В это время к ним подошел мнимый ученик Бертольд Габлер, в котором Зигрист и Резике приветствовали своего товарища Бенсберга. Резике с благодарностью пожал руки Лейхтвейсу и Бенсбергу и не мог достаточно нахвалиться ловкостью, с которой они сыграли комедию с Иостом.

— Значит, сегодня в полночь, на берегу Рейна? Следовательно, утром, при восходе солнца, моя Ганнеле будет уже вдовой.

Пока Лейхтвейс, Зигрист и Бенсберг, дружелюбно болтая, направились через лес в свое подземелье, Отто Резике следовал за ними, опустив голову и обдумывая убийство негодяя Иоста.

Стояла бурная ночь. Иост, совсем одетый, стоял у большого, широкого окна. Он смотрел на разыгравшуюся грозу и с досадой покачивал головой.

— Проклятье! — ворчал он. — Молния сверкает беспрерывно, гром гремит, дождь льет, точно все хляби небесные разверзлись. Буря, кажется, не хочет допустить, чтобы мы сегодня достали из Рейна таинственный клад; но хотя бы потоп залил всю вселенную, — я не сдамся. Я хочу сегодня иметь клад, и профессор должен покориться моей воле. Он, впрочем, не похож на человека, который может испугаться нескольких раскатов грома и блеска молний. Теперь одиннадцатый час, и мне остается достаточно времени, чтобы поспеть на свидание. Я возьму с собою несколько мешков, чтоб донести в них до дому золото и драгоценности. Ружье я, само собою, также не забуду: никогда не мешает иметь при себе оружие.

С этими словами Иост подошел к большому шкафу, занимавшему почти всю стену его кабинета, и открыл его. В нем находилась целая коллекция превосходного оружия. После некоторого колебания он взял двуствольное ружье новейшей конструкции и артистической работы. Рыжий Иост внимательно осмотрел ружье со всех сторон. В глазах его сверкнул коварный огонек, и со злым демоническим смехом он проговорил про себя:

— Это ружье обеспечивает два выстрела, и я с уверенностью могу сказать, что менее чем в полминуты могу выпустить две пули, из которых ни одна не минует цели. Одна для профессора, другая для его ученика. Одним ударом я сделаюсь единственным обладателем тайны, которую, конечно, перед тем выжму из старого ученого. Зачем делиться с ним и его учеником? Зачем брать третью часть клада, когда я могу получить его весь? Нет, Иост Эндерлин не так глуп, чтобы не понять своей выгоды. В этом деле и опасности никакой нет; я убежден, что старый профессор не имеет понятия о том, как следует держать ружье в руках. Чтобы он не удивился моему ружью, я скажу, что я ушел из дому под предлогом ночной охоты, а когда профессор повернется случайно ко мне спиною, я немедленно выстрелю и он полетит с раздробленной головой на землю. А пока ученик опомнится, я и ему всажу пулю в грудь. Затем спущу оба тела в Рейн, и течение унесет их отсюда; здесь их никто не знает и не заметит их исчезновения. Тут-то я и заберу все золото и драгоценности древнего героя Зигфрида. Ха, ха, древние герои имеют свою хорошую сторону, они позаботились, чтобы мы ни в чем не нуждались; копили и собирали для нас богатства, которые запрятали так ловко, что целые столетия никакой вор или мошенник не мог их украсть.

Рыжий Иост зарядил оба дула своего ружья, насадил пистоны на курки и перекинул ружье через плечо.

В дверях его встретила Ганнеле.

— Как, милый? — воскликнула она, как будто удивленная. — В такую бурную ночь ты хочешь выйти? Не делай этого, друг мой. Ты можешь простудиться. Подумай только, как я буду безутешна, если ты серьезно заболеешь.

Рыжий Иост самодовольно улыбнулся: ему было приятно участие его молодой, хорошенькой жены. Он крепко ее поцеловал. Ганнеле невольно отшатнулась и с трудом удержалась, чтобы не показать ему своего отвращения. Но в ту же минуту в ее душе зазвучала радостная мысль: «Это последняя его ласка, последний поцелуй». Хотя ей были совершенно были неизвестны планы Лейхтвейса, она догадывалась, что ночной выход Иоста связан с ними. Иост, конечно, не подозревал об этих размышлениях. Он объяснил жене, что идет на охоту, и советовал Ганнеле сейчас же лечь в постель.

— Да, вот еще что, — сказал Иост, протягивая ей связку ключей, — возьми эти ключи, тут есть и ключ от денежной кассы; я первый раз доверяю его тебе, но в лесу я могу встретиться с браконьерами — от этих негодяев нигде не спасешься, — и потому лучше, если он останется в твоих руках: я знаю, ты честная женщина.

Ганнеле молча взяла ключи. Иост еще раз кивнул головой и вышел из дома. Ганнеле стояла у окна и видела, как он вошел в лес.

Иост шел очень быстро. Если он хотел попасть на сборный пункт ровно в полночь, то должен был торопиться, потому что и без того очень долго провозился дома. Молнии сверкали ежеминутно. Идти лесом в такую погоду было, по правде сказать, очень рискованно, но Иост пошел именно той дорогой, потому что это был кратчайший путь к берегу Рейна. При одной мысли, что он может опоздать и не застать на месте профессора и его ученика, холодный пот выступил у него на лбу.

«Надеюсь, что профессор не солгал и ждет меня на том самом месте, где сегодня рассказывал мне историю Нибелунгов», — подумал злодей.

Страшная молния вдруг ударила перед самым Иостом и заставила его кинуться в сторону, расщепив в ста шагах от него старое дерево. Иост никогда еще не был так близок к смерти. Небо не могло яснее предупредить его, чтобы он вернулся домой и отложил свое ночное похождение, но скряги отмечены Богом при их рождении; он им дал глаза Аргуса, но лишил их слуха: они всегда глухи к самому убедительному голосу. Иост не понял намека судьбы. После первого испуга он хладнокровно прошел мимо расщепленного дерева и, несмотря на грозные раскаты грома, пошел дальше. Он промок до костей. По его расчету, ему оставалось идти лесом еще около пяти минут, и Иост молил Бога помочь ему благополучно вынести шкуру из этой чащи.

В то время как Иост подходил к лесному оврагу, перед ним вдруг выступил худощавый призрак: два злых, насмешливых глаза уставились на него. В эту минуту сверкнула молния и осветила эту фигуру, как из-под земли выросшую перед Иостом. Иост, очень суеверный, как все другие люди, боялся призраков и привидений, он вдруг почувствовал, как у него мурашки забегали по телу. Он остановился как вкопанный и даже забыл схватиться за ружье. Наконец он крикнул громкое проклятие и в ту же минуту приготовился стрелять.

— Это ты, безрукая? — закричал он. — Вдова браконьера Больта? Убирайся к черту, если не хочешь разделить участь мужа. Убирайся, или я подстрелю тебя!

Короткий иронический смех вырвался у вдовы Больт, лицо которой было испещрено кровавыми подтеками — следы ударов, нанесенных ей, как известно читателю, несколько дней назад плеткой Иоста Эндерлина.

— Я пришла проститься с тобой, — злобно процедила она сквозь зубы. — Хочу любезно расстаться с тобой, как принято у людей хорошего общества. Видишь, какая я стала вежливая?

— Что означают твои бредни? — спросил управляющий. — Разве твои дела настолько поправились, что ты уходишь отсюда?

— О нет, ты ошибаешься, — насмешливо возразила вдова Больт. — Ухожу не я, а ты, Иост Эндерлин…

— Я!.. Ты с ума сошла?

— Ну, по крайней мере, ты собираешься отправиться в дальний путь.

— В путь?.. Я?.. Но куда же ведет этот путь, смею спросить?

— Куда? — резко спросила старуха. — Он ведет в преисподнюю, откуда ты и пришел. В преисподнюю… в преисподнюю!..

У рыжего Иоста волосы стали дыбом и ноги подкосились. Ему казалось, что с ним говорила не бедная, голодная, несчастная женщина, которую он так часто притеснял, не существо из крови и плоти, а призрак другого мира.

— Я не понимаю, — заговорил он, дрожа от страха, — что хочешь ты сказать? Что означают твои ужасные речи?

— Они означают, — продолжала глухим, замогильным голосом безрукая, — что с восходом солнца тебя уже не будет в живых.

— Прочь с глаз моих, проклятая ведьма! Ты меня с ума сведешь своим карканьем. Убирайся к черту или я подстрелю тебя, как твоего мужа.