— Благодарю вас, сударыня, — низко поклонился Павлуша.

Он понял: что это не простая особа, а что-то близкое к Меншикову; все знает; но кто она?..

Павлуша ещё раз поклонился, ещё ниже, и вышел озадаченный.

«Меншиков?.. Или?.. — путалось в голове у Павлуши. — Нет, не Меншиков», — решил он.

Перед ним выплыл несколько наглый, хотя красивый облик Анны Монс.

«Нет, эта прекраснее», — снова решил Павлуша.

Так вон оно что!.. Неудивительно!..

«Кто ж она? Откуда? Иноземка, это несомненно… Александр Данилыч недавно ездил к войску в Ингрию и Ливонию… Оттуда, я чаю, он привёз её… Ну, Аннушка, води за нос Кенигсека, да только концы в воду хорони, на дно океана, да с камушком, а то всплывут али рыба проглотит, а рыбу рыбаки, пожалуй, выловят да к столу государеву поднесут», — рассуждал сам с собою Павлуша.

Его что-то как бы толкнуло под сердце и ударило в голову…

«Мотренька… две капли воды… только Мотренька чернявее… Нет, Мотренька краше… для меня…»

Смущённый входил Павлуша во дворец.

«Говорить государю или не сказывать, что я её видел? Надо сказать, коли спросит. Я от государя ничего не таю. как у попа на духу…»

Ему навстречу попался Орлов.

— Александр Данилыч у государя? — спросил Павлуша.

— Нет… Да ты что такой? — вглядывался в него Орлов. — Разве дворские девки опять тебя силком целовали? Я их силком целую, а они тебя… Счастливчик!

Павлуша торопился.

— Куда ты? — остановил его Орлов.

— Пусти, к государю…

— Да он по твоей роже узнает, что тебя дворские девки девства лишили, — не унимался Орлов.

Павлуша хотел было спросить его о том, что занимало его…

«А если и Орлов ничего не знает, а я наведу его на след?»— мелькнуло у него в уме. И врождённая осторожность удержала его от вопроса.

Ещё более смущённый, вступил он в рабочий кабинет государя.

Пётр, задумчиво глядел на околдовавшее его местечко на карте, на дельту Невы.

Увидав Павлушу, государь быстро спросил:

— Что с тобой, Павел?

— Ничего, государь, — ещё более смутившись, отвечал Павлуша.

— Не лги… Я всякий твой взгляд и вздох понимаю, — ласково сказал государь. — Ну, что же?

— Орлов все меня смущает, государь, пристаёт.

— С чем?

— С дворскими, государь, девками.

— Разве и ты уже?..

— О, нет, государь! Орлов говорит, будто меня дворские девки девства лишили.

Государь весело рассмеялся.

— Бедный царский денщик! Что с ним сделали!

— Нет, государь, — бормотал несчастный Павлуша, — они раз как-то меня силком поцеловали, с того и дразнит меня Орлов.

— Так силком-таки добра молодца? — смеялся царь. — А что Меншиков?

— Он у графа Головина, государь, и сейчас прибудет.

— А от кого узнал? — спросил царь.

Ягужинский окончательно растерялся.

— Да что ноне с тобой, Павел? Ты сам не свой… Сказывай, от кого узнал, что Данилыч у Головина.

— Мне девушка сказала.

— Какая девушка?

— Там, у Александра Данилыча, государь. А кто она, не сказала.

Государь улыбнулся.

— А! Девушка… А как она показалась тебе? — спросил он.

—Красавица, государь… Я такой не видывал.. Разве…

—Что разве?

— У Кочубея дочка, государь.

— Краше этой?

— Нет, государь.

— Так приглянулась хохлушечка? — улыбнулся царь.

Ягужинский покраснел и потупился.

— Ну, так женю, женю на хохлушечке, — потрепал государь по щеке своего любимца. — Кочубей же, сказывают богат, как Крез.

В это время вошёл Меншиков.

По возвращении Меншикова из Ливонии вместе с Мартою Скавронскою, будущею императрицею Екатериною Алексеевною, государь, убедившись из личного доклада Данилыча, что по всему южному побережью Финского залива и по южному же побережью Невы русское дело поставлено прочно, лично хотел убедиться, что и из Белого моря нельзя ожидать нападения шведов, которые всё время гоняли Августа из конца в конец Польши.

Оказалось, что север России не требует особенных забот. Значит, можно будет подумать теперь и о Неве, и о её дельте, не дававшей спать Державному плотнику.

Но прежде чем топор его застучит у устьев Невы, надо завладеть её истоком из Ладожского озера.

— Там ключ от Невы, — говорил государь Павлуше Ягужинскому, которого он уже начал посвящать в государственные дела. — Добудем ключ и откроем ворота в Неву.

Это говорил царь, отплывая из Соловков в монастырскую деревню Пюхча, чтоб оттуда прямым путём направиться к Повенцу, а оттуда к Ладожскому озеру.

С государем было четыре тысячи войска.

Но как пройти положительно непроходимые, непроницаемые лесные чащи, болота, топи и ужасные дебри?

Он первый берет топор и начинает пролагать себе путь, рубит просеку в вековечных борах. Это была работа титана: как древние мифические титаны воевали с богами, которые олицетворяли всю природу с её таинственными силами, так Державный плотник стал воевать с природою Русского Севера.

— Данилыч, и ты, Павел, берите топоры и за мной! — сказал он и начал валить вековые сосны и берёзы.

И они первые открыли эту работу, а за ними войско и все крестьяне вотчин Соловецкого монастыря.

— Царь-то, царь, каки соснищи валит, страсть! — изумлялись крестьяне.

— По себе дерево рубит, ишь, гремит топорищем на весь бор!

— Силища-то какова, братцы!

— Знамо, царска, не простая.

— В ем одном сидит сила всей матушки-России.

— Илья Муромец, да и только.

— А паренёк-то, паренёк старается!

Это о Павлуше Ягужинском.

Ещё в сороковых годах нынешнего столетия, по свидетельству «Олонецких губернских ведомостей», держалось в народе предание, что так много было рабочих на прокладке вместе с солдатами этого титанического пути через леса, топи и болота, что на каждого человека будто бы досталось положить на протяжении всего пути одну только перекладину.

Конечно, это легенда, сказка.

От деревни Пюхча путь этот лежал к деревне Пулозер, где устроен был «ям» с крытою палаткой, где продавалось всё необходимое для войска. От Пулозера, опять лесами и болотами, путь лежал к деревне Вожмосальме на протяжении семидесяти вёрст и через Темянки выходил на Повенец. Далее по заливу Выгозерскому был проложен плавучий мост к реке Выгу.

Здесь государю доложили, что вся местность эта заселена беглыми раскольниками, а ядро их — Выговская пустынь.

— Добро, — сказал государь, а обратясь к Меншикову, добавил: — В этом краю непочатый угол железной руды, так ты не медля поезжай и выбери место для завода, а раскольникам от моего имени скажи накрепко: слышно-де его царскому величеству, что живут здесь для староверства разных городов собравшиеся в Выговской пустыни беглые и службу отправляют Богу по старопечатным книгам, а ныне-де его царскому величеству для войны шведской и для умножения оружия и всяких воинских материалов угодно-де поставить два железных завода, один близ Выговской пустыни, чтоб все раскольники в работах тем заводам были послушны и чинили бы всякое вспоможение, по возможности своей, и за то-де царское величество даст им свободу жить в той Выговской пустыни и по старопечатным книгам службы свои к Богу отправлять.

— А не будут работать, разнесу! — грозно добавил государь, «И от того времени, — записано в „Истории Выговской пустыни“, — Выговская пустынь быти нача под игом работы, и начаша людие с разных городов староверства ради от гонения собиратися и поселятися овии по блатам, овии по лесам, между горами и вертепами и между озёрами, в непроходных местах, селиться скитами и собственно келиями, где возможно».

— Не так древле Израиль стремился в обетованную землю, как я к ключу, запирающему вход в Неву, — говорил царь, стоя на берегу Онежского озера, где уже успели создать целую флотилию карбасов, на которых предполагалось пробраться в Ладогу и явиться у стен Нотебурга.

— Бог поможет тебе, государь, разрушить стены нового Иерихона[167], — сказал на это Меншиков.