Б.Н. Федоров, кроме наград за Первую мировую войну, имел высокие правительственные советские награды и поощрения, по некоторым сведениям, был лично знаком с выдающимся авиаконструктором А.Н. Туполевым (1888–1972 гг.). Борис Николаевич очень любил самолеты, не было такого случая, чтобы он специально для посещения самолетов не возил бы меня на ВДНХ в 60-е годы прошлого века. В то время практически весь самолетный парк СССР демонстрировался на этой замечательной выставке достижений народного хозяйства.

По непроверенным данным, в тридцатые годы прошлого века в составе одной из советских делегаций он посещал авиационные заводы Германии. Показывая мне самолеты, Борис Николаевич всегда говорил, что русские конструкторы и ученые — самые талантливые в мире.

Интересной параллелью этим событиям была моя стажировка на авиационных заводах Германии в 90-х годах. Немецкие инженеры и специалисты показывали нам почти все. Исключением были цехи авиационного завода в Мюнхене, в которых шли работы по разработке секретного Евроистребителя. Тогда мы отметили следующее — испытательные стенды на нашем производстве были во многом интереснее и функциональней, чем немецкие.

Но были случаи, когда мы были удивлены организацией и культурой немецкого авиационного производства. Например, сборка и отладка авиационных турбин полностью проводилась роботами в автоматическом режиме. Лопаточки для этих турбин подавались с потолочной части цеха специальными абсолютно невидимыми конвейерными лентами. Повсюду, для недопущения пыли и каких — либо посторонних источников загрязнения на сборочные участки, использовались многоуровневые воздушные отсекатели, изолирующие пространство в помещении, и другие хитроумные устройства, не мешающие перемещению людей между отдельными заводскими территориями.

Но особенно нас удивил процесс сборки самолетов среднего класса на авиационном заводе в Белефельде. Самолет (вернее его основа) при помощи устройства на воздушной подушке легко перемещался в процессе сборки в любой участок цеха всего одним рабочим, который проводил эти операции, пользуясь одним не очень большим пультом, который он держал в руках.

Когда на приеме у руководства завода мы похвалили немецких специалистов за такие удачные технические решения, то неожиданно выяснилось, что практически все эти решения в виде лицензий или другим способом заимствованы в России! Отсюда видно, что мало только делать открытия и изобретать что-либо, но надо еще уметь быстро осваивать и применять это в практике.

Во время командировки в Германию произошло событие, которое меня очень сильно удивило и даже поразило. Один из немецких специалистов, отвечающих у себя на заводе за стажировки иностранных специалистов, случайно вспомнил, что его дед — прусский генерал в Первую мировую войну воевал против русской армии в Восточной Пруссии. Мне сразу же представилось, что мои и его предки в районе Осовецкой крепости смотрели друг на друга через прицелы и окуляры биноклей. Мы же их потомки мирно беседуем и обмениваемся различными впечатлениями. Сразу подумалось, надолго ли сохранится такая мирная и доброжелательная ситуация? Конечно, хотелось бы, чтобы мирное небо было вечно, чтобы немецкий народ помнил призыв Бисмарка — «Никогда не воевать с Россией».

В конце двадцатых, начале тридцатых годов, в период голода, большевики, к которым Б.Н. Федоров перешел на службу после семнадцатого года, сделали его завхозом санаториев ЦК ВКП(б), что по тем временам соответствовало современной должности — директора. В этот период он пытался вызвать свою мать и сестру, сначала из губернского города Саратова, а затем из провинциального города Балаково, в котором они скрывались от ЧК, в Крым и спасти от голода. Но родственники не простили ему служения красным, гибели отца в Казани, практически с ним не общались. Его мать — Анна Иосифовна (Осиповна) отказалась ехать в Крым и предпочла этому голодную смерть.

Приведу тексты его переписки с матерью и другими членами семьи:

«Крым. Ялта. Саратов 29.3.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, квартира врача Лопатникова. Анне Осиповне Федоровой 25 марта 28 года.

Мама!! Привет из Ялты. Я с завтрашнего дня пойду завхозить в Крестьянский Санаторий. У нас 9 градусов тепла. О землетрясении и прочих ужасах слухи сильно преувеличены. Есть несколько обвалившихся старых домов. А так здесь земной рай. Мой санаторий в бывшем дворце Кровавого Николая. Адрес свой сообщу. Целую. Борис.

Алупка-Приморская. Симеиз, в трех км. от Алупки. Саратов П.Т.К. 23.4.28. Саратов П.Т.К. 26.4.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, квартира доктора. А.О. Федоровой 18 апреля 28 г.

Мама! Привет из Симеиза. Мой адрес: Крым. Симеиз. Поликлиника имени Свердлова. Завхозу. Вчера я уже купался в море. Борис.

Крым. Саратов П.Т.К. 26.7.28. Саратов, Ленинская улица, дом № 99, Анне Осиповне Федоровой Квартира врача Лопатникова.

22 июля 28 г.

Мама!! Твое письмо получил. Ты все-таки постарайся взять отпуск с 1-го августа и приезжай ко мне. Деньги на дорогу вышлю. Отдохнешь и подкормишься. К этому времени поспеет виноград. Прихватить с собой можешь одного — двух детишек. Жду от тебя ответа, тогда переведу деньги. Внизу этой открытки место, где будешь жить. Целую, Борис».

В дальнейшем Борис Николаевич жил в Москве, занимал различные должности, предположительно, в системе авиационного моторостроения. Интересным представляется факт знакомства Бориса Николаевича с Н.С. Хрущевым. Красного командира снова решили направить в авиацию, и он проходил обучение на специальных курсах академии им. Жуковского. Б.Н Федоров отличался грубым и вспыльчивым характером, это ему периодически мешало реализовывать карьеру.

Во время прохождения курсов авиационных специалистов в Академии им. Жуковского, Борис Николаевич вступил в серьезный конфликт с руководством академии. В результате руководством была сделана попытка его отчисления и были поданы документы в Московский горком партии на выбытие из партийных рядов. По тем временам, с учетом дворянского происхождения, это означало, сначала ссылку, затем верную смерть.

Конфликтная ситуация сложилась следующим образом. В период обучения тяжело заболела тифом его жена Ксения Григорьевна. В академии хорошо кормили, но обеды было запрещено выносить из столовой, из-за возможной пропажи посуды. Так как Ксения Григорьевна стала выздоравливать, ей понадобилось дополнительное питание, и Борис Николаевич часть своего пайка и обеда, несмотря на формальный запрет, относил ей. Однажды во время этого действия он в коридоре случайно столкнулся с командиром высокого ранга, заместителем начальника академии по хозяйственной части. Тот при всех курсантах в грубой форме стал отчитывать Бориса Николаевича за «похищение посуды и продуктов».

Борис Николаевич не выдержал и вывалил миску с горячей кашей прямо на голову обидчику. В результате завертелась бюрократическая машина, курсанта за этот проступок отчислили из академии, и ее собранием исключили из партии. Такие поступки курсантов и любых военнослужащих, несмотря на все их бывшие заслуги перед Советской властью, жестоко карались. Положение усугублялось офицерским прошлым и дворянским происхождением Бориса Николаевича. Репрессия, в каком — либо ее виде, после исключения из партии большевиков, казалась реальным событием. Осталось только одно действие до этого неминуемого шага — утверждение решения партийного собрания на специальной партийной комиссии, которую в ту пору возглавлял Н.С. Хрущев. Обреченным шел провинившийся курсант на заседание этой комиссии.

Но дело приняло неожиданный оборот — за Бориса Николаевича неожиданно вступился сам всесильный партийный деятель — будущий Первый секретарь ЦК КПСС. Когда глава комиссии узнал детали происшествия, он, на глазах у всех, порвал компрометирующие документы, и, к тому же, жестко отчитал начальника академии, его заместителя и секретаря парткома академии. Курсант был полностью восстановлен в правах, и более того, после окончания курсов, получил назначение на номенклатурную должность высокого уровня в области авиации и моторостроения. В дальнейшем между ними сложились хорошие отношения, что обеспечило административную поддержку Бориса Николаевича Федорова в советский период.