– И чё? Орден дали?

– Не, в спецлагерь отправили. А за Миху и наш героический комдив Покрышкин и комполка Бобров просили. Да, что там… Комполка Бобров – мой земляк из Луганска. На двух войнах больше пятидесяти самолётов сбил. А Героя не дали. Покрышкин до сих пор в полковниках ходит. Вроде как с молодым Сталиным поцапался.

– Но-но. Разговорчики, – вставил своё замполит капитан Краев, – Не распространять слухи, а то на карандаш возьмут.

Тут другой летун включился.

– А у нас над Западной Украиной тоже Миха только Лиховид геройство совершил. Не сдался в плен бандеровцам у сломанного самолёта, отстреливался до последнего. А те его сожгли заживо. Лиховиду посмертно Героя дали…

Под такие вот разговоры проскучал я до вечера. А вечером приехал Изотов. Вышли в коридор. Тот сразу мне врубает новость:

– Всё хорош лечиться. Завтра на тренировку. Коротков кипятком ссыт.

– Что? "Даугаве" просрали?

– Просрали… Василий Иосифович так в раздевалке орал… Мне тоже досталось. Типа это я тебя в госпиталь послал, а на воротах стоять некому.

Пока подписывал бумажки, Коля мне поведал об игре:

– Вышли мы бодро. Думали – шапками закидаем. А хрена… Они отбиваются всей пятёркой. Что ни контратака – нам банка. Первый период продули 2:4, второй 2:3. На третий Коротков нового вратаря выпустил. Встал Саша Осмоловский. Период выиграли 2:1, а игру проиграли 6:8.

На выходе сталкиваемся с Пилюлей. Оказывается она у главврача напросилась на работу в ночную смену.

– А я хотела с тобой подежурить, – говорит подруга, и вкладывает мне в ладонь мандаринку.

– Ну, всё голубки. Закругляйтесь. У меня дел ещё полно. – кричит от машины Изотов.

– Ну, пока, – говорю глядя на разноцветное пилюлино окологлазье.

– До завтра, – улыбнувшись, тычет меня распухшей губой.

Едем, а я, улыбаясь, вспоминаю, глядя на оранжевый фрукт, что при каждом визите в общагу подруга с боем выпроваживает Колобка, закрывает дверь на крючок, и начинает чистить мандаринку…

В общежитии тётя Клава с порога обрадовала, что мы – Победители! Наша стенгазета лучшая среди вэвээсовских общаг.

– Абрамян на двадцать третье февраля к дню Советской Армии пообещал начальству ещё сделать, – говорит с придыханием радостная комендантша.

Ему нужно – пусть и делает.

– А грамоту Алёша забрал. На работе покажет, – прерывает моё молчанье победительница местного соцсоревнования, – потом твоя очередь.

– Не очень, то и хотелось, – отвечаю, поднимаясь по лестнице.

– А ещё написали в газетах, что будет снижение цен на хлеб, масло и мясо на четверть и больше. Первого марта, как всегда, – крикнула мне в след неугомонная распространительница новостей.

От Колобка тоже новости: на сборы в Грузию едем двадцатого марта на три недели. Перед сборами с 6 марта всем – неделя отпуска. Можем в Горький съездить. Потом Васечка уже отработанным движением фокусника достаёт из-под подушки чёрную блестящую "лимонку". И вдруг как бы нечаянно выдёргивает чеку, роняя гранату на пол. Непроизвольно выскакиваю в коридор, слушая весёлый гогот озорного соседа. Захожу назад, тот вещает:

– Она же учебная. Борзой сотку содрал. Просил две – я сказал больше нету.

– Спрячь под пол. Туда где деньги. Это тебе не игрушка. За такое и посадить могут.

Вот же, блин, в войнушку не наигрался…

– А знаешь почему её "лимонкой" называют? – спрашиваю Васечку после завершения операции по пополнению схрона.

– На лимон похожа?

– А нет, дорогой. Она на ананас похожа. А запал к ней придумал некто Лемон. Вот и пошло – "лимонка".

Перед сном завалились "тёплые" Стёпа с Алёшей. Стали парами в дурака играть на деньги. Мы с Колобком их на пятёрку наказали. "Пьянству – бой". Сказав им на прощанье: "Как жаль, что вы наконец-то уходите!" – я завалился на кровать. Колобок, положив голову на подушку, тут же засопел. Хорошо, что сосед не храпит, а то уши на ночь пришлось бы затыкать.

Не спится. Лежу. Думаю.

О чём с Масловым на футбольные темы говорить – знаю. Всё таки дольше пятидесяти лет в профессии. Только нужно базар свой фильтровать с учётом времени. А то наплёл друзьям про Кассиопею, луноход. Со снами Сталину нужно завязывать. А то загребут в лабораторию и укольчики станут колоть, чтобы снов побольше рассказывал… С генерал-полковником Аполлоновым лучше не ссорится и держаться от него подальше. Обойдусь без личных выступлений, буду Гранаткину за чаем или по телефону идею подкидывать, а дальше пусть он сам. Ибо, инициатива наказуема. Про создание сборных СССР нужно идею через кого-то вкинуть в народ. Например, через Аджубея хрущёвского зятя. Сталин за это дело и без меня тогда схватится. Ведь титул "Отец сборных СССР" для Василия как красная тряпка для быка.

Маслову в команде спортивный врач нужен по индивидуальным нагрузкам, питанию, витаминам-БАДам и прочему. Скаут-агент для поиска местных и иногородних футбольных талантов тоже необходим. Но, что-то Вас батюшка понесло. Тут на приглашение игроков нужно кучу плюшек приготовить для перехода. А с плюшками вне Москвы и в те и в эти времена не очень. Вот… нужен начальник команды с коммерческими способностями, а не замполит-администратор для отчётов в горкоме как сейчас. Добывание квартир, машин, честное пиление командного бюджета, организация коммерческой деятельности, вопросы аренды, поездок, работа с болельщиками, с прессой, реклама, участие в решении личных проблем игроков и сотрудников. На эту должность нужен проныра типа Бендера. Да, Остап-Сулейман-Берта-Мария-Бендер-бей нам подойдёт. Если в "Вышке" на следующий год себя покажем, то можно и клубную прописку поменять. С "Торпедо" на "Динамо". Московское, есте-сно. Во внутренних органах как-то спокойнее.

8 февраля 1950 года.

Утром на пробежке Любочка озадачила просьбой помочь сделать смешные фотографии на институтский конкурс. Она уже и сюжеты придумала. Вещает вот:

– Берём альбом картин Васнецова. Допустим картина "Витязь на распутье". Сажаем Васечку на лошадь. Что? Сам залезешь? Хорошо, сам. Где лошадь возьмём? На соседнем дворе у извозчика в сарае есть три. Выберем покрасивее. Юрочка, – на манер Пилюли вколачивает свою идею, – тебе какие лошади больше нравятся? Блондинки или брюнетки?

Громче всех ржёт Амосов, явно не ожидавший такого напора от казавшейся тюхой Любочки.

– Мне нравятся лошади, которые не заставляют жеребцов устраивать ради них призовые скачки. И не делают в общежитии кавардак ради решения своих проблем. Тётя Клава бедлама не потерпит.

– Никакого бедлама. – снова давит художница, – днём беру папину "Лейку", альбом Васнецова. Юрочка, а ты дашь вратарскую амуницию для экипировки былинных богатырей?

От Пилюли что-ли заразилась? Такая спокойная была.

Под шутки друзей, заискрившихся от новых идей, и после обзываний жмотом, нехотя соглашаюсь.

Ну, вот как так у них получается. Мы и сильнее, и умнее, и опытнее, а верх всё равно на их стороне.

Тётя Клава сообщила, что звонил художник Алексей Рудяков. Зайдёт ко мне днём, принесёт аванс за сценарий.

О! Это он удачно зайдёт. Мне как раз новый костюм нужен.

Перед тренировкой купил продукты, хлеб. Выхожу из булочной, а у общаги столпотворение.

– Кино видать снимают, – отвечает на мой немой вопрос дворник дядя Паша, – всех лошадей у Никодимыча за чекушку в прокат забрали…

Подхожу. Возбуждённый Колобок докладывает:

– Тут твой знакомец Рудяков. Как целую фильму снимает.

Гляжу, и правда. На дверь общаги крепят два ватмана с огромными буквами "Без спросу войдёшь на Бабу Ягу попадёшь, На первый этаж пойдёшь – без бутылки уйдёшь. На второй этаж пойдёшь – на хоккей попадёшь.". Фотогруппа расположилась так, чтобы и дверь захватить, и сидящего на лошади Амосова в висящим за спиной банным тазиком и клюшкой в руке. Крюк клюшки режиссёр требовал у Амосова убрать под мышку. Попандопуло держал большое зеркало, а Абрамян светил фонарём. Любочка как робот безропотно снимала по команде самозванного главрежа.