Шли годы, Тяжелые, военные. Жили они скромно, тихо, никто у них не бывал. Одно время зачастил товарищ отца, инженер, устроивший на работу мать. Как-то вечером Сергей, готовя в спальне уроки, услышал (дверь в соседнюю комнату была открыта, и мальчик невольно прислушивался к неторопливому, перемеживающимуся длинными паузами разговору), как инженер сказал матери, что давно любит ее и просит быть его женой.

У Сергея захолодело сердце, он так и застыл, напряженно вслушиваясь, что будет дальше. Ему стало стыдно, что он подслушивает. Стыдно и обидно от одной только мысли, что мать может изменить памяти отца.

«Нет, нет», – наконец услышал он голос матери.

После долгого молчания Александр Иванович (так звали инженера) снова заговорил, теперь уже тише, и Сергей, весь в напряжении, разобрал, что он говорит о нем.

– Я ему отцом буду, поверьте, Валя!

Сергей боялся пошевелиться.

– Не надо, Саша, – в голосе матери мальчику почудились просящие нотки, – никогда больше не говорите об этом, пожалуйста. Вы для меня после Сережи самый близкий человек. Спасибо вам за все, что вы сделали для нас, но не надо…

Сергей снова услышал голос дяди Саши, говорившего совсем тихо, но настойчиво, словно он боялся, что мать откажет ему опять. Сергей встал со стула и вошел в комнату. Мать подняла голову и, увидев стоявшего в дверях сына, протянула руки, точно искала у него защиты.

Александр Иванович замолчал, зазвенел ложечкой по стакану с остывшим чаем.

Сергей подбежал к матери, прижался к груди, спрятал лицо в мягкий пушистый платок, услышал, как бьется ее сердце… Так, в безмолвии, прошло несколько минут, потом скрипнул отодвигаемый стул – Александр Иванович встал, пробормотал, что ему пора, и, не глядя на мать и сына, вышел.

Оставшись вдвоем, они долго сидели не шевелясь. Сначала робко, потом смелее Сергей искоса поглядывал на мать, а она в ответ гладила голову своего внезапно повзрослевшего сына.

Время было тяжелое, но, чтобы не встречаться с Александром Ивановичем, мать ушла с работы, поступила на завод.

В сорок четвертом стало легче. Не с продуктами, нет, их не хватало и тогда, просто чувствовалось, что война идет к концу. Все чаще в репродукторе слышался торжественный, немного пугающий голос Левитана, читавшего приказы, чаще гремели залпы артиллерийских салютов, и в темном небе рассыпались гирлянды блестящего фейерверка. Под окнами дома гудели, переговаривались повеселевшие жильцы, а мать всегда в эти минуты стояла у окна, смотрела на светлевшее от огней небо и плакала. Думала о том, что никогда больше не вернется в дом человек, которого она полюбила раз и навсегда.

В пятьдесят третьем Сергей окончил спецшколу и был направлен на работу. В семью пришел мужчина-кормилец. Мать подняла сына на ноги. Теперь она могла отдохнуть, но тяжело заболела и, пролежав три месяца, умерла… Сергей остался один.

Так и жил. И вдруг эта встреча. Раньше чуждался веселых, смешливых девушек, а вот к этой, с каким-то большим горем, изломанной и очень одинокой, – потянулся. Сразу.

IX

К вечеру жара спала. Сейчас Орлов чувствовал себя лучше, хотя влажное белье еще противно липло к телу и ему казалось, что он только что вышел из парной. Поминутно вытирая махровым полотенцем лицо и шею, он ходил по кабинету, подставляя голову большому лопастому вентилятору, нагревшемуся от непрерывной работы, и мечтал о холодном душе. Жена уже дважды звонила с дачи – без него не садились за стол. Орлов обещал приехать, хотя и понимал, что если это и случиться, то не скоро. К сожалению, часто, очень часто, он возвращался поздно, когда дома все спали. На столе ожидал накрытый салфеткой остывший обед. Надо было разогревать его, и порой, взяв горбушку хлеба (он любил горбушки), положив на нее кусок холодного мяса, он шел в спальню.

Звонок Агапова перечеркнул свободный вечер. Многозначительно и настойчиво тот попросил принять его. Видимо, что-то случилось.

Орлов подошел к столу, ногой отодвинул кресло, хотел сесть, но в комнату вошел Агапов, и он остался стоять.

– Итак, встреча состоялась, Олег Владимирович, – еще в дверях сказал Агапов.

Орлов взглянул в встревоженное лицо вошедшего и понял, что предстоит большой разговор. По роду своей работы он интересовался многими людьми и их встречами, которые зачастую приводили встретившихся в этот кабинет. Но о какой именно встрече говорил Агапов сейчас? Орлов знал, что подчиненного всегда обижало, если генерал не помнил деталей его дела, подробностей разрабатываемой им комбинации. Взглянув на Агапова, он решил, что задавать наводящие вопросы не время.

– Кто он?

– Одно из двух. Либо они действительно подбираются к НИИ-16, – подходя к столу, продолжал Агапов, – либо мы что-то недосмотрели…

– Кто он? – сдерживаясь, повторил Орлов, но Агапов не ответил, обошел стол, и только сейчас Орлов заметил у него в руках попку. – Ты скажешь, наконец, кто он? – с угрозой в голосе сказал Орлов, досадуя, что не может вспомнить.

Агапов открыл папку, вынув увеличенный фотоснимок и протянул его Орлову:

– Узнаете?

Орлов взглянул на фотографию, почувствовал, как кровь ударила в голову, тут же отхлынула, и голова стала пустой – перед глазами осязаемо мелькнули приметы неизвестного, встретившегося в Центральном парке с женщиной, судьба которой с некоторых пор его интересовала. Он действительно ждал этой встречи, да и не он один… Но с этим? Нет, этого не могло быть, это ошибка!

– Не может быть! – сказал он громко, опускаясь в кресло.

– Вот документ! – кладя на стол бумагу, сказал Агапов. – Я тоже сразу не поверил, но, к сожалению, он!..

Орлов придирчиво рассматривал фотографию, пытаясь убедить себя в том, что Агапов ошибся. Даже взял увеличительное стекло. Похож! Ему нравился этот молодой подтянутый офицер, четкий и исполнительный. И все же фотография могла обмануть… Но лежавший перед ним документ… Ему хотелось оттянуть момент, который лишит возможности сомневаться. Еще не читая, он знал, что там написано. Короткими, рубленными фразами, четко, без претензий на литературу, с фотографической точностью, не оставляющей места сомнениям, там зафиксированы куски человеческой жизни. Все, все! И факты. Только факты. Он протянул руку и взял бумагу. Телефонный звонок оторвал его от чтения. Он досадливо взглянул на аппарат и кивнул Агапову. Тот взял трубку, назвал себя и сейчас же передал ее Орлову.

– Из дома, – сказал он почему-то вполголоса.

Орлов услышал голос жены. Слушал не перебивая, но, когда она замолчала, спросил:

– Мне дадут, наконец, спокойно работать?

Женат Орлов был давно, и Анна Федоровна, хорошо зная мужа, вздохнула, понимая, что и сегодня его не увидит.

– Ну, вот и хорошо! – смягчаясь, сказал Орлов. – Обедайте без меня… Зажги свет!

– Какой свет? – не поняла Анна Федоровна.

– Это я не тебе, – ласково сказал Орлов. – Спокойной ночи, Аннушка! – и как-то особенно осторожно положил трубку на рычаг.

– Зажги свет! – сказал он Агапову и улыбнулся.

– Что будем делать, Олег Владимирович? – нажав кнопку настольной лампы, спросил Агапов.

– Расставшись с Гутман, он поехал домой?

– Домой! – не понимая, какое это имеет значение, подтвердил Агапов.

– На Сретенку?

«Ах, вот что, значит, все еще сомневаешься», – подумал Агапов и кивнул головой.

– А утром пришел в управление? – продолжал Орлов.

– Нет, на объект.

– Шестнадцать?

– Да. Она уже звонила ему туда. Все это задокументировано, – сказал Агапов, но Орлов, не обратив внимания, продолжал:

– А из института?..

– В управление.

– Сейчас здесь?

«Наконец-то», – подумал Агапов.

– Здесь! Орлов молчал.

– Так что же будем делать, Олег Владимирович? – нервничая, вторично спросил Агапов.

– Пока только думать… – раздумчиво сказал Орлов. – Вот ты сказал либо, либо… Либо рвутся к институту, либо… – Орлов помолчал, словно боялся сказать это слово, – либо… – Он хмуро посмотрел на своего собеседника, – коммунист, сын коммуниста, чекист, наша с тобой смена… и предатель… – Он постучал костяшками пальцев по столу. – Так, что ли?