А время шло… С каждой минутой увеличивалась опасность, грозившая государю, а вместе с ним и всей стране.

Вне себя от ужаса, Гретхен надумала побежать в полицию и заявить о том, что она только что слышала. Она вышла из зала и очутилась в большом вестибюле, отведенном под гардероб. Здесь гости снимали плащи и головные уборы: в данную минуту в гардеробе находилось только несколько лакеев, которые, отойдя в угол, пили вино и о чем-то беседовали.

Войдя в вестибюль, Гретхен внезапно отшатнулась. На широком прилавке, отделявшем место хранения верхней одежды от места для публики, лежало великолепное синее домино из бархата, с капюшоном, обшитым золотом. Домино это в точности соответствовало описанию, сделанному злодеями. Следовательно, помимо домино, в котором был король, существовало еще второе, точно такое же домино. Гретхен не знала, кому принадлежало лежавшее на столе домино, да она и не стала спрашивать об этом, а просто схватила его. Она приняла отважное решение. Она задумала спасти короля, надев на себя второе синее домино, отвлекая таким образом внимание злодея на себя и вводя его в заблуждение. Гретхен не теряя ни минуты решила действовать. Она робко оглянулась на лакеев. Убедившись, что они были заняты своей беседой и не обращали на нее никакого внимания, она быстро надела на себя домино и торопливо вернулась в зал. Она плотно закуталась в домино, натянула капюшон на голову и надела шелковую маску, так что со стороны никак нельзя было узнать, кто она.

Она быстро прошла по залу, снова разыскивая короля, на котором должно быть другое такое же синее домино. Внезапно рядом с ней появился Арман де Роже, адъютант короля. Она чуть не вскрикнула от неожиданности. Арман был вполне уверен, что под синим домино скрывается король, и потому почтительно подошел к маске и шепнул:

— Нет ли у вашего величества приказаний? Я разыскиваю вас уже с полчаса, но никак не мог найти.

Гретхен ничего не ответила, а только плотнее закуталась в домино и крепче прижала маску к лицу. Но это-то и выдало ее. Придерживая маску, она невольно обнажила свою белую руку, на одном из пальцев которой сверкало золотое кольцо с бриллиантом. Арману это кольцо было знакомо, так как именно он и подарил его своей невесте, когда они вместе сидели как-то раз вечером в беседке за домом, принадлежавшем матери Гретхен. Он знал эту нежную, белую руку, которую не раз прижимал к устам.

— Что это? — прошептал он. — Ты ли это, Гретхен? Откуда у тебя этот наряд? Заклинаю тебя, говори, объясни в чем дело! Неужели ты не можешь простить меня? Снова повторяю тебе, что я по-прежнему люблю тебя, что буду любить тебя всю свою жизнь и что к той женщине меня влекла лишь чувственная страсть. Но сердце мое не принадлежит ей. Я говорил ей о любви, но сердце мое тут ни при чем. Гретхен! Мои лучшие, самые святые чувства принадлежат тебе одной!

Гретхен ничего не ответила. Но она остановилась, мольба любимого человека растрогала ее, и она уже хотела поднять капюшон, чтобы переговорить с Арманом. Но тут произошло нечто ужасное.

В течение последних минут за молодыми людьми следовал по пятам какой-то неизвестный в костюме ландскнехта. Лицо его было закрыто черной маской сверху донизу. Из прорезей маски сверкали блестящие глаза, устремленные с выражением фанатической ненависти в синее домино. Затем ландскнехт дрожащей рукой вынул из-за пояса длинный, острый кинжал, поднял его кверху и подержал секунду на уровне своего широкополого берета. При этом он оглянулся по сторонам, как бы желая убедиться, что путь к дверям свободен. Потом он согнулся, подобно тигру, собирающемуся сделать прыжок.

Вдруг он подскочил совсем близко к синему домино. Кинжал сверкнул в воздухе, и лезвие его по самую рукоятку вонзилось в спину несчастной девушки.

Раздался пронзительный крик.

Убийца бросился бежать, не оглядываясь на свою жертву.

— Арман! Меня ранили, — с трудом проговорила Гретхен, — я умираю… за короля!..

Арман не успел броситься вдогонку за злодеем. Он мог только подхватить Гретхен и прижать ее к себе.

— Гретхен! Милая! — воскликнул он в неописуемом ужасе. — Что с тобой? Ты бледнеешь! Что сделал этот негодяй, только что изо всей силы толкнувший тебя в спину? Боже! Я вижу кровь… в твоей спине торчит кинжал… Убийство!.. Помогите! Прекратите музыку! Здесь совершено гнусное убийство!

Музыка сразу оборвалась. Со всех сторон к месту происшествия сбежались маски. Из уст в уста передавалась ужасная весть. В несколько секунд Арман и Гретхен оказались окруженными густой толпой. Начальник полиции пробрался вперед и помог Арману перенести смертельно раненную Гретхен в зеленую гостиную. Там ее уложили на диван.

Сбежалось человек десять врачей. Все они в смущении переглянулись. Достаточно было только взглянуть на искаженное муками лицо несчастной девушки, чтобы увидеть, что тут ничем уже нельзя помочь, что молодая жизнь погибла безвозвратно.

Арман де Роже, громко рыдая, опустился на колени рядом с диваном, на котором лежала Гретхен. Он схватил холодеющие руки молодой девушки в свои и орошал их слезами, нежно называя ее по имени, и, по-видимому, забыл о том, что его окружают сотни людей. В такие минуты сердце очищается от всякой накипи, и тогда любовь прорывается наружу, как бы глубоко она ни была скрыта раньше.

— Очнись, дорогая моя, — говорил молодой офицер, — открой глаза хоть один еще раз, произнеси хоть одно только слово и скажи, что ты простила меня. Неужто пробил последний час твой и ты теперь уходишь в царство теней, не убедившись в моем раскаянии, не веря мне, что я любил только тебя одну, моя дорогая. Поверь мне в этот страшный час, что я никогда не буду любить никого, кроме тебя.

Пришлось силой поднять Армана на ноги. Его обступили несколько человек товарищей по полку, стараясь как-нибудь успокоить.

Тем временем в гостиную вошел седовласый старец. Врачи почтительно расступились перед ним, так как это был лейб-медик короля. Старик подошел к раненой и решительно, хотя по возможности и осторожно, вынул кинжал из раны. Брызнула струя крови, окрашивая голубой бархат домино в темно-бурый цвет.

Несчастная девушка вздрогнула. Холодная дрожь пробежала по ее телу, и она медленно открыла глаза.

— Арман, — слабым голосом произнесла она, — прощай! Дай мне руку… я хочу пожать ее в последний раз… Я так любила тебя… а теперь… теперь… я должна умереть…

Арман снова опустился на колени возле смертного одра своей возлюбленной и прижал залитое слезами лицо к синему бархату рокового домино.

У всех окружающих на глазах выступили слезы, всеми овладело искреннее сострадание, и, хотя гостиная была битком набита народом, слышался лишь подавленный шепот.

Вдруг сквозь толпу пробрался вперед, направляясь к дивану, какой-то среднего роста мужчина в синем бархатном домино. Он остановился и быстро сбросил капюшон. По толпе пронесся глухой, благоговейный шепот.

— Его величество король!

Фридрих подошел к дивану, на котором лежала умирающая. Арман встал, чтобы отдать честь, но король положил руку на плечо молодого офицера и коротко произнес:

— Не надо! Не вставайте. Молитесь. Это важнее.

Затем король обратился к вошедшему одновременно с ним начальнику полиции и спросил:

— Действительно это убийство? Неужели кто-то на самом деле заколол эту девушку?

— К прискорбию, остается только сказать, ваше величество, что какой-то негодяй нанес ей удар кинжалом в спину.

— Мерзавец! — громко произнес король. Он дал знак лейб-медику и вполголоса спросил: — Есть ли надежда? Можно ее спасти?

— Нет, ваше величество. Наука здесь бессильна. Лишь Господь властен сотворить чудо.

Король помолчал немного, а затем глухо произнес:

— Дурное предзнаменование, печальная разлука. Я люблю всех своих подданных и обязан защищать каждого из них. Господин начальник полиции, задержан ли убийца?

— Нет, ваше величество. Преступнику удалось бежать, оставшись незамеченным. Успели только увидеть, что он был в наряде средневекового ландскнехта, но лицо его было скрыто под черной маской.