Я тенью скользнул в корпус и прокрался к нашей двери. Но вдруг заметил дальше по коридору какое-то движение. Кто-то прятался в темноте рядом с дверью вожатой. Хм, интересненько…

— Кто здесь? — громким шепотом спросил я.

Деревянные половицы скрипнули, мальчишеский силуэт поднялся в полный рост, а потом вжался в стену.

— Я тебя вижу, выходи, — сказал я. — Ты что там делаешь? Подсматриваешь, да?

— Тихо ты! — зашипел на меня голос из темноты. Ага, понял, кто это! Это мой сосед по палате, который то ли Андрей, то ли Алеша. У него есть эта манера чуть присвистывать, как будто он все время тренирует английские межзубные звуки.

— Что это ты такое сунул под дверь Елены Евгеньевны? — спросил я.

— Не твое дело! — угрожающе зашептал Андрей-Алеша.

— Еще как мое! — сказал я гораздо громче и шагнул к двери вожатой.

— Стой! — Андрей-Алеша схватил меня за руку и попытался оттащить. Я попытался вырвать у него свою руку. При этом он старался производить как можно меньше шума, а я — как можно больше. Но с другой стороны, будить весь отряд мне не хотелось.

За дверью Елены Евгеньевны раздались шаги, звякнул шпингалет. Андрей-Алеша попытался вырваться и сбежать, но теперь уже я его держал.

— Что тут за шум? — строго сказала Елена Евгеньевна. — Вы что устроили? Отбой был уже час назад!

— Он что-то подсунул вам под дверь, Елена Евгеньевна, — безмятежно сказал я. Настроение у меня было таким замечательным, что я до поймал себя на том, что до сих пор до ушей улыбаюсь. Хотя, казалось бы, что вот в этой конкретной ситуации такого веселого? Я сделал над собой усилие и нахмурился.

— Предатель… — прошипел Андрей-Алеша.

— От такого слышу, — я подмигнул.

Елена Евгеньевна наклонилась и подняла с пола свернутый треугольником листок. На одной стороне было написано «Вам не надо знать, от кого!»

Она быстро развернула бумажку. Так торопливо, что та даже порвалась. Пробежала глазами по строчками и уставилась на Андрея-Алешу. Тот вжал голову в плечи.

— А ну заходите оба ко мне! — сказала она тихим и злым голосом. Захлопнула дверь. Пальцы ее подрагивали. Кажется, больше всего ей сейчас хотелось засветить кулаком в глаз моему соседу по палате. А еще лучше — с ноги. А может и не только ему, но и мне тоже. Просто потому что.

— Это не я, Елена Евгеньевна, — заныл Андрей-Алеша, как только дверь закрылась. — Я даже не знаю, что там написано…

— Тогда кто это писал? — вожатая угрожающе нависла над парнем.

— Я слово дал не говорить, — сказал он.

— И будешь молчать теперь, как партизан на доросе? — хихикнул я.

— Ничего смешного я тут не вижу, Крамской, — взгляд Елены Евгеньевны пришпилил меня к стене, как мотылька. — Ты почему был не в своей кровати после отбоя?

— В туалет вышел, потом заметил возню в коридоре, проявил бдительность, как пионеру и полагается! — отрапортовал я. Блин, надо перестать улыбаться уже!

— Свиридов, — Елена Евгеньевна снова повернулась к Андрею-Алеше. — Прекрати тут эти игры! Кто дал тебе эту гадость?

— Не скажу, — несгибаемо буркнул он. Надулся и спрятал руки за спину.

— А вы проверьте его карманы, — предложил я. — Вдруг там тридцать золотых монет обнаружится, которые ему за исполнение поручения заплатили.

— Каких еще золотых монет? — нахмурилась Елена Евгеньевна.

— Ах ты гад! — Андрей-Алеша сжал кулаки и зыркнул на меня.

— Неужели я угадал? — я усмехнулся и снова заставил себя перестать улыбаться. — Игра у них такая, Елена Евгеньевна. С внутренней валютой.

— С валютой? — вожатая замерла. Ой, блин! Валюта же в Советском Союзе была запрещенным словом!

— Ну, с деньгами такими внутренними, — объяснил я. — Кругляшики металлические, может видели? Они за них продают разные… гм… товары и услуги. В моей стенгазете была карикатура по этому поводу.

— Замолчи, гад! — прошипел Андрей-Алеша. — Предатель! Зря мы тебе рассказали!

— Ну то есть, письмо тебе дал тот, о ком я думаю? — я подмигнул.

— Ничего я не скажу, — буркнул Андрей-Алеша и отвернулся. — Можете меня даже пытать!

— Иди спать, Свиридов, — сказала Елена Евгеньевна. Глаза ее потухли. — А ты останься, Крамской.

— Не верьте этому предателю, ничего он не знает! — почти выкрикнул Свиридов.

Елене Евгеньевне пришлось почти вытолкать его за дверь. Потом она закрыла ее, прислонилась к ней лбом и закрыла глаза.

— Там опять угрозы? — шепотом спросил я.

Она кивнула.

— И разбирать поведение Свиридова где-нибудь на совете дружины вы не можете, потому что придется показать письма, да? — догадался я.

Она снова молча кивнула. Потом повернулась ко мне.

— Кто их пишет? Что ты знаешь?

— Это только догадки, Елена Евгеньвна, — осторожно сказал я. — И ситуацию никак не поменяют.

— Так что же мне делать? — она всхлипнула. В уголках глаз появились слезинки. — Илья… Мы просто потанцевали…

— Вам вообще необязательно оправдываться, — я пожал плечами. — Даже если вы не только танцевали. По мне так, чужая личная жизнь никого не касается.

— Вряд ли этот тезис убедить заседание комитета комсомола, — она сжала губы. — Ох… Кирилл, извини, я что-то опять нюни распустила. Так ты точно не знаешь, кто это делает?

— Точно не знаю, — сказал я. — Но узнаю, проверю и что-нибудь придумаю.

— Обещаешь? — с надеждой спросила вожатая.

— Честное пионерское, — ответил я.

«Да уж, всемогущий герой, — думал я, пока шел до палаты. — И что, интересно, я такое придумаю?» Эндорфины ударили в голову, вот я теперь и готов осчастливить хоть весь мир. Только как я буду это обещание выполнять теперь?

Автор писем с угрозами, скорее всего, Бодя. Это прямо его стиль. Могу ошибаться, но чутье прямо-так голосило, что без его жирной туши здесь не обошлось. Но неприятность ситуации была в том, что привлекать кого-то со стороны в эту разборку нельзя. Нельзя пойти и пожаловаться Надежде Юрьевне, что второгодник, который по возрасту вообще не должен здесь находиться, шантажирует вожатую. Потому что если начнется разбирательство, то выяснится, что вовсе даже он не козел и сволочь, а молодец и проявил сознательность. Не позволил своей вожатой погрязнуть в бездне порока. А то и от тюрьмы спас. Найдутся свидетели, в чем-то Марина однозначно права, скрыть что-то в лагере трудно.

Я снова заулыбался, вспоминая ее жаркие поцелуи.

Все-таки, девичья душа — потемки. Черт ее знает, почему вдруг она взялась оказывать мне знаки внимания. Я же ее младше лет на пять как минимум. В смысле, Кирилл младше, а про меня внутри его головы она ничего не знает. Потом я вспомнил, как мы с ней курили в детской избушке рядом с десятым отрядом. А может и не так уж и случайно все получилось.

Да ладно, кого я обманываю? Мне все равно, почему так получилось.

Я наощупь пробрался в темноте к своей кровати. Ага, отлично, покрывало кто-то за меня снял и одеяло сбуровил. Молодец, Илюха! Ну или Олежа, не знаю, кто из них оказался догадливым. Но Марчукова на танцах не было, а Мамонов был.

В темноте громко и зло сопел Свиридов. Я мысленно показал ему язык, разделся и юркнул под одеяло. Блаженно вытянулся. Сетка подо мной завизжала. Нда, какой-нибудь ниндзя удавился бы в такой обстановке. Никакой сигнализации не надо — скрипучие полы и старые кровати. И все, хрен бесшумно куда-то проберешься, будь ты хоть суперспец по скрытности восьимдесятого уровня.

Сетка соседней кровати завизжала тоже — Марчуков заворочался.

— Кирюха, это ты? — спросил он шепотом.

— Ага, — ответил я.

— Я тебя ждал, ждал, но уснул! — он завозился, чем произвел еще одну порцию шума. Как мы умудряемся спать в такой обстановке вообще? — Я прочитал про капитана Зорина! Почти до отбоя читал!

«Про кого?» — чуть не ляпнул я, потом спохватился.

— И как? Тебе понравилось?

Глава 27, в которой я практично подхожу к литературному творчеству

Я слушал, как Марчуков громким шепотом делится со мной впечатлениями от прочитанного. Рассказывает, как он читал мою же книжку. Ну, в смысле, Кирилла. Не я же писал про приключения капитана Зорина на какой-то там по счету планете системы Альфы Центавра. В каком-то смысле стало даже неудобно, вроде как к чужой славе примазываюсь.