— Не то, чтобы нужно, скорее всего, наоборот, но для фатального результата будет неплохим подспорьем, — протянул он. Я ничего не сказал, потому что так и не получил ответа на свой вопрос. — Чтобы проводимость была выше, — наконец, ответил Петр, но мне его ответ ничем помочь не мог, потому что я не знал такого понятия, как «проводимость». — Не забивай себе пока голову ненужной информацией, лучше слушай и запоминай.

За то время, пока продолжалась тренировка у Назаровой, я выучил оба заклинания и даже отработал тот щит, что показывал Долгов на первом, еще общем занятии. Так уж получилось, что молния оказалась даже проще, чем те же чары сохранности, не говоря уже про щит, на что Петр философски заметил:

— Ты что же не замечал, что чем убойнее вещь, тем она проще, во всяком случае того, чем можно защищаться, — подумав, я полностью согласился с этим утверждением, да действительно, так чаще всего и бывает.

Собственно, я не подстраивался под Ольгу, но так получилось, что закончили мы свои индивидуальные занятия одновременно.

Когда я сделал шаг на выход и защита исчезла, то услышал негромкие голоса. Назарова вместе с Долговым занимались в секторе через один от того, где занимался я, поэтому после снятия купола даже тихие разговоры стали слышимы. Подслушивать я не хотел, но и затыкать уши не собирался.

— Почему сегодня нам с Романовым было назначено занятие на одно и тоже время? — спросила Назарова у наставника. — Ведь мы занимались все равно совершенно разными вещами.

— Потому что в третьем туре вы будете работать парами, а Романов единственный из вашей банды, кто тебя переносит, и вообще нормально реагирует на твое существование, — от ответа Долгова Петр в моей голове закашлялся, а я остановился, словно запнувшись на ходу. — Когда уровень подготовки Романова в магическом плане достигнет твоего, будете работать исключительно в паре.

— Да они оптимисты, я погляжу. Уже до третьего тура твой наставник губу раскатал в надежде, что вы туда доползете. Хотя, с таким покровительством одной племянницы не последнего человека вашей империи, будет за счастье, если все-таки доберетесь, причем живыми. Я тут подумал, что это, наверное, будет уникальным в своем роде год, когда до финала дойдут все шесть команд, не набрав ни одного очка. — Засмеялся Петр.

— Да замолчи ты, — отмахнулся я от него, теперь уже действительно прислушиваясь, потому что разговор между ними затрагивал и лично меня. Не хотелось бы узнать о чем-нибудь в самый последний момент.

— И когда это произойдет, после Нового года? — напряжение в голосе Назаровой не проходило.

— Ты его недооцениваешь, — усмехнулся Долгов. — Романов очень сильно изменился. словно с ним что-то фатальное произошло этим летом. Не знаю, как будто в него наконец-то вставили металлический стержень. Такие люди могут долго терпеть, но тщательно запоминают, а то и записывают все свои обиды, и когда придет время, мало никому не покажется, уж поверь мне, я таких много на своем веку повидал. Так что, не пройдет и месяца, и ты уже даже защититься не сумеешь от его атак, несмотря на то, что с тобой дома занимались так, что хоть сейчас на пятый курс переводи.

— Что-то верится с трудом, — протянула Назарова. Я поморщился, вспоминая, какого обо мне мнения все окружающие. Ну ничего, в принципе, Долгов прав, обиды я всегда помню и предательства, главное, заметить их вовремя. — Но вы правы он изменился. А почему так получилось, что меня все сторонятся? Я же ничего плохого никому не делаю, и не делала, а со мной даже моя соседка по комнате перестала разговаривать? — в голосе девушки задрожали предательские слезы.

— У тебя всегда было привилегированное положение, а таких не любят, особенно в студенческой среде, и, если среди простых людей знакомство с тобой многие предпочли бы использовать в своих целях, то среди магов, среди которых полно магов разума, пусть даже на начальном, интуитивном уровне, такие вещи не проходят. Что касается Романова, — Долгов замолчал, а я сделал шаг в тень, чтобы они меня не заметили. — У меня сложилось странное ощущение, что он почему-то испытывает чувство превосходства над всеми нами. Словно он, как минимум, особа, наиболее приближенная к августейшей семье, а то и сам из этой семьи, причем где-то на уровне наследника престола. Тебе бы как раз стоило поучиться у него этому. Ты показываешь свою слабость, показываешь, что тебя задевает такое отношение, а это в обществе, в котором мы находимся, недопустимо, — тоном придворного наставника открывал ей простые истины, которые должны были преподаваться еще с пеленок, Долгов. Я нахмурился, обдумывая сказанное. Странно, что она этого не замечает за собой. Неужели всех придворных так плохо обучают и воспитывают? Странно, что с таким отношением Годунов и его семья все еще находятся во главе империи.

— Но я не замечала, что он стал более высокомерным... — начала Назарова.

— Ты не понимаешь. Это не высокомерие, это снисходительность. Он словно одолжение делает, когда начинает разговор с собеседником. Нет, ведет он себя безупречно, но даже Изида Петровна отметила, что он смотрит на всех как бы свысока. Я не знаю, как это объяснить словами, все происходит на уровне интуиции, — они замолчали, а потом Долгов громко произнес. — Романов, у тебя скоро уши по полу начнут волочиться, выходи, хватит подслушивать, все равно ничего нового, чего ты о себе не знаешь, ты все равно не услышишь.

— Вот черт глазастый, — в голосе Петра, помимо его воли, послышалось восхищение. — Но мужик четкий... Уважаю, — в этой оценке я был полностью с ним согласен. — Ты давай начинай уже вести себя подобающе Петюньчику, а то так и на опыты отправят, чтобы выяснить как ты из нытика превратился в высокородную особу. Мне тебя не жалко, мне себя жалко, так что меньше пафоса, больше слюней, и дальше по нисходящей, так разница в глаза особо бросаться не будет.

— Я не подслушиваю, просто не хотел прерывать вашу столь занимательную беседу, — сказав это, я вышел из тени и улыбнулся возмущенно поджавшей губы Назаровой. — Не хмурься, морщины появятся, а это, что ни говори, женщин не красит.

— Ладно, детки, ступайте уже в свои комнаты, хоть первую учебную неделю и идет раскачивание после летних каникул, но вас завтра ночью ожидает увлекательный, благодаря Романову, урок астрономии, поверьте, зрелище незабываемое: ночь, звезды, телескопы и наш незабвенный Сергей Геннадьевич, — усмехнулся Долгов и кивнул на дверь, предлагая нам убираться из его вотчины. Просить нас долго было не надо, и мы быстро вышли из зала, даже не глядя друг на друга.

Дошли мы с Назаровой в полном молчании практически до входа на стадион, когда нам дорогу перегородили пятеро парней. Они были не такие массивные, как Агушин с его свитой, но тоже ничего хорошего от этой толпы я не ждал.

— Надо же, наша принцессочка нашла себе ухажёра под стать, — этот глумливый голос я узнаю даже если без сознания буду валяться. И почему я раньше, ослепленный его дружбой, не замечал, что он именно глумится над окружающими, даже надо мной. И хотя, скорее всего, здешний Ванька родился именно в России, а не на чужбине, это чувство брезгливого превосходства, которое он привез в родную страну, каким-то образом передалось и этому его двойнику. Я сам от себя не ожидал, как сжал кулаки, глядя на князя Долгорукого едва ли не с ненавистью.

— Вот мне совершенно не нравится твое напряженное сопение, — напомнил о себе Петр. — Брось ты его, я же чувствую своей, вырезанной еще в детстве, селезенкой, что ты язык за зубами не сдержишь, а тут птица высокого полета, говно лучше не трогать, вонь потом долгая стоять будет. Если того чмыря, ты можешь сколько угодно в пыли валять, то тут я бы сперва подумал, все же пять против одного... — Я сам не понял, как у меня получилось выключить своего двойника. Как-то сильно я пожелал, видимо, чтобы он замолчал и не вмешивался, потому что его советы мне в данном случае не слишком нужны, больше отвлекать будет. Не Долгоруков его так вывел из душевного равновесия, а численное превосходство. Ну я и сам не юродивый, чтобы с кулаками на Ваньку бросаться. Просто воспоминания нездоровые он в душе поднял.