Могиканин сделал легкое движение рукой в знак того, что понял, и уже в следующее мгновение пирога неслась за примеченной форелью туда, где глубина воды достигала футов двадцати. На железную решетку подкинули еще несколько сухих сучьев, огонь запылал, и свет от него проник в воду до самого дна. И тут Элизабет увидела среди каких-то щепок и палок рыбу действительно огромного размера. На таком расстоянии различить ее можно было только по чуть заметному движению плавников и хвоста. По-видимому, необычайные события на озере привлекли к себе интерес не только богатой наследницы поместья, но и властелина здешних вод, ибо огромная лякс-форель вдруг задрала голову и туловище кверху, но затем снова приняла горизонтальное положение.

— Тш! — произнес Натти вполголоса, когда Элизабет, преисполненная любопытства, перегнулась через борт лодки, произведя этим легкий шум. — Форель пуглива, и она еще слишком далеко, пустить в нее острогу пока еще нельзя. В древке моей остроги всего четырнадцать футов, а рыбина лежит на глубине добрых восемнадцати. Но все же попытаюсь, уж очень хороша рыба, фунтов десять в ней, не меньше.

Говоря это, охотник примеривался, как бы поточнее пустить острогу. И вот блестящие отполированные зубцы ее медленно и неслышно погрузились в воду. Намеченная жертва, вероятно, увидела их, потому что вдруг сильнее забила хвостом и плавниками, хотя и не сдвинулась с места. Еще секунда — и высокая фигура Натти перегнулась через борт. Древко остроги исчезло в воде, лишь мелькнула узкая полоса металла, вызвав легкий водоворот. Но только когда острогу рикошетом выбросило из воды и владелец ее, поймав на лету свое орудие, вскинул ее зубцами вверх, только тогда Элизабет увидела, что Натти не промахнулся. На зубцах остроги извивалась огромная рыба, и Натти тут же стряс ее с остроги на дно лодки.

— Этого хватит, Джон, — сказал охотник, одной рукой приподняв рыбу, чтобы посмотреть на нее при свете факела. — Сегодня я рыбы больше бить не буду.

Индеец повторил свой утвердительный жест и ответил просто и решительно:

— Хорошо!

Хриплый голос Бенджамена и всплеск весел вывели Элизабет из оцепенения, и она увидела тяжелую лодку рыбаков, которая приближалась к пироге, таща за собой невод.

— Отходите в сторону, мистер Бампо! — крикнул с лодки Бенджамен. — Ты своим факелом разгоняешь рыбу: она видит невод и шарахается в сторону от него, да и от шума также. Рыба на этот счет понятлива, вроде лошади, и даже больше, поскольку она, так сказать, не сухопутная тварь, а выросла в воде. Отходи в сторону, говорю, нам надо побольше простора для сети.

Могиканин повел пирогу туда, откуда можно было наблюдать за действиями рыбаков, не мешая им, а потом заставил ее неподвижно лечь на воду — пирога казалась сказочной ладьей, плывущей по воздуху. У рыбаков, как видно, дело не спорилось, потому что с лодки то и дело слышались сердитые окрики Бенджамена.

— Левый борт, мистер Керби, левый борт! — командовал старый моряк. — Нажимай сильнее на левый борт! Что ты там делаешь? Сам адмирал британского флота не сумеет забросить невод, если судно крутится, словно штопор. А теперь налегай на правый борт. Слышишь, что я говорю? Да поусерднее!

— Слушай-ка, мистер Помпа, — отвечал ему на это Керби не очень-то довольным тоном и вовсе перестав грести, — я не люблю, чтобы мне грубили, я желаю, чтобы со мной обращались вежливо, как полагается между порядочными людьми. Надо идти полным ходом? Так и скажи, и я буду грести что есть мочи на пользу всей честной компании. Но мне не по нраву, когда на меня орут, как на бессловесную скотину.

— Кто это — бессловесная скотина? — свирепо обрушился на него Бенджамен, повернувшись так, что лицо его оказалось в свете факела: оно выражало полное возмущение. — Если ты намерен делать то, что надо, так действуй и не дури. Ведь осталось только выкинуть второй конец невода, и все тут. Поворачивай же, слышишь? А теперь забрасывай поглубже. Будь я проклят, если я еще хоть раз сяду в лодку вместе с таким сухопутным моряком, как ты!

Очевидно предвкушая скорое завершение трудов, лесоруб вновь схватился за весло и так энергично взмахнул им, что за борт полетел не только невод, но заодно с ним и стоявший на корме стюард. И в пироге и на берегу все услышали шумный всплеск от падения тяжелого тела в воду, и глаза всех устремились туда, где барахтался в волнах незадачливый боцман.

Раздался оглушительный взрыв хохота, чему немало содействовали легкие Билли Керби. В горах прозвенело ответное эхо, как будто тоже насмехаясь над мистером Помпой, и стихло где-то вдали, среди скал и лесов. Тело стюарда стало медленно погружаться в озеро, но сперва это никого не встревожило, и только когда оно вовсе исчезло из виду, вода сомкнулась над ним, а расходившиеся волны начали успокаиваться и поверхность озера вновь стала ровной и неподвижной, только тогда веселье уступило место тревоге.

— Эй, как ты там, Бенджамен? — крикнул с берега Ричард.

— Да этот дурень не умеет проплыть и одного ярда! — закричал вдруг Керби и начал проворно скидывать с себя одежду.

— Греби, могиканин! — крикнул Эдвардс. — Свет факела укажет, куда опустилось тело. Я нырну за ним.

— Спасите, ради бога, спасите его! — восклицала Элизабет, в ужасе склонившись на борт пироги.

Сильное и ловкое движение гребком — и могиканин направил лодку туда, где упал стюард. Громкий крик Кожаного Чулка тут же оповестил всех, что он видит тело утонувшего.

— Выровняйте лодку, чтобы она стояла неподвижно, пока я буду нырять! — снова крикнул Эдвардс.

— Спокойно, сынок, к чему рисковать зря? — сказал Натти. — Мы сделаем иначе. Я сейчас подцеплю парня на зубцы моей остроги, вот и все.

Тело Бенджамена находилось где-то посередине между дном и поверхностью воды — он обеими руками крепко вцепился в сломанные стебли тростника. У Элизабет кровь застыла в жилах, когда она увидела несчастного под плотным слоем воды. Судя по расходящимся вокруг тела кругам, оно, очевидно, шевелилось. Благодаря факелу сквозь толщу воды были видны лицо и руки Бенджамена, и цвет их кожи был уже как у мертвеца.

В то же мгновение блестящие зубцы остроги Бампо приблизились к голове тонущего, охотник проворно и ловко накрутил на них косицу и капюшон куртки Бенджамена и медленно вытащил тело из воды. И тут все увидели страшное, позеленевшее лицо старого моряка. Но как только ноздри его оказались в родной им стихии, послышалось такое шумное пыхтенье, какое оказало бы честь даже дельфину.

Несколько секунд Натти держал утопленника на весу, над водой была только его голова. Бенни Помпа открыл глаза и недоуменно огляделся, очевидно полагая, что попал в какой-то новый, неведомый ему мир.

На все происшедшее ушло гораздо меньше времени, чем его потребовалось на то, чтобы пересказать события. Подтянуть лодку к остроге, поднять тело Бенджамена на борт и причалить к берегу — на все это понадобилось не больше минуты. Ричард, который от волнения вбежал в воду, чтобы поскорее встретить своего любимца, вместе с Керби перенес безжизненное тело стюарда на берег и усадил его подле костра, и шериф тотчас распорядился касательно самых действенных мер, применяемых в те времена для приведения в чувство утопленника.

— Живее, Билли, в поселок! — командовал он. — Тащи сюда бутыль, что стоит у меня подле двери, — я в ней держу уксус, — да попроворнее, не трать времени на то, чтобы выливать уксