А этот момент казался практически неминуемым: 19 ноября большевики выдвинули предложение о незамедлительном перемирии на всех фронтах. На следующий день Клемансо с вызовом заявил в палате депутатов: «Война, и ничего, кроме войны». Эти слова слышал находившийся в зале министр вооружений Британии Уинстон Черчилль, который через двадцать два года выразит те же чувства, когда Британия потеряет своего основного союзника, Францию, и Лондон окажется в опасности, как и Париж в 1917 г., после того как Россия объявила о выходе из войны.

В тот же день, когда сделал свое жесткое заявление Клемансо, с не менее жесткими словами, но высказанными в обстановке строжайшей секретности, Ллойд Джордж обратился к эмиссару Вудро Вильсона полковнику Хаусу. Стало ясно, что надежда Першинга сконцентрировать в Европе миллионную американскую армию к лету 1918 г. бесконечно далека от реализации. Самые последние расчеты показывали, что к маю армия может составить максимум 525 000 человек. К тому же у Соединенных Штатов оказалось недостаточно судов для поставок необходимого снаряжения, боеприпасов и продовольствия, и не приходилось надеяться, что до 1919 г. ситуация изменится. Проблемой оказалась и некомпетентность: часть американских грузовых судов приходили во Францию загруженными не более чем на 50 % от максимально возможной вместимости. Для Британии сокращение масштабов и отсрочка американского участия в войне стали ударом. «Будет лучше, если я откровенно изложу вам факты, – сказал 20 ноября Ллойд Джордж полковнику Хаусу, – поскольку существует опасность, что у вас может возникнуть мысль о возможности собирать свою армию не торопясь, а когда она начнет действовать – в 1918 или 1919 г., – не имеет особого значения. Но я хочу, чтобы вы поняли: это жизненно важно».

В тот день, когда Ллойд Джордж сделал это заявление, британская армия предприняла еще одно наступление на Западном фронте – третье за текущий год. Его целью стал город Камбре и окрестности. На фронте протяженностью около десяти километров четверти миллиона британских солдат противостояла четверть миллиона немцев. Британскими силами командовал генерал сэр Джулиан Бинг. Три сотни аэропланов выполняли разведывательные и наблюдательные задачи. Но главной отличительной чертой этого наступления было то, что впервые в истории войны основной ударной силой должны были стать танки. На первоначальной стадии было задействовано 324 танка, и их появление в таком количестве сразу дало желаемый эффект. Они сминали немецкую колючую проволоку и за считаные часы прорвали немецкую оборону по всей ширине десятикилометрового фронта.

«Три полосы проволочных заграждений были пройдены, словно заросли крапивы, – вспоминал капитан Д. Г. Брауни, – и триста пятьдесят проходов были расчищены для пехоты. Защитники передовых траншей под разрывами артиллерийских снарядов выкарабкивались из своих окопов и укрытий и обнаруживали прямо перед собой головные танки». Вид этих металлических чудищ, написал Брауни, был «страшным и ужасающим».

Первоначальный успех развить не удалось. Атака замедлилась, а потом захлебнулась из-за ошибок в конструкции танков. Спустя короткое время у них начали рваться гусеницы. Немцы, в свою очередь, проявили незаурядное упорство. Во Флекьере, менее чем посередине пути от начальной точки до Камбре, британские летчики-наблюдатели не заметили артиллерийские батареи немцев, которые на одном из участков фронта остановили танковое наступление, подбив 39 машин. Семь из них поразил немецкий артиллерист, унтер-офицер Крюгер, который один вел огонь из своего орудия, пока не был убит. Он стал единственным немецким солдатом Первой мировой войны, о котором сообщили британские военные сводки.

Канадские кавалеристы из полка «Форт Гарри Хорс», наступая к северу от Маньера, подошли к Камбре ближе, чем остальные части союзников. В ходе наступления они захватили штаб инженерных войск немцев в полном составе. Затем, приблизившись к артиллерийской батарее, которая вела огонь по танкам, кавалеристы с саблями наголо ринулись в атаку. Далее, проскакав по дороге в ложбине, они буквально свалились на голову роте немецких пулеметчиков и уничтожили около полусотни солдат. Но в этой же ложбине их остановили другие пулеметчики. Кавалеристы спешились, погнали лошадей в сторону немецких окопов, а сами смогли с боем пробиться обратно к своим, в Маньер. За проведение этой атаки командир кавалеристов лейтенант Г. Стракен был награжден Крестом Виктории.

Первый день сражения при Камбре доказал, что танки могут успешно применяться для решающего прорыва линии обороны противника. Были захвачены немецкие укрепления, занято 8 километров территории, взято в плен более 4000 немецких солдат. Британские газеты с торжеством заявили: «Величайшая победа Британии в ходе войны» и «Сюрприз для немцев».

Ощущение достигнутого успеха в первый день наступления было вполне обоснованным, но неудачи при Флекьере и Маньере должны были стать тревожным знаком. На второй день сражения с русского фронта подошла свежая дивизия немцев. Прямо с железнодорожной станции в Камбре ее бросили на укрепление участка фронта, где планировалось продолжение наступления, – между Румийи и Кревекуром, на канале Сен-Кантен. Это не позволило осуществить следующую стадию британского плана – кавалерийский прорыв. Узнав, что на фронте появилась новая немецкая дивизия, Бинг понял, что кавалерия не сможет промчаться галопом на восток, к Камбре. «Молниеносный прорыв» конницы, идеал и реальность войны до 1914 г., в 1917 г. оказался невозможен.

Новость о первоначальном успехе при Камбре, подарившая надежду на то, что патовая ситуация окопной войны может быть все-таки решена в пользу союзников, стала широко известна 23 ноября и вызвала беспрецедентную реакцию. В Британии по всему острову в честь победы звонили церковные колокола?[211]. В Соединенных Штатах в одном нью-йоркском клубе на доске объявлений появилось творение Эдварда И. Киддера:

Лондон и Нью-Йорк еще ликовали, но победоносное наступление уже грозило захлебнуться. 23 ноября, в тот день, когда по всей Британии звонили колокола, когда объявили, что у Камбре удалось захватить более 7000 пленных, продвижение британских войск столкнулось с ожесточенным сопротивлением противника у Бурлонского леса. В этом бою принимало участие 62 британских танка, но потери среди танкистов росли, что вело к сокращению элемента силы, а также и неожиданности.

Исход сражения должна была определить битва у Бурлонского леса. Хейг настаивал, что лес необходимо взять и продолжить широкомасштабное наступление. По его предложению кавалеристов, чьей первоначальной задачей было действовать в кильватере танкового прорыва, спешили и перевели в пехоту. Хейг сказал Бингу, что их следует использовать «в любом количестве». Когда об этом решении стало известно генералу Филдингу, одному из корпусных командиров, он сказал: «Мы сделаем все, что в наших силах, сэр, но вы требуете от нас слишком многого».

Это «слишком многое» оказалось невыполнимым. Наступающие никак не могли овладеть желанной высотой, господствующей над Бурлонским лесом. Немцы в контратаке отбили сотню своих недавно потерянных орудий. В локальном сражении за деревню Мёвр три ирландских батальона смогли к вечеру 23 ноября очистить от немцев три четверти деревни. Одна рота попала под сильный пулеметный огонь из опорного пункта к юго-западу от Бурлонского леса. Их затруднительное положение заметил пилот самолета союзников, который спикировал, чтобы атаковать противника. Немцы открыли по нему огонь. Самолет был сбит, летчик погиб. Через несколько недель в колонке «In memoriam» газеты Times появилось сообщение: «В память неизвестного авиатора, сбитого 23 ноября 1917 г. в ходе атаки на опорный пункт немцев к юго-западу от Бурлонского леса при попытке помочь роте Королевских ирландских фузилеров, когда ждать помощи было неоткуда». Погибшим авиатором был американский доброволец лейтенант Григгс, воевавший в составе 68-й (австралийской) эскадрильи.