– Кантор, – отозвалась Саэта, – Ты просто забыл или специально издеваешься?

– Забыл, – покаялся Кантор. – Извини, я не всерьез. Хотя, если честно, для любящего мужчины даже твои увечья – не препятствие. А супружескую жизнь можно наладить и с такой, как ты, нужно просто немного фантазии. Но это только в случае действительно настоящей любви, а такого случая хрен дождешься…

Саэта подумала, что бы такого неприятного ему сказать в ответ, чтобы он расстроился, но не взбесился при этом, и сказала:

– Кантор, а откуда у тебя такая нежная любовь к мадам Алламе? Память о прошлом, или как? Она ведь тебе в матери годится.

– Почему именно любовь? – Кантор удивился, но, похоже, не расстроился и не обиделся. – Я просто ее давний поклонник. Ну и что, что ей уже под пятьдесят? Она на столько не выглядит. А актриса она исключительная, другой такой актрисы я не видел. Я специально сходил посмотрел спектакль, потому, что она мне нравится. И цветы ей послал по той же причине.

– Я видела, как ты на нее смотрел, – возразила Саэта. – Ну, признайся, у тебя с ней был роман в лучшие времена?

– Тьфу на тебя! – рассердился Кантор. – Сексуально озабоченная дура! Мадам Аллама действительно мне в матери годится! Я такими делами даже в ранней юности не страдал. Она просто моя любимая актриса. Я еще хочу послушать Гальярдо, так ты уж поостерегись спрашивать, не было ли у меня с ним романа.

– А что, ты ему тоже хочешь цветы послать?

– Хотелось бы, но неправильно поймут. А ты хочешь послушать Гальярдо, или тебе не нравится современная музыка?

– Почему, нравится. Хочу. А когда? У нас есть время?

– Есть. Завтра дневной концерт в «Одеоне». Приемы, по которым мы шляемся, все равно по вечерам. Давай завтра сходим днем. А потом пойдем в кафе поедим мороженого.

– Опять? Кантор, да зачем? Я не настолько люблю мороженое, чтобы давиться им каждый день. Вовсе не обязательно…

– Это я люблю мороженое, – пояснил Кантор. – Очень. Просто безумно.

– Больше, чем мадам Алламу? – подколола его Саэта.

– Трудно сказать, – серьезно ответил он. – Есть ее я не пробовал.

Его манера шутить с серьезной миной иногда раздражала. Трудно было понять, когда он шутит, а когда нет. Но на этот раз Саэта искренне рассмеялась, представив напарника в образе злобного огра-людоеда с огромной вилкой в руках.

– А откуда такая любовь к мороженому? – отсмеявшись, спросила она. – Ты вроде равнодушен к сладкому.

– Да, – согласился Кантор. – Кроме мороженого. Ну, люблю я его. Могут у меня быть дурацкие мелкие слабости? Честное слово, романа с мороженым у меня не было.

– Что-то ты сегодня ненормально веселый, – заметила Саэта. – Много выпил?

– Не знаю… вроде немного… Но что-то настроение такое… То ли этот город на меня так действует? Можно, я на твоем рояле немного попиликаю? Тебя это не будет раздражать?

– Если не будешь лупить по клавишам. А ты что, умеешь? Одним пальцем?

– Двумя, – серьезно ответил Кантор и подхватился с кровати. – Конечно, умею, я же получил благородное воспитание. Я тут на днях услышал одну занятную мелодию… Вернее, не тут, а еще в Ортане… Она мне покоя не дает. Ты когда-нибудь такое слышала?

Он присел к роялю и изобразил нечто, совершенно не похожее на музыку.

– Это, по-твоему, мелодия? – поинтересовалась Саэта.

– Подожди, – смутился Кантор. – Сейчас я ее приспособлю более-менее для рояля… Это была песня для голоса с оркестром… причем неизвестных инструментов. Там точно были ударные, и мне их не хватает…

Он стал пробовать аккорды, подбирая тональность и выстраивая мелодию, и Саэта вдруг вспомнила их разговор в этой комнате четыре дня назад. «Бард без Огня – это очень и очень хреновый бард». Верно, дорогой товарищ Кантор. Хреновый из тебя бард. И на рояле ты играешь… не то чтобы совсем плохо, но не лучше, чем твоя гувернантка, которая тебя учила в детстве. Если, конечно, ты не врешь насчет благородного воспитания.

– Примерно вот так, – сказал, наконец, Кантор и снова изобразил свою занятную мелодию.

