– Ты просто придумал себе эту сказку, Ирв, – с искренним сочувствием сказала Мейв, и ее теплая маленькая рука скользнула от его живота и ниже. Пальцы охватили, сжали с плотной ласковой силой. – Ты просто решил помочь своему брату в той сложной ситуации, и это правильно.

Халат соскользнул с ее плеч – белых, наполненных теплым золотистым свечением, словно высеченных из долийского мрамора. Качнулась грудь с темными сосками. Талию можно было охватить двумя руками, а бедра были широкими, с такими бедрами хорошо рожать детей – кажется, так однажды сказал Лотар, Ирвин уже не помнил, по какому поводу.

Его затошнило. Ком в горле ощетинился иглами. Ирвин дернулся, пытаясь стряхнуть с себя Мейв, и не смог – тело было вялым и слабым, тело было чужим, и от этой беспомощности хотелось заорать, но он смог лишь просипеть:

– Уйди, ведьма.

Мейв снова рассмеялась, словно он забавлял этими жалкими попытками избавиться от нее. Переместилась по кровати ниже – Ирвин ощутил опаляющее прикосновение кольца ее губ, сперва расслабленно-нежного, потом сильного, почти грубого.

– Истинная. У меня есть истинная. И я никогда…

У него не было сил. Яд в чае лишил его возможности сопротивляться – Ирвин зажмурился и сказал себе: “Я не вещь. Я никогда не был ей и не буду. И раз уж я обрел свое чудо, то не позволю ему уйти”.

Волк в темной глубине его души поднял голову. Сверкнул янтарными глазами. Ирвин вспомнил Арьяну – вот она улыбается, держа в руках уличную еду, вот осторожно гладит девильяна, вот встает и поднимает крошечное смешное оружие.

Он не мог поддаться на темные чары. И не собирался быть марионеткой в чужих руках.

Лучше уж звериное безумие, чем предательство.

Волк шевельнулся – Ирвин протянул к нему руку и беззвучно приказал: вернись. Вернись, у нас есть дело.

Мейв кокетливо погрозила ему указательным пальцем – несмотря на все ее усилия, Ирвин так и не был готов для любовной схватки. Снова истинность – ты можешь любить только свою пару. Неприятный сюрприз, правда?

– Я что-то такое предвидела, – призналась Мейв и взяла с прикроватного столика серебристый футляр, в каких хранят шприцы. – На этот случай нам с тобой поможет фармакология. Для нее теперь…

Ирвин наконец-то сбросил с себя человеческий облик. Ему стало так легко, что голова закружилась – ушел яд из крови, схлынуло наваждение, он снова был собой, он снова владел всем миром.

Кажется, Мейв завизжала. Волк ударил ее лапой – по животу и бедрам пролегли глубокие царапины, и Ирвин рассмеялся: ничего, до свадьбы заживет. Он вернулся к своей тьме, он не предал Арьяну, он остался свободным от дикого черного морока.

Перед волком лежал летний вечер – мир пах водой и травой, и песня Волчьей луны легла в уши, словно материнский ласковый голос: вот он зовет к себе, под бескрайнюю синеву неба, к свободе, к той власти, которую не дадут ни короли, ни боги.

Ирвин еще раз толкнул визжащую женщину лапой и бросился прочь.

***

Дворец был наполнен шумом и суматохой.

Возле парадного входа толпились журналисты: когда мобиль Арьяны и Бейлин остановился у ступеней, и дворцовый охранник открыл дверцу, мужчины с блокнотами и карандашами бросились к ним, сбивая друг друга с ног.

– Ваше высочество, вы уже знаете о состоянии князя?

– Ваше высочество, как по-вашему, почему в князя стреляли?

– Это как-то связано с аннексией Валианского полуострова?

– Как это связано с аннексией Валианского полуострова?

Бейлин вышла из мобиля и двинулась вперед, прорубая толпу, словно северный ледокол айсберги. Арьяна пошла за ней, стараясь ни на кого не смотреть. Хлопнул дагерротипический аппарат где-то в стороне. Кто-то попытался схватить Арьяну за руку; не оборачиваясь, Бейлин вроде бы небрежно махнула в сторону нападавшего, и он заскулил и попятился, прижимая к груди ушибленное запястье.

За ними закрылись дворцовые двери, и один шум сменился другим – здесь царила деловитая тревожная суета. Помощники и слуги быстрым шагом шли по коридорам, часовые на лестничных пролетах были облачены в черную форму, суетливые служанки выскакивали из одних дверей и исчезали в других, и Арьяне показалось, что вся эта суета просто ради того, чтобы что-то делать. Чтобы не сидеть неподвижно, пока где-то там в своих покоях умирает князь Киган.

На втором этаже их встретил Лотар – канцлер посмотрел на Арьяну очень пристальным, пронизывающим взглядом и спросил:

– Ваше высочество, вам знакомо имя Габриэля Ваньяцци?

– Никогда не слышала о таком, – честно ответила Арьяна, и взгляд Лотара смягчился: теперь это снова был заботливый дедушка, который искренне переживал о внуках. – Кто это?

– Студент с полуострова, – Лотар пошел вместе с ними в сторону княжеских покоев, и Арьяна подумала, что если студент жив, то его сейчас наверняка пытают. – Его высочество сегодня выступал на вручении дипломов в Техническом университете. Негодяй проник туда.

– Как себя чувствует князь? – спросила Арьяна.

– Ваньяцци выстрелил трижды, два раза попал. Государь уже вне опасности, но ему нужно отдохнуть, – они остановились возле офицеров княжеской охраны, которые застыли возле дверей в покои Кигана, и Лотар, нахмурившись, добавил: – Впрочем, вы обязательно должны зайти. Где Ирвин?

– Я не знаю, – ответила Арьяна, и холод снова шевельнулся в груди. В Кигана стреляли. Ирвин пропал. Они все рухнули во что-то очень плохое.

“Странные вещи меня настораживают”, – сказал Ирвин, когда они сидели на берегу озера. Вот они, странные вещи. Странные и страшные.

“Я должна увидеть его живым, – подумала Арьяна. Тревога становилась все сильнее – ворочалась в животе, комкалась тошнотой, поднималась грозой у горизонта. – С Ирвином все должно быть в порядке”.

Он один из немногих людей, на которых она могла опереться. Он один из близких в чужой стране. Но сейчас это было неважно. Совсем неважно. Арьяна боялась за Ирвина просто потому, что он жил на свете. Они поженились, они провели эту ночь вместе.

Они не говорили о любви. Но это, возможно, как раз и была любовь.

Лотар толкнул дверь в княжеские покои – Арьяна и Бейлин потянулись за ним. Комнаты были наполнены сумрачной тишиной: ее едва разгоняли маленькие лампы. Арьяна увидела какие-то картины в позолоченных лампах, брошенную газету на письменном столе – наверно, князь читал ее утром, за чашкой кофе. Потом они прошли в спальню, и первым, кого увидела Арьяна, была Шейла – стоя на коленях возле огромной княжеской кровати, она держала Кигана за руку.

На этом ложе они занимались любовью и зачинали сыновей, подумала Арьяна. И вот он ранен и может быть, скоро умрет.

Кто-то вздохнул справа, возле окна. Сыновья Кигана были сейчас похожи не на волчат, а на испуганных растрепанных птенцов – они застыли в кресле, обхватив друг друга руками и не сводя глаз с отца. Киган был в сознании – одеяло прикрывало его до пояса, на груди была плотная повязка с проступающими кровавыми пятнами. Услышав чужие шаги, Киган повернул голову в сторону дверей и едва уловимо улыбнулся.

– Арьяна, – почти слышно прошелестел незнакомый голос, и только по движению губ Арьяна поняла, что это заговорил Киган. – Проходи.

Шейла обернулась к ней – в темных глазах была такая ненависть, словно это именно Арьяна трижды выстрелила в князя. Наверняка считала, что это король Якоб организовал покушение – должно быть, поэтому канцлер спросил, знает ли Арьяна студента Ваньяцци и следил, выскользнет ли правда на ее лицо.

– Как вы себя чувствуете, государь? – спросила она, сделав шаг к ложу. Всего один небольшой шаг.

– Это было неожиданно, – признался Киган. – Теперь, наверно, придется ходить везде с охраной.

– Чем я могу вам помочь? – с искренним сочувствием поинтересовалась Арьяна, и Шейла выпустила руку князя и поднялась от кровати.

– Лучше не суйся. Я говорила тебе: убирайся в свой Варандан, – гнев в ее негромком голосе обжигал, словно ветер из пустыни. Лотар среагировал моментально: встал между Арьяной и Шейлой и произнес: