Некоторое время Лотар молчал, обдумывая сказанное, а потом вдруг рассмеялся на всю больницу – звонко, весело, так, как смеются над хорошей шуткой. Ирвин молча ждал, когда канцлер успокоится – наконец, он отер выступившие слезы, похлопал Ирвина по плечу и ответил:

– Ну, насмешил ты старика. Если бы я хотел как-то убрать Сандарин, то поверь, нашел бы способ. На ней грехов как на бобике блох, уж я бы смог поймать нужную блоху, не сомневайся. Но она мне не мешала, так что тут нет моей игры. Не сомневайся, повторяю.

Арьяна шевельнулась на койке. Повернула голову в сторону окна, вздохнула. Ирвин выбрался из-под одеяла – холодный пол качнулся под босыми ногами, но он удержался – подошел к жене, взял ее за руку: она была легкой, почти невесомой. Конечно, принцесса хочет заниматься своим делом, его истинная пара, но сейчас Ирвин хотел запереть Арьяну в комнате и никуда не выпускать. Тогда никакая гадина не смогла бы причинить ей вред.

Потом он подумал, что как раз и был бы той гадиной.

– Тот врач весьма дерзко с тобой разговаривал, – заметил Ирвин. Канцлер усмехнулся.

– Он отличный врач, может себе такое позволить. Я уже отправил все содержимое того буфета на исследование. Буфетчика забрали мои люди.

– Неужели Сандарин такая дура, что решила… – начал было Ирвин и не закончил. Лотар пожал плечами.

– Как сказал Гвергиади, это паралич гортани от сильной аллергической реакции. Или умное предумышленное убийство… политическое убийство. Я с этим разберусь, можешь не волноваться.

***

– Тебе точно легче? Если что, останемся здесь до утра.

Ирвин смотрел с нескрываемой тревогой – такой, что Арьяне невольно сделалось неловко. Он едва не умер, как и она: узнав об этом, она ощутила стыд – вот ведь, почти отправила хорошего человека на тот свет.

– Мне правда легче, – заверила она и не обманула: тошнота и головная боль отступили, слабость, которая превращала тело в подобие ватной игрушки, еще оставалась, но Арьяна понимала, что это ерунда, которая не стоит внимания. – Давай поедем домой.

Спускаясь рядом с Ирвином по лестнице, Арьяна увидела, что в буфете возятся какие-то люди в темно-синей форме без знаков отличия. Заметив, куда она смотрит, Ирвин сообщил:

– Канцлер Лотар считает, что это была не аллергия на перец, а попытка предумышленного убийства. Ты же вчера поссорилась с Сандарин.

Арьяна усмехнулась. Она держала Ирвина под руку – твердую, напряженную – и впервые чувствовала себя по-настоящему близко с кем-то.

– Она же не дура вот так подставляться.

Ирвин выглядел так, словно не меньше недели провалялся в постели, страдая от легочной жабы – бледный, осунувшийся, какой-то помятый. “Мы истинная пара, – подумала Арьяна. – Теперь всегда будет вот так. Что-то случится с одним, и второй будет страдать”.

Теперь они связаны, и эта связь неразрывна. Это, наверно, и есть та вечная любовь, о которой так восторженно распевают свои песни поэты, когда один не может жить без другого. Когда Арьяна думала об этом, то в груди начинала ворочаться ледяная жуть.

А если они разъедутся в разные страны? Поймет ли она, что Ирвин, например, умер, или нить, которая соединяет истинную пару, не сможет растянуться на половину мира? Что случится, если Арьяна, допустим, полюбит кого-то другого – что при этом почувствует Ирвин?

Истинная пара. Ужасный способ приковать людей наручниками друг к другу. Нет, это не благословение небес, это проклятие – во всяком случае, сейчас Арьяна видела все это именно так.

– Теперь нам надо быть очень осторожными, – сказала Арьяна, когда они сели в мобиль. За рулем был незнакомый молодой человек, в чертах его острого лица виделось что-то крысиное. – Мы едва не умерли.

Ирвин понимающе кивнул.

– Такова наша суть. Ты очень бледная, не надо так волноваться.

– Не надо волноваться? – Арьяна посмотрела на него, не в силах скрыть удивление. – Ты едва не погиб из-за меня.

Ирвин улыбнулся. Погладил ее по руке.

– Вообще истинные пары живут очень долго. Долго и счастливо, – ответил он. – Один вытягивает второго из беды, так что… в общем-то, нам не о чем волноваться.

Он посмотрел в окно, на изящную решетку городского парка, за которой клоуны в золотых халатах раздавали детям розовые облака сладкой ваты на палочках, и признался:

– Но я, конечно, страшно испугался, когда ты упала. Я ни за кого так не боялся.

В носу защипало, а глазам сделалось горячо – вот глупо будет, если она сейчас расплачется. Арьяна провела ладонью по щеке, посмотрела на Ирвина – тот сейчас казался настолько открытым и искренним, словно связь истинной пары распахнула перед Арьяной его душу.

– Это неправильно, – сказала Арьяна. – Ты не должен мучиться и умирать из-за того, что я умираю. Это…

Она не смогла подобрать нужного слова.

Когда мобиль въехал в ворота их с Ирвином дома, то Арьяне почудилось, что она и правда вернулась домой. Не во дворец короля Якоба, а в то место, в котором ее ждали и встречали с теплом – не потому, что она принцесса, а потому, что это просто она, Арьяна. Когда они вышли из мобиля, поднялись по ступеням и вошли в гостиную, то она обернулась к Ирвину и спросила:

– Ты правда уверен, что мы будем жить долго и счастливо?

Он помолчал. Задумчиво погладил согнутым указательным пальцем по ее щеке, и Арьяна вспомнила, как просила его дать ей возможность выбора. Есть ли такая возможность вообще там, где два человека пришиты друг к другу тонкой острой иглой?

Сейчас она чувствовала эту близость всей кожей. Всей своей сутью.

– Уверен, – ответил Ирвин. – Знаешь, я хотел увезти тебя куда-нибудь подальше. Запереть в комнате, чтобы с тобой никогда ничего не случилось.

– Потому что хочешь жить? – спросила Арьяна. В глазах Ирвина проплыли золотистые блестки, словно волк, который был скован в глубине его души, вдруг шевельнулся и напомнил о себе.

– Потому что не хочу тебя потерять, – он усмехнулся, махнул рукой, словно стеснялся, как школьник, того, о чем говорил. – Потому что тогда я лишусь не жизни, а человечности. Да, это трудно понять, но…

– Я понимаю, – сказала Арьяна. – Давай попробуем просто жить. Не запирая друг друга в комнатах.

Ирвин кивнул – приобнял ее за плечи не любовным, но дружеским жестом. От него веяло уверенностью, теплом и чем-то еще, чего Арьяна не смогла разобрать.

– Где Бейлин? – спросила она. Это выглядело каким-то неправильным: младшая княгиня хармиранская едва не умерла, а ее телохранительницы не было рядом. Ирвин неопределенно пожал плечами.

– Я сегодня ее не видел. Даже странно.

“Странно”, – мысленно повторила Арьяна.

Ей сделалось не по себе.

Очень сильно не по себе.

***

О судьбе Бейлин Ирвин узнал практически случайно: новый водитель обмолвился, что ее видели в одном из кабинетов княжеских дознавателей. Оставив Арьяну дома, Ирвин собрался было поехать к Лотару, уточнить, как идет расследование, но приказал развернуться и ехать в княжеский дворец.

Они с Бейлин не испытывали особой симпатии друг к другу, но и врагами они тоже не были. После времени, проведенного бок о бок, Ирвин даже начал думать, что телохранительница понимает его – во всяком случае, она почти перестала бояться и на ее скуластом лице никогда не появлялось того брезгливого презрения, которое Ирвин видел у остальных при своем появлении.

И раз она оказалась у дознавателей, значит, дело было плохо.

Он обнаружил Кигана в рабочем кабинете – князь сидел за столом, заваленным документами, и, судя по серому лицу и мешкам под глазами, не ложился спать и не собирался этого делать. В одном из листков на столе Ирвин узнал официальное послание Варандана – наверно, король Якоб уверял во всяческом почтении, забирая себе свое.

– Чем я могу тебе помочь? – спросил Ирвин, усаживаясь в то кресло, которое неофициально считалось его. Киган оторвался от бумаг, и Ирвин вдруг увидел в князе того юношу, который много лет назад пообещал, что однажды найдет способ вылечить брата. Обязательно найдет.