– А помните Серого? Данные были почти такие же, а взяли.

Видимо, это убедило.

– Ну, если встреча сегодня не состоится – согласен, но только в радиусе Сретенки. И так, чтоб никто ничего не заподозрил. Понятно? – Агапов сердито постучал карандашом по столу.

– Есть, чтобы не заподозрили, – ответил повеселевший Смирнов. – Разрешите идти?

– Иди, только помни – сорок восемь часов сроку.

Когда за Смирновым закрылась дверь, Агапов задумался, мысль его снова вернулась к найденному фотоаппарату. Последнее время любознательный иностранец, названный им «Веселым», все больше и больше интересовал его. Он действительно был веселым, этот уже немолодой, лысеющий брюнет с длинным носом, в роговых очках с несвойственной его возрасту прыткостью. Сидя за рулем своего нового восьмицилиндрового форда, со всегда залепленным грязью номером, он успевал за день отмахать не одну сотню километров, появляясь в самых неожиданных местах. Особенную любовь проявлял этот Кемминг к ресторанам и пивным, которые посещал ежедневно по нескольку раз. Умел подсесть к незнакомым, особенно подвыпившим, завести беседу. Порой можно было подумать, что посещение этих мест – его единственное занятие, хотя официально был помощником военно-воздушного атташе заокеанской державы. Но ходил и пешком. Как-то, слегка пошатываясь, он вышел из «Америкен-хауза», прошел по набережной и, видимо устав, сел в такси. В пути, разговаривая с водителем-женщиной, вел себя бестактно, что заставило ее насторожиться. Вопросы, которые он задавал, не отличались оригинальностью. В конце поездки, на хорошем русском языке, с характерным для иностранца четким окончанием слов, предложил встречаться и информировать его о жизни советской столицы и, хотя женщина не курила, сунул ей пачку «Кэмел». Женщина внимательно посмотрела на пассажира, пожала плечами и ничего не ответила. Эта пачка сигарет вместе с заявлением женщины сейчас лежала в сейфе у Агапова, напоминая об очередной глупости «дипломата».

Вообще этот, с позволения сказать, разведчик вел себя неумно. Видимо, чувствуя непродолжительность своего пребывания в «дружественной стране», торопился и делал глупости.

«А пленка? – спросил себя Агапов. – Как оказалась у него катушка? Ведь он же не выезжал из города. Значит в ресторане был кто-то передавший ему аппарат с пленкой, и этот момент нами не был зафиксирован!»

У Агапова постепенно крепло убеждение, что за спиной этого человека стоял и действовал другой. Более умный и осторожный, отводящий внимание его, Агапова. Возможно, Кемминг – «болван», агент, заранее обреченный на провал, для того, чтобы уцелел и мог продолжать «работать» другой, более опасный. Или?.. Или?.. А Гутман? «Значит противник жертвовал и ею? – снова спросил себя Агапов и, подумав, ответил: – А чем они рискуют, что знает она?»

В прошлом году она познакомилась с Кеммингом в Ялте, где он выдавал себя за журналиста Майкла Бреккера, а стенографистку посольства за свою секретаршу. Когда они уехали в Москву, Гутман, видимо, выполняя поручение своего нового знакомого, без особенного успеха знакомилась с отдыхающими мужчинами. Правда, серьезным был момент, когда она пыталась передать маленький пакет на борт теплохода иностранцу, путешествующему по путевке «Интуриста», коммерсанту из города Нашвил штата Теннеси. Какой-то галантный отдыхающий, стоявший рядом, хотел помочь, но нечаянно уронил сверток в воду, и, таким образом, передача не состоялась. После отхода «России» пакет подняли, но восстановить текст не удалось.

Проверка показала, что коммерсант Джон Лонг в Нашвиле никогда не проживал, и кто он, видимо, известно только Центральному разведывательному управлению.

Агапов встал и, разминая затекшие ноги, прошел по кабинету.

После неудачи с пакетом Гутман в завуалированной форме сообщила об этом в Москву.

Событие на пристани, несомненно, взволновало ее, потому что она перестала бывать на пляже и только несколько раз ходила на почту. На следующий день получила телеграмму: «Маму будут оперировать срочно выезжайте». Вернувшись в гостиницу, закрылась в номере и несколько часов не выходила из комнаты. Вечером, когда ужинала в кафе на набережной, лицо ее было заплакано. Видно, крепко взял ее в руки этот Кемминг. На другой день выехала через Симферополь в Москву. И сейчас же встретилась с Кеммингом. Агапов помнил, как это произошло. Позвонив по телефону, она поехала на Преображенскую площадь и зашла в небольшой, не особенно опрятный ресторанчик «Звездочка». Через некоторое время на своей машине подъехал Кемминг, подсел к ее столику. Прошло немного времени и они уже смеялись, чокалисзь бокалами. Потом сели в машину, он отвез ее домой. Встречалась она с ним раза два в месяц в кинотеатрах или ждала где-нибудь на улице – он подъезжал, она садилась, и поколесив по улицам, выходила и ехала домой. Но по телефону разговаривала часто и все намеками. Квартиру ее ни Кемминг, ни знакомые мужчины не посещали – боялись тетки, сухой, с характером старой девы, работавшей зубным врачом в одной из поликлиник.

Иногда не ночевала дома – соседям говорила, что останется на ночь у приятельниц. Окружающие ее жалели, считали неудачницей. «С такой мордочкой и не может устроиться». Только ворчливый старик пожарник, живущий в этой же квартире, называл ее несколько иначе.

Агапов временами даже жалел – куда заводит глупость и легкомыслие. Совсем недавно попросил разрешения задержать ее. Он вспомнил разговор с начальником управления.

– Все торопишься, Михаил Степанович? – с иронической улыбкой сказал тогда генерал. – Пусть попрыгает. Не думаю, чтоб уж очень весело ей было… Сам ведь докладывал, что последнее время нервничает, плачет. Чем черт не шутит – еще сама к нам придет…

– Она за это время такое наворочает, что…

– Ну уж и наворочает! – с усмешкой перебил его начальник управления. – Вижу, ты к старости пугливым становишься… А ты посматривай, может, кто и клюнет вроде того инженера из НИИ или мальчишек, любителей подержанных заграничных штанов.

«Как в воду смотрел, – досадливо подумал Агапов, – так и есть, клюнул. Встретилась, а мы упустили. Как идти на доклад? Или подождать денек? – мелькнула соблазнительная мысль. – Сегодня встретятся, завтра и доложу. Победителя не судят! Тогда и расскажу, как потерял…»

Частые гудки телефона перебили его размышления. Агапов взял трубку, услышал окающий говорок генерала и, не ожидая вопроса, начал докладывать о «ЧП»…

В Москве Митин зашел в парикмахерскую на вокзале. Выбрав удобную минуту (мастер отошел за салфеткой), нащупал вшитый во внутреннюю полу пиджака сверток. Каждый раз, когда ему становилось тревожно, он гладил рукой тайник и успокаивался. Казалось, пока он есть – все в порядке, ничего не случится.

Правда, деньги были и еще. Митин усмехнулся, вспомнив тугие, плотно набитые водонепроницаемые мешки, зарытые в лесу, далеко от Москвы. Чего там только не было – портативный радиопередатчик с комплектом запасных элементов, миниатюрные фотокамеры, радиомаяк, средства тайнописи, оружие, даже саперные лопатки и маскировочные халаты для обратного перехода. Наконец, главное – деньги – пачки новеньких советских двадцатипяти и десятирублевок, американские доллары, английские фунты, турецкие лиры, часы, золотые монеты. И ампулы!..

На рассвете, после приземления, Митину с Зуйковым пришлось долго разыскивать запутавшийся в листве сброшенный груз. Зеленый парашют в полутьме сливался с зеленью леса, и найти его было нелегко. Они стянули его на землю и тут же зарыли.

С гор наплывала туча, заволокла вершины деревьев. По лесу, цепляясь за стволы, ползли белесые рваные облака. Моросило.

Усталые и мокрые, они забились в чаще пихтарника, густо заросшего, обсыпанного ярко красными цветами рододендрона и разлапистой лавровишней. Над ними плотной пеленой лежал грязный туман, дымными клочьями висел на ветвях, а они, прижавшись друг к другу, дремали, чутко прислушиваясь к таинственным шорохам леса. Из травы с шумом вылетел черный дрозд и, недовольно квохтая, скрылся в чаще. Митин рванулся, что-то забормотал. Зуйков выглянул из-под плаща и медленно осмотрелся. С соседней пихты, по-змеиному вытягивая голову и воровато кося глазом, на него смотрела сойка. Зуйков злобно выругался и нырнул под плащ.