Группа Кары приступила к секретной проверке всех работавших в лаборатории, и это было, пожалуй, самым трудным и хлопотливым делом.

Кальман, понятно, ничего не знал, он был поглощен своими заботами. Прежде всего он перебрал в памяти все свое прошлое. Валялся на тахте и глядел в потолок. Он старался припомнить все, до самой незначительной мелочи. И Кальман ругал себя сейчас, что не расспросил об этом Шалго: старший инспектор наверняка мог бы сообщить ему кое-какие интересные сведения. Стоило Кальману смежить веки, как перед ним вставал хромой здоровяк. Человек этот сказал ему тогда, что его зовут Фекете и что он слесарь.

Неожиданно Кальмана охватило волнение: ему припомнилась одна фраза, которую Фекете обронил, когда мимо их камеры проводили Шалго: «Хорошо, что только один день довелось мне пробыть с ним вместе, — невыносимый тип».

Кальман вскочил и, возбужденный, принялся бегать по комнате. Когда пришла Юдит, он, все еще взволнованный, привлек ее к себе, поцеловал и тут же сбивчиво, торопясь, рассказал о своем открытии.

— Так почему же ты не спросил Шалго, кто был тот человек? — удивилась девушка.

— Я должен его найти! — воскликнул Кальман и посмотрел на Юдит.

— Но как? Ведь в Венгрии каждый пятый носит фамилию Фекете.

— Но не у каждого шрам на верхней губе и не каждый Фекете хромает на левую ногу.

— А что, если он только прикидывался хромым?

— Тогда у меня еще больше причин разыскивать его: уже одно это доказывает, что он был провокатором!

Юдит сидела подавленная, бессильно уронив руки на колени.

— Ну что ж, попробуем разыскать его. — Она печально посмотрела на Кальмана. — Хотя Домбаи и его людям сделать это было бы куда легче.

— Ты уже отчаялась?

— Я не отчаялась, но и твоего недоверия к Шандору не понимаю.

— Потому что ты не слышала той магнитофонной записи, — возразил Кальман. Он обеспокоенно посмотрел на девушку. — Получается, будто Виолу предал я! Из-за меня он погиб. Так что невиновность свою я смогу доказать только одним способом — если найду этого самого хромого Фекете.

Работы профессора Калди в течение многих лет регулярно публиковались и в странах Запада. Год назад лондонское издательство «Пегас» заключило со старым профессором договор на издание английского перевода его «Избранных сочинений по эстетике». Профессор согласился подписать договор при условии, что корректуру пришлют ему в Будапешт. Издательство приняло условие старого ученого. Но вот несколько недель назад Калди получил приглашение поехать — разумеется, за счет издательства — в Лондон и там прочесть верстку и подписать книгу в печать. Вначале идея поездки понравилась профессору. Однако Кальман не посоветовал ему ехать, и Калди отказался от предложения издателя и настоял на выполнении условий договора. А четыре дня назад из Лондона приехал главный редактор издательства, мистер Томас Шаломон, высокий полнеющий мужчина лет пятидесяти пяти. Гость остановился в «Грандотеле» на острове Маргит. В тот же вечер он дал в честь старого ученого ужин. На ужине присутствовала и Юдит. Это был приятный вечер. К удивлению Юдит, Шаломон хорошо и глубоко знал венгерскую литературу.

А в это время полковник Кара беседовал в своем кабинете с подполковником Тимаром. Тимар рассказал Каре, что ему как следователю удалось до сих пор выявить. Кара, правда, не был его начальником, но Тимару просто хотелось знать его мнение о деле Виолы, поскольку в свое время Кара и сам являлся членом этой подпольной группы.

— Видите ли, товарищ подполковник, — объяснял ему Кара, — Марианна Калди обязательно должна была знать подпольную кличку Татара, пароль и запасную явку.

— Тогда, значит, и доктор Агаи знает их, товарищ полковник.

— Но почему же? Марианне Калди положено было знать все это потому, что она была связной Татара. Ведь она, возвратившись из какой-нибудь очередной поездки, могла не застать Татара на старой квартире; Татару приходилось в то время часто менять адреса. А ведь связь не должна была прерваться. Когда был схвачен Татар? Вам удалось установить точную дату?

— Показания сильно расходятся. Но можно совершенно точно сказать, что это произошло между двадцатым апреля и десятым мая, — ответил Тимар, перелистав документы.

— Первого мая Татар уже был в застенке, — вставил Кара. — Я должен был встретиться с ним первого числа, но он не вышел на встречу. Итак, Калди не могла быть предательницей, потому что она погибла между двадцать пятым и тридцатым марта. Если бы Татара выдала она, Шликкен не стал бы тянуть с его арестом до конца апреля.

— Это верно, товарищ полковник, — согласился Тимар. — Но факт остается фактом, что ни один из членов мишкольцевской ячейки не знал Татара не только в лицо, но даже никогда не слышал его настоящей фамилии. Я допросил всех, кто остался в живых. Бушу, сапожника, знал один только Клич, покончивший жизнь самоубийством. Сам Буша погиб в начале апреля, а вот знал ли он запасные явки Татара — это вопрос.

— Маловероятно, — заметил Кара. — Теперь я понимаю, почему вы подозреваете Борши. Вы думаете, что Марианна, когда ее посадили в одну камеру с Кальманом, назвала ему и пароль и содержание сообщения, которое она должна была передать Татару?

Тимар кивнул.

— Товарищ полковник, взгляните вот на эту схему. — Тимар расстелил на столе лист ватмана и принялся объяснять значение различных нанесенных на нем линий и кружков.

— Это Татар, — показал он на красный кружок. — А вот ваша группа, товарищ полковник; синий кружок — это ячейка города Мишкольца. Вот здесь уйпештские ячейки, здесь звено Буши, тут вот связная Марианна Калди. — Он на мгновение задумался. — Давайте посмотрим, где произошел провал. Вечером семнадцатого были схвачены подпольщики в Мишкольце. Нам известно, что их выдал один инженер, по кличке «Ворчун». К сожалению, ему удалось сбежать на Запад. Понятно также, как и почему провалился Буша. Поскольку, однако, из его звена больше не был арестован ни один человек, можно сделать вывод, что Буша никого не выдал. На следующий день схватили Белочку, то есть Марианну Калди. Кто выдал ее — нам неизвестно. Из мишкольцевской ячейки ее никто не знал. О том, что Марианна Калди и Белочка — одно и то же лицо, известно было только Буше, Татару и доктору Агаи.

— И Домбаи, — добавил Кара.

— Итак, четверо. Из этих четверых ни один не мог предать Марианну, иначе этот человек выдал бы и свою ячейку. Между прочим, трудно представить, чтобы Марианна не рассказала о своих подозрениях жениху. На мой взгляд, Борши знает очень много об этом деле. И я могу объяснить, почему он молчит.

— Почему?

— Взгляните вот на эту таблицу, товарищ полковник.

Кара стал внимательно рассматривать аккуратно вычерченную хронологическую таблицу, где значилось следующее:

«18 марта 1944 года, до полудня: перестрелка на квартире доктора Агаи. Побег.

18 марта 1944 года, после полудня: доктор Агаи у Марианны Калди. Татар в Ракошхеди.

18 марта 1944 года, вечер: Марианна Калди арестована.

18 марта 1944 года, ночь: Борши приезжает из Сегеда, его также арестовывают.

25—30 марта 1944 года: допросы, смерть Марианны Калди и Буши.

30 марта — 14 апреля 1944 года: Борши находится на излечении в госпитале.

15—26 апреля 1944 года: Борши снова переводят на виллу гестапо, берут на работу садовником.

26 апреля 1944 года: Борши опять арестовывают.

29 апреля 1944 года: арестовывают профессора Калди.

28 апреля — 1 мая 1944 года: провал Татара.

30 апреля 1944 года: Борши вместе с Шалго совершают побег».

Кара задумчиво курил и, глядя на хронологическую таблицу, пытался угадать, к каким же выводам пришел подполковник Тимар.

— Если я правильно вас понял, — тихо сказал он, — вы, товарищ Тимар, полагаете, что во время своего второго ареста Борши, узнав от Марианны пароль и явку, где скрывался Виола, из страха перед пытками выдал немцам сообщенные ему секретные сведения.