоило это сказать — и гора как будто свалилась с плеч. Лиана только плача покачала головой и в отчаянии взглянула на мужа.

— Я тебе не верю.

— Я должен.

— Но почему? — Это было единственное слово обвинения, слетевшее с ее губ. Он ответил ей шепотом.

— Так с смогу лучше служить Франции.

— С Петеном? Ты сошел с ума! — крикнула она, но вдруг заметила в глазах мужа какое-то странное выражение. Он очень спокойно сидел перед ней. — Что ты хочешь этим сказать? — Она понизила голос.

Он взял ее за руку.

— Милая моя Лиана, какая же ты хорошая… Такая храбрая, сильная… Этой зимой ты была сильнее, чем подчас бываю я… — Он вздохнул и заговорил тихо, так, чтобы слышала только она. — Петен доверяет мне. Мы с ним знакомы еще с первой мировой. Я сражался под его началом, и он считает, что я останусь и сейчас его верным товарищем.

— Арман, что ты говорить? — Они оба говорили шепотом, хотя Лиана не вполне отдавала себе отчет почему, и вдруг она поняла: сейчас он ей скажет, чем занимался все эти месяцы.

— Я же тебе сказал, что остаюсь в Париже и буду работать с Петеном.

— На немцев? — Теперь это было уже не обвинение, а вопрос.

— Так будет казаться.

— А на самом деле?

— Я буду работать на других — всеми возможными способами. Начнется сопротивление. Правительство, возможно, уедет в Северную Африку. Я буду постоянно поддерживать связь с Рейно, с де Голлем, с другими.

— Но если тебя разоблачат — это же смерть! — Слезы, которые было просохли, полились с новой силой. — Ради Бога, что ты делаешь?

— Единственное, что я могу делать. Я слишком стар, чтобы вместе с другими уйти в леса. Да и там я не смогу работать с полной отдачей. Всю жизнь я на дипломатической работе. Тут я понимаю, как смогу помогать. Я ведь говорю по-немецки… — Он не закончил — Лиана порывисто обняла его.

— Но если что-то случится, я этого не переживу.

— Ничего не случится. Я буду предельно осторожен.

Со мной все будет в порядке. — Лиана внезапно поняла, что именно он сейчас скажет. Как бы она хотела не слышать этих слов. — Тебе с девочками надо вернуться в Штаты, и как можно скорее.

— Я не хочу покидать тебя.

— Выхода нет. Я не имею права оставлять тебя здесь.

Вам надо было уехать еще в сентябре. Просто мне хотелось, чтобы ты была со мной… — Голос его дрогнул, затем он снова заговорил Он знает, как тяжело пришлось Лиане последние девять месяцев, ему было очень жаль ее. Он поступил как эгоист, оставив жену в Париже. Но теперь все изменилось. — Если ты останешься, моя работа станет во много раз опаснее. Лиана, пойми… девочкам нельзя оставаться в оккупированном городе.

Лиане оставалось надеяться, что он еще долго не сможет их отправить. Ее ужасала мысль о том, как он останется во Франции один и будет втайне подрывать режим Петена.