Перед матчем получили хоккейные шлемы и новую защитную амуницию. Быстро заводы работают. По-военному. Это потом чтобы стиралку в производство запустить нужно было по министерствам и смежникам годами согласования подписывать…

Матч с эстонцами был тягучим. Только мы забьём – нам ответка, мы забьём – они нам. 2:2. Уходим на перерыв. Коротков охрип в раздевалке пытаясь доораться до команды. А просто не катит. Столько моментов коту под хвост. Бобров ноет, мол и шлем жмёт и пасы на него у всех корявые.

Выходим. Соперник в атаке. Жибуртович ложится под бросок. Шайба попав в конёк, перелетает по крутой дуге над ловушкой, подпрыгивает на верхней сетке ворот. Отскакивает назад в складку свитера на спине нашего вратаря. Тот под рёв болельщиков выпрямляется ища шайбу, а та выпадает из свитера и заползает в ворота. Проигрываем 2:3. Трибуны вопят: "Позор!", "Матрасники!".

Наши бросаются на штурм. Сёву сшибают на выходе. Буллит. Бобёр с центра смещается вправо от ворот. Заходит по дуге делая паузу для броска. Бросает в левый угол, но попадает во вратарский блин. Шайба взмывает перед вратарём который продолжает скользить по дуге. Воротчик машет ловушкой, пытаясь поймать шайбу, но та ударившись о кончик перчатки сменила направление. От левого щитка диск перепрыгивает на лёд, бодает штангу и закатывается за линию. 3:3.

Ну, вот не можем мы без этого.

Народ орёт и пляшет. Ради этого и пришли. Вытираю пот с лица. Как-будто сам на льду побывал. Ваньят перегнувшись с трибуны к скамейке хлопает по плечу и орёт:

– Видел? Это прямо "Лебединое озеро". Хоккейный вариант.

Под крики "Сёва! Сёва!" уходим на перерыв.

В третьем периоде вновь обменялись голами. Но, прибалты заметно устали. Еле ноги волочат. Тут вратарь таллинцев отъехал в угол площадки за отпасованной шайбой. Посмотрел кому отдать и дал пас. Но, шайба попав в снежную кучку потеряла скорость, и застыла в пяти метрах напротив ворот. Шувалов, сбросил с себя одного защитника, свалил плечом второго стремящегося на ватных ногах успеть к шайбе. Замахнулся, но сдержав щелчок, аккуратно бросил вратарю между щитков. 5:4.

– "А-А-А!!!", "О-О-О!!!", "У-У-У!!!" – ревели трибуны.

– Мо-лод-цы! Мо-лод-цы! – начал орать Ваньят, услышанное когда-то от меня.

Вскоре весь стадион скандировал привычное моему уху. Матч так и закончился. Довольный Коротков каждому у раздевалки пожал руку. Даже мне. Сталин тоже всех позже обнимал, а Шувалову подарил золотые часы, сняв со своей руки. Изотов после обниманий и похлопываний, сообщил, что мне, Боброву, Шувалову и Виноградову за первый круг ещё перед Новым Годом была выписана премия. В январе не успели выдать. Нужно сегодня, чтобы до конца недели ведомость закрыть.

У входа на стадион вновь увидел афишу чемпионата мира по конькам среди женщин. В голове ударил колокол.

Да, в субботу я совершенно свободен (Аня днём дежурит). Схожу на всякий случай. Ей лет тринадцать-четырнадцать. Может и не узнаю. А если узнаю? Пилюля же меня прибьёт… Буду держать своего "друга" на коротком поводке. Я же не педофил…

Едем вот вчетвером за деньгами на выделенном Сталиным роскошном вишнёвом "Кадиллаке". Генерал же уехал на не менее роскошном чёрном "Паккарде" который отжал у самого Жукова. Такие вот у дядечек наверху делёжки игрушек.

Получили в кассе по штуке.

Такими темпами я в миллионеры выбьюсь!

– А давайте ко мне, – предлагает Бобров, – водочки возьмём, картошечки нажарим.

– Картоху то жрать ты горазд, – задвигает Виноградов, и хищно улыбнувшись, – Ну, чё, парни? Гульнём?

– А давай, – азартно рубит Шувалов.

Едем в трамвае. Бобров заливается:

– Я с собой в больницу старые кардиограммы беру. Потому, как на новых ставят диагноз "Инфаркт". Это мне во время матча так сердце повредили. Исследовали потом, сказали до пенсии дотянешь.

– А Старостины за что сели? Болтали много? – интересуется Шувалов.

– Болтали они в меру. Как все. А вот на пайках и справках с бронью от фронта – погорели. Сдал кто-то, – качает головой Виноградов, – Ну, а ты, Юрок, что скажешь? А то со своей мамзелью соловьём заливаешься. И акустику в общаге проверяешь.

Ну, Васечка, держись.

Мозг пожилого человека ищет нейтральную тему. Прокашлявшись спрашиваю Боброва:

– А Вы всегда так орали прося пас?

Лошадиное ржание. Виноградов машет напуганной кондукторше мол всё нормально.

– Я в сорок четвёртом на хоккей с мячом в ЦДКА к Короткову пришёл. Сразу орать начал. Поначалу смеялись, а потом привыкли. Ну, всё кореша, приехали. Выходим.

Пока шли в бобровскую двухкомнатку на Соколе вновь вернулись к теме чудесного бобровского спасения.

Сёва не любил такие разговоры, уходил от них, но здесь, поморщившись, как от зубной боли, сказал:

– Брат Борька ко мне тогда из Ленинграда приехал. Он за будильник отвечал. Я от звонка утром проснулся. Только это администратор Кольчугин в дверь звонил…

– Видно тебя кто-то оттуда, – Виноградов тычет пальцем в небо, – спас для чего-то.

Это прямо как меня.

Квартира была большая в хорошем доме. Но, мебель почти вся обшарпанная, казённая с номерами. Я почистил картошку и засел фотоальбомы рассматривать которых у Сёвы было аж три. Первый альбом детство и юность. Вот родители с маленьким сыном на руках в родном для него Моршанске. А вот Сестрорецк под Ленинградом, где Бобровы жили до сорок первого. Он судя по фоткам гонял в футбол и в русский хоккей. Поступил в ФЗУ. Вот фотка у станка. Бобров – токарь. Эвакуация завода в Томск. Военное училище. Поразивший томичей спортивный талант высокого паренька обнимающих его на фотографии посе матча.

– Ребят, что со мной в самоволку бегали тогда на фронт отправили. В десант. Куда-то в Белоруссию. Все погибли… А меня в Москву в команду лейтенантов.

Шувалов заносит большую сковороду с распространяющей пряный аромат картошкой.

– Ты чего туда насыпал? – интересуется Виноградов, – Сейчас слюной захлебнусь.

– Секретов никаких нет, – Шувалов ставит сковороду на доску в центре стола, – на средний огонь да масла не жалеть и крышкой не накрывать, а в конце лучку с перчиком добавить и посолить.

Бобров закинув в рот первую ложку, блаженно зажмурился. Потом выпили за погибших товарищёй, за хозяина квартиры, за команду. Парни трепались про знакомых, про женщин, и наконец перешли к игре.

– В хоккее ты нам про щелчок рассказал, – обращается ко мне Виноградов, – а в футболе чем удивишь. Ты говорят в "Даугаве" всех на своём краю размазывал.

– Вот, Вы, Вячеслав, – начал было я, но был прерван типа возмущённым Бобровым:

– Ты, из себя Аркадьева то не строй. Давай по простому.

– Хорошо. Сёва, вот ты любишь из нападения доехать до красной, и стоять руки в боки, – Бобров напрягся, а я продолжаю:

– Многим (смотрю на Шувалова) это не нравится, но и в такой схеме есть плюс… Ты, восстановив дыхание, готов получить шайбу, и убежать от защитника к воротам. Поэтому многие команды против тебя оставляют не одного, а двух защитников, ослабляя свою атаку.

Бобров довольно крякнул, и начал разливать. Виноградов помахал вилкой в воздухе изображая пропеллер, типа продолжай.

– А в футболе вот по другому надо. У нас в нападении пять мужиков, а мяч то один, вот и тянут все на себя одеяло. Пас точно отдать не могут.

– А ты попробуй отдай точно пас. Мячик под ногой прыгает как бык перед случкой, форварды наши как бешеные тараканы от защиты бегают. Хорошо если связки есть, когда пас можно закрытыми глазами дать. Вот как ты со вбрасыванием тогда придумал…, - Шувалов чокается со всеми. Выпиваем.

– Ты, что сказать то хотел, – закусив интересуется у меня Виноградов.

– Так народу в нападении слишком много, а в защите – мало. Перекос. А трэнэр слушать не хочет…

– Так ты это, – встревает Бобров, – пошли его нах и играй в оттяге.