– Ты где-то с ритмом лажаешь. – Сказала Саэта, выслушав. – Попробуй как-то…

– Вовсе нет, – перебил ее Кантор. – В том-то все и состоит, что ритм такой и есть. Ритм правильный. Это совершенно новый стиль, я такого никогда не слышал. А ты?

– Тоже, – согласилась Саэта. – А слова ты не запомнил?

– А слова были на незнакомом языке.

– На каком именно?

– Говорю же – на незнакомом. Я знаю все языки континента и имею представление, как звучат еще несколько, этот я не узнал. Может, варварский какой-то? Так мало того, я и инструмент не узнал. Хоть опять иди в гости к Азиль и спрашивай.

– Кантор, – Саэту разобрало любопытство. – А она тебе не предлагала…

– Нет, – тут же ответил Кантор.

– А если предложит?

– Откажусь.

– Почему? Говорят же, что нимфы делятся доброй магией, лечат, и все такое… Может, тебе бы это чем-то помогло?

– Может, – согласился Кантор. – Но тогда она меня точно узнает. А я не хочу.

– Ага! – обрадовалась Саэта. – Значит, ты с ней все-таки спал? А тогда… ну, в то время, когда это было, что это тебе дало?

– Да ничего, – хмыкнул Кантор. – Хорошее настроение. А что она могла мне дать? У меня все было в полном порядке.

– Никогда не видела живую нимфу… – вдруг сказала Саэта. – А возьмешь меня с собой в следующий раз?

– Ни в коем случае. Не хватало, чтобы она и в тебя заглянула. Достаточно того, что я сам засветился, как праздничный фонарик.

– А как это ты так засветился? Ты мне тогда не сказал.

– Вот теперь говорю, раз уж тебе приспичило тоже с нимфой познакомиться. Мало того, что она в меня заглянула, и демоны ее знают, что она там увидела, так у нее еще и гости сидели. Король Шеллар и принц Мафей. Тоже глазастые до безобразия. Что самое отвратительное, его величество меня узнал в лицо. Как тебе?

– Ты же побрился.

– Вот именно. Так что, тебе туда ходить не надо. А то еще наткнешься опять на этих гостей… Ладно, с гостями несравненной Азиль мы разобрались, но кто же мне скажет все-таки, что это за музыка?

– Не знаю, Кантор. Я точно не скажу. А куда пойдем завтра вечером? Где опять нашу красавицу искать будем?

– Не знаю. В этом городе ее можно искать бесконечно. Она будет мужиков калечить, а никто и не заметит. Даже жены пострадавших не заметят, пока их не бросит очередной любовник, и у них не появится свободная минутка взглянуть на мужа… Не знаю. Попробую завтра сходить вечером в клуб «Золотая цепь», монсир Бишо говорил, что там выступает какая-то совершенно сногсшибательная новая дама, кстати, наша соотечественница. Посмотрю еще на эту даму.

– А почему один? А я?

– А ты крепко запрешь двери и посидишь дома. Это закрытый клуб для мужчин, с голыми танцовщицами и прочими радостями жизни. Утром попробуем газеты полистать, может, что-то получше найдем. – Он посмотрел на открытый рояль и встал. – Саэта, поиграй лучше сама, а я послушаю. У тебя лучше получается.

– Так дальше нельзя, – нахмурилась графиня Монкар, напряженно постукивая сложенным веером по ладони. – С нашим ненормальным величеством надо что-то делать. И срочно, иначе в ближайшие луну-две мы будем иметь такую же чокнутую королеву.

– Ты это о чем? – повела соболиной бровью великолепная Камилла Трезон. – Об этой новой переселенке? Причем тут она? Король по-прежнему встречается с Дорианой Бефолин, и должна сказать, ее успехи превосходят все ожидания. То ли у него резко возросла сексуальная активность, то ли он нашел, что искал, то ли она его поит чем-то возбуждающим, но он таскает ее в постель чуть ли не два раза в неделю, что для него вообще неслыханно. А, Дориана? Ты сама что скажешь? Чем ты таким напичкала его величество, что в нем проснулась такая бешеная страсть?

Виконтесса Бефолин недовольно дернула уголком рта, сдерживая гримасу. Ироничный тон Камиллы ее раздражал, и, похоже было, что подруга намеренно старается подпустить ей шпильку из зависти. Виконтесса гордо задрала носик, тряхнув белокурыми кудряшками, и произнесла: