Здесь было уже два трупа. Один также с перерезанным горлом, а второй застрелен в голову.
Работали профессионалы.
И они были еще здесь, значит, бой предстоял серьезный, может быть, последний в их жизни бой.
На третий поворот выходил Муха. Он уткнулся в новый железный люк, тихонько толкнул его, и тот распахнулся. Из-за люка никто не стрелял. Боцман осторожно заглянул внутрь. Лифт.
Кабина была где-то внизу. Вызывать его сейчас сюда было бы сплошным безумием. Те, кто внизу, наверняка встретили бы их плотным огнем. Нет, надо было действовать осторожнее.
И солдаты, тихо взломав сетчатую дверь, стали спускаться по тросам.
Внизу их ждала та же картина — трупы, трупы...
Два коридора вели от лифта. Боцман пошел налево, Артист с Мухой направо.
Коридор, по которому отправились Артист с Мухой, оказался коротким, всего метров десять, и вел в огромный зал, всю площадь которого занимало нечто сложное: сбившиеся в кучу железные стойки со множеством кабелей, циферблатов, мониторов, лампочек, клавиатур, мигающих датчиков.
Вот он, мелькнуло в голове у Артиста, суперсейсмограф, одна из важнейших частей тектонического оружия. Сверхуничтожитель, против которого не было и не будет никакого спасения у людей.
И это оружие было так близко...
Коридор Боцмана тоже был коротким, но вел к другому лифту — грузовому. Здесь никого не было.
И он повернул обратно.
Сделал два шага и остановился.
Эту дверцу он не приметил, когда шел по коридору, а вот теперь что-то заставило его толкнуть ее.
Он выждал секунду, чтобы глаза привыкли к темноте, которая была в комнате за дверью. Там кто-то был. Он уловил какое-то слабое шевеление.
Если бы это был бандит, он бы уже выстрелил. Сейчас Боцман представлял собой прекрасную мишень. Значит, там мог спрятаться свой.
— Эй! — тихо позвал боцман. И за дверью послышался сдавленный стон. Боцман вкатился в темноту, залег, ожидая подвоха, но и сейчас никто не стал стрелять.
— Эй, — снова позвал Боцман. И снова услышал сдавленный стон совсем рядом.
Он протянул руку — человек. Ощупал того в темноте и понял, что человек связан.
— М-м-м...
Боцман быстро разрезал в темноте веревки, услышал звук отдираемого пластыря и совсем тихий голос:
— Помогите...
В эту же секунду Боцману показалось, что он сошел с ума. Это был голос Ани.
— Аня, ты? — прошептал Боцман.
— Тихо, они здесь, — еле слышно ответила Аня.
— Кто?
— Их трое. Они схватили меня в машине. Они все про вас знают, они взяли меня в заложницы, — горячо шептала девушка. — Они куда-то ушли. Они сейчас вернутся.
— Куда они ушли?
— Не знаю, они связали меня и заперли здесь. Нам надо уходить...
— Надо, — согласился Боцман, — только когда выполним задание.
— Какое задание — нас убьют!
— Не бойся, мы тоже умеем стрелять. Сиди здесь, я мигом вернусь.
Аня осталась в темной комнате, а Боцман бросился за Артистом и Мухой.
Те все так же лежали у входа в машинный зал, высматривая противника.
Боцман сбивчиво рассказывал им о своей удивительной находке, пока они бежали к темной комнате.
Артист, когда до него дошла суть рассказа, остановился.
— Аня здесь?!
— Да, а бандиты ушли куда-то. Они сейчас вернутся, им нужно увезти сейсмограф. Наверное, пошли за помощью.
— Увезти? Как его увезти? Это пять составов понадобится.
— Я прикинул — там много обычной аппаратуры, а сам сейсмограф, наверное, не такой уж и большой.
— Вот только где он?
— Если знать, найти легко.
— Так, взрываем этот чертов сейсмограф и уходим, встретим их наверху.
— Где наверху? Здесь несколько выходов?! — спросил Боцман. — Я видел грузовой лифт. Он явно ведет наверх, на самый верх.
— Значит, будем ждать их здесь.
— А нам точно надо взрывать эту машинку? Может, ее просто потихоньку разбирать и увозить?
— Куда? И кому? Очередному идиоту, который захочет завоевать весь мир?
— Аня, — позвал из темной комнаты Боцман. — Выходи.
— Да, лоханулись, зачем брали женщину? Непрофессионально, — сказал Артист. — Ладно, Муха, идем заложим взрывчатку. А ты, Боцман, веди Аню к пассажирскому лифту. Мы будем через две минуты.
Они кинулись снова к машинному залу.
— Ой, я не могу встать, — позвала из темноты Аня. — Помогите.
Боцман, скидывая с плеча автомат, решительно шагнул в комнату.
Это его и спасло. Острое лезвие со скрежетом полоснуло по оружейной стали. Дальше Боцман действовал механически — выбросил ногу в тяжелом ботинке, он легко откинул к стене чье-то тело, а в следующую секунду выстрелил из пистолета туда, где шмякнулось тело врага.
Тело рухнуло с шумом.
— Аня, — позвал Боцман, — ты где?
Тишина.
Он зажег фонарь — Аня с простреленной грудью лежала у стены.
Боцман наклонился.
Лицо Ани исказила предсмертная злоба. Оно было некрасивым.
В руках у нее поблескивало лезвие тонкого стилета. Этим лезвием был убит когда-то человек с тяжелым затылком, допрашивавший в машине ученого. Этим лезвием был убит Кожевников.
Этим лезвием были убиты солдаты в подземном бункере, охранявшие суперсейсмограф. Это лезвие не смогло убить только солдат удачи, а ведь было так близко.
Через четыре минуты все трое — Боцман, Муха и Артист — уже были наверху, бежали от саманного домика, а еще через полминуты из-под земли раздался оглушительный гул, и саманный домик словно надулся изнутри, а потом лопнул пыльным облаком.
Проект тектонического оружия был уничтожен.
Впрочем, ни Боцман, ни Артист, ни Муха так и не узнали до конца жизни: то, ради чего они рисковали жизнью, то, ради чего бандиты положили стольких людей, то, что солдаты удачи наконец уничтожили, — было ли это настоящим оружием или только огромным блефом...
Глава восемьдесят четвертая
20 февраля. Новая американская администрация отправила в конгресс запрос о повышении ассигнований на разработку новых видов вооружения американской армии. Судя по просочившимся в прессу сведениям, это сумма в несколько десятков миллиардов долларов (Рейтер).
В Москве как-то резко похолодало. Но Голубков и Пастух словно бы не замечали этого. Они сидели на скамейке в сквере возле управления. Разговор их носил личный характер, как просил Сергей, имея в виду, разумеется, чтобы их никто не подслушал. И полковник вывел Сергея в сквер, то ли действительно наивно полагая, что здесь нет чужих ушей, то ли делая вид.
Сергей подробно рассказал о последнем этапе операции, сообщил банковский счет, на который должны прийти деньги, о страшных потерях, которые понесли обе стороны. И закончил последним сообщением, которое получил уже час назад: сейсмограф был взорван.
— И похоже, это был самый грандиозный блеф, который когда-либо разыгрывался нашими спецслужбами.
— И когда же ты об этом догадался? — напрягся Голубков.
— Давно.
— А вот я до сих пор не сподобился, — признался полковник.
— Потому что вы так увлеклись грандиозностью поставленной задачи, что явно рассчитывали на заинтересованность в этом англичан, немцев, американцев, террористов, в конце концов, и не подумали о наших любителях политических игр. Вообще мне кажется, многое в системе взаимоотношений «великолепной семерки» и УПСМ должно подвергнуться корректировке.
— Даже так?
— Да, мы не работаем бесплатно. Что с того? Слишком много истрачено светлого в наших душах, а затем оплачено в лучшем случае равнодушием — это еще самое слабое определение. Я не о прошлых делах, я о людях, которые нами повелевали, направляли и были ответственны за состояние наших умов, кошельков, уважения.
Сергей сделал протестующий жест, заметив желание Голубкова что-то сказать.
— И пятьдесят тысяч — это предоплата, как говорят теперь. Лично против вас я ничего не имею, но покопайтесь среди окружения, взвесьте — кого мы ведем? Найдется ли на десяток кормчих хоть пара с «чистыми руками, холодным сердцем и...»? Вот видите, стало уже забываться... Если это грандиозный блеф, но блеф ради России, мы согласны, а так... не за понюшку табака... Круглов — мудак, но ведь таких еще в России миллионы, одураченных, униженных и все-таки надеющихся на что-то. И Круглов убит.