— Боже милостивый, мне тебя слушать! — воскликнул Шафиров.

Какую-то реплику подал Меншиков, но тут же получил недвусмысленный намек на собственные злоупотребления.

— Я, — говорил Шафиров, — в подряде не бывал, и шпага с меня снята не была.

Происшедшее в Сенате стало известно Петру, и Шафиров, и Скорняков-Писарев отправили царю донесения с взаимными обвинениями. Петр, возвращавшийся из Каспийского похода, велит Сенату разобрать конфликт. Специально созданная комиссия, получившая название Высшего суда, начала следствие. Шафиров вскоре обнаружил, что дело его проиграно, и обратился к Петру с челобитной: «слезно прошу прощения и помилования в преступлении моем». Он признал, что нарушил закон и тем, что не вышел из зала заседаний Сената, и тем, что велел выдать брату повышенное жалованье.

Суд вынес суровый приговор: казнить Шафирова. Судьи руководствовались упоминавшимся выше указом 17 апреля 1722 года, в котором царь называл законы «фортецией правды» и определял самую строгую меру наказания тем, кто толкует их «вкривь и вкось» и тасует их, подобно картам, «прибирая масть к масти».

В морозное утро 15 февраля 1723 года Кремль был запружен толпами людей: москвичи пришли смотреть на казнь сенатора и вице-канцлера Шафирова — к эшафоту на простых санях привезли осужденного, зачитали приговор суда. Очевидец записал: Шафиров «по русскому обычаю обратился лицом к церкви и несколько раз перекрестился, потом стал на колени и положил голову на плаху, но прислужники палача вытянули его ноги так, что ему пришлось лежать на своем толстом брюхе». Взвился топор, однако палач вонзил его в плаху. После этого секретарь Сената зачитал царский указ о замене смертной казни ссылкой в Сибирь.

Ссылка в Сибирь была заменена ссылкой в Новгород, где Шафиров вместе с семьей должен был находиться под строгим караулом. Освобожден он был из ссылки уж после смерти Петра. Понесли наказания, правда легкие, и прочие сенаторы, поддерживавшие Шафирова: князья Голицын и Долгорукий. В ноябре 1723 года Петр издал еще один указ, определявший поведение сановников в Сенате: «Ежели кто из чинов сенатских такое упрямство учинит против указов, как Шафиров учинил в Сенате 31 октября 1722 года, такого, объявя в Сенате, арестовать».

Наказан был и Скорняков-Писарев. Поначалу Петр приказал разжаловать его в рядовые и лишить деревень, а затем он получил назначение на должность главного смотрителя при строившемся Ладожском канале. На этом поприще он тоже не заслужил одобрения царя. В мае 1724 года Петр поручил сказать бывшему обер-прокурору: хотя он «за дерзновение» в Сенате довольно наказан и был бы достоин восстановления в чинах, но в «канальном» деле обнаружил недосмотр и потачку. В связи с коронацией Екатерины Скорняков-Писарев получил полковничий чин и половину конфискованного имущества.

Итак, царь сохранил Шафирову жизнь. Но про вице-канцлера не скажешь, что он в этой передряге отделался легко, — потрясение, испытанное на эшафоте, оставило неизгладимый след: пришел конец блестяще протекавшей карьере, начались материальные лишения. Сойдя с помоста, ошеломленный Шафиров произнес: «Лучше бы открыть мне большую жилу, чтоб разом избавить от мучения».

Чем объяснить безмерно жестокое наказание, которому царь подверг одного из своих ближайших сотрудников? До этого были казнены Гагарин и Нестеров. Обоих их хорошо знал Петр, но ни тот, ни другой не могли соревноваться с Шафировым по значению услуг, которые этот последний оказал государству и лично царю.

У Шафирова было одно качество, крайне редкостное для тех времен, — он владел пером публициста. Когда Петру понадобилось изложить официальный взгляд на причины возникновения Северной войны, а также рассказать о ее важнейших сражениях и объяснить русским и иностранным читателям, почему она приобрела столь затяжной характер, он привлек для выполнения этого поручения Шафирова. Вице-канцлер блестяще справился с этим заданием, написав «Рассуждение о причинах Свейской войны». Это великолепное по своей убедительности сочинение являлось первым в России печатным трактатом по международному праву.

Сочинение Шафирова пользовалось огромной известностью внутри страны и за границей. В России при Петре оно издавалось дважды, в 1717 и 1722 годах огромным по тому времени тиражом — по 1200 экземпляров.

Мы здесь напомнили основные вехи деятельности Шафирова, чтобы показать, что сподвижников такого ранга у Петра было не столь много, чтобы жертвовать ими по всякому пустяковому поводу. Тем не менее Петр расстался с Шафировым. Известные в настоящее время источники не дают убедительного объяснения причин столь жестокого решения Петра. Видимо, помимо официальной вины Шафирова, вице-канцлер совершил еще какие-то проступки, вызвавшие резкое недовольство царя.

Петровское время, как видим, отличалось необычными поворотами человеческой судьбы: сыновья безвестных родителей становились знаменитыми людьми; напротив, люди, достигшие почета, богатства и славы, в одно мгновение утрачивали и почести, и богатство, а иногда и жизнь.

Ко времени смерти Петра число сподвижников, с которыми он начинал правление, значительно поубавилось. Одни из них, как Ромодановский, Шереметев, Стрешнев, Головин, Зотов, ушли из жизни. Другие, как Меншиков, Шафиров, Скорняков-Писарев, отчасти Макаров, лишились доверия царя, и, проживи он дольше, трудно сказать, как оборвалась бы жизнь светлейшего князя или кабинет-секретаря. Третьих, как Кикин, Нестеров и Гагарин, он отправил на эшафот. Не стало собственного сына.

На первый взгляд будто бы ничего не изменилось. Так казалось, вероятно, и Петру, продолжавшему сохранять издавна заведенные порядки в своей «компании». Царь, например, не расстался с игрой в «князя-кесаря» и после смерти Федора Юрьевича Ромодановского в 1718 году. Должность руководителя Преображенского приказа вместе с титулом «князя-кесаря» воспринял сын покойного. В письмах к Ивану Федоровичу Ромодановскому царь придерживался того же шутливого тона: «Как словесно вашему величеству били челом, так и письменно доносили, дабы благоволили дела приказу Преображенского принять так, как блаженные памяти отец ваш управлял». В 1722 году царь ставит Ромодановского в известность, что отправляется в Каспийский поход «на вашу государскую службу со всем здешним флотом», и подписывает донесение так: «Вашего величества нижайший слуга Петр». Последний из известных такого рода указов царь написал Ромодановскому за три месяца до своей смерти — в октябре 1724 года.