— Пусть будет так, — согласился Шликкен. — Ты меня найдешь в центральном отделении. В девять часов вечера у нас совещание. Позвони мне или до девяти, или после десяти. А мишкольцевцами мы займемся завтра утром.

— Как хочешь, — сказал Шалго.

Когда Марианна простилась с доктором Агаи, она долго еще стояла в воротах. Мария Агаи действительно была на вилле. Отважная женщина, уйдя от преследования после перестрелки и убедившись, что за ней нет слежки, поспешила к Марианне, во-первых, для того, чтобы предупредить ее о случившемся, а во-вторых, для того, чтобы узнать, нельзя ли ей несколько дней отсидеться на вилле. Но Марианна, объяснив ей, что здесь оставаться крайне опасно, не могла придумать ничего другого, как написать записку доктору Шавошу с просьбой укрыть Марию в клинике. А подробности, дескать, ему расскажет сама доктор. Марию же она заверила, что, хотя Шавош и не коммунист, а только антифашист, он тем не менее наверняка поможет ей. И вот сейчас Мария Агаи, не оборачиваясь, быстрыми шагами удалялась по направлению к Венскому шоссе. На Марианну произвел тяжелое впечатление рассказ доктора Агаи. Свое угнетенное состояние Марианна старалась развеять тем, что неотступно думала о Кальмане. Она все время твердила себе: «Спокойствие, только спокойствие. С нами не может случиться беды». Она прошла в библиотеку и, взяв один из томов энциклопедического словаря «Larousse», стала его перелистывать, рассматривая иллюстрации. Однако ей вскоре надоело это занятие. Внезапно ею вновь овладело беспокойство. Бросив словарь, она побежала в котельную. Котельная была пуста. Она увидела только очищенные колосники, а чемодана с оружием как не бывало. Но Марианна не удовлетворилась этим, а сняла с полки фонарь и осветила помещение; правда, и теперь она ничего не увидела — только просторную топку и широкий дымоход.

Наконец она успокоилась. Снова поднялась наверх, села на веранде и задумалась. Если она выйдет замуж, то обязательно переселится из этого старого дупла: она никогда не чувствовала себя хорошо на этой вилле, которая вполне могла сойти и за дворец.

Снаружи позвонили. Марианна подумала, что это вернулся Кальман. Удалось ли ему укрыть отца? Нервы ее напряглись. Она вскочила с места, вошла в комнату, закрыла окна и дверь, опустила занавески затемнения и включила свет. Потом прошла в ванную комнату и привела себя в порядок, поправила прическу, слегка подкрасила губы и быстро вышла из комнаты. Сделав несколько шагов вниз по дубовой лестнице, она замерла на месте: внизу стояли два человека в немецкой форме. Оба были высокие, светловолосые, мундиры плотно облегали их фигуры.

— Кто вы такие? — спросила она.

— Фрейлейн Марианна? — обратился к ней тот, что был чуть повыше ростом, с голубыми, как фарфор, глазами и белесыми ресницами. Он медленно стал подниматься по лестнице. Девушка стояла как окаменелая. Ей вдруг захотелось заплакать из-за того, что это пришел не Кальман.

— Да, я Марианна Калди, — тихо произнесла она.

Мужчина уже стоял рядом с ней. Он был на голову выше ее. Немец приветливо улыбался, обнажив свои белые ровные зубы. Слегка склонив голову, точно желая представиться, он сказал:

— Вы арестованы.

— Нет! — вырвалось инстинктивно у девушки, и она снова повторила: — Нет!

— Не нет, а да.

В этот момент в дверь втолкнули Илонку и Рози. У Илонки были растрепанные волосы, платье на ней было разорвано; немцы грубо подталкивали женщин. Обе они отчаянно голосили. Марианна закрыла глаза. Ей стало дурно, кровь отхлынула у нее от лица.

Мольтке схватил ее за руку.

— Идемте.

Она не сопротивлялась и шла, не поднимая головы, видя только носки своих туфель да трещины на блестящих дубовых ступенях. Мольтке привел ее в библиотеку. В комнате у двери стоял человек в штатском. Мольтке поставил посредине комнаты стул и предложил девушке сесть.

— Белочка, — услышала она голос Мольтке, — будьте любезны, скажите быстренько, где оружие и где мы сможем найти Марию Агаи. Даю вам минуту на размышление.

Она взглянула на высокого лейтенанта и подумала о том, что может означать эта минута на размышление. Лицо у Мольтке выглядело дружелюбно.

— О чем вы спрашиваете? — удивилась Марианна.

— Где оружие? Еще тридцать секунд.

— Какое оружие?

— Еще двадцать секунд.

— Что вам угодно от меня?

— Еще десять…

Марианна молча смотрела на лейтенанта.

— Ну? — протянул Мольтке.

Марианна видела, как теплый блеск в его глазах растаял и они стали холодными и непроницаемыми. Она пожала плечами.

В следующее мгновение удар страшной силы обрушился на ее лицо, и она опрокинулась вместе со стулом. На глазах выступили слезы, в ушах она почувствовала саднящую боль и гул, а потом ощущение чего-то теплого.

Кто-то схватил ее за волосы и с силой рванул с пола. Она думала, что у нее срывается кожа с головы, и застонала от боли. Ее пихнули на стул. Марианна подняла глаза. Перед ней стоял Мольтке и улыбался кротко, по-детски.

— Ну-с, Белочка? Где же оружие?

Девушка осторожно дотронулась до уха и ощутила ту теплую жидкость, которая стекала на шею. Потом она провела пальцами по лицу и посмотрела на руку. Она была в крови. Инстинктивно Марианна схватилась за живот.

— Ну-с, Белочка? Даю вам еще одну минуту.

Марианна смотрела на свои пальцы. Потом взгляд ее перебежал на книги, и вдруг она вся затряслась в рыданиях.

Неожиданный плач девушки на мгновение смутил лейтенанта. Поэтому он даже обрадовался, когда услышал скрип отворяемой двери. Он обернулся. В дверях стоял старший инспектор Оскар Шалго. Его пухлое лицо было спокойно. Руки были опущены в карманы макинтоша. Шалго поздоровался с Мольтке, которого знал, и с невозмутимым видом подошел к письменному столу.

— Что вы здесь делаете, господин лейтенант? — спросил он, зная, что стоящий в дверях гестаповец не понимает по-венгерски. — Как будто деретесь?

Мольтке уже ожидал Шалго; в соответствии с полученным приказом он должен был опередить его. Майор Шликкен коротко сказал лейтенанту: «Впустите на виллу, а если будет фокусничать, арестуйте его».

— Я выполняю приказ господина майора Шликкена, — проговорил Мольтке.

— А что, он приказал вам избивать девушку?

— Я не обязан перед вами отчитываться.

Шалго быстро и хладнокровно оценивал обстановку. Он знал, что проиграл игру: Шликкен не доверяет ему, поэтому послал сюда своих людей. На вилле восемь гестаповцев, а он один. Он также был уверен в том, что Шликкен намерен и его арестовать, поэтому его пропустили сюда беспрепятственно. Если его арестуют, это значит, что с ним быстро покончат: ведь он многое знает, а ненадежный Шалго не нужен им. Только бы знать, в каком состоянии девушка. Он воскресил в памяти расположение виллы. Шалго не раз изучал ее план, а год назад, однажды ночью, когда Марианна и ее отец были в отъезде, он с помощью Тубы просмотрел документы профессора. Если ему память не изменяет, за спиной у него кабинет, а из него дверь ведет на нижнюю веранду.

Шалго взглянул на девушку, которая перестала плакать и пыталась осмыслить неожиданное появление этого человека. Шалго добродушно улыбнулся ей.

— Вам лучше, Марианна? — спросил он. — Не бойтесь, господин лейтенант больше не ударит вас. Не правда ли, Мольтке?

Лейтенант отошел от девушки. Его поведение было угрожающим. Шалго из-под опущенных век следил за каждым его движением. Он не боялся, зная, что ему нечего терять.

— Руки вверх, — проговорил Мольтке, — вы арестованы. — И он поднял на Шалго револьвер. Старший инспектор выстрелил через карман и только тогда вытащил руку, когда Мольтке, покачнувшись, упал лицом вниз. Звук выстрела прозвучал тихо и глухо, так что, возможно, стоявший у двери гестаповец даже не услышал его. Зато он увидел, что револьвер Шалго направлен ему в грудь. Старший инспектор знаком показал ему, чтобы тот поднял кверху руки. Гестаповец повиновался.

Шалго подошел к двери, запер ее, потом повернул лицом к стене стоявшего с поднятыми руками гестаповца, вытащил у него из заднего кармана пистолет и рукояткой с силой ударил его по затылку. Гестаповец, как мешок, рухнул на пол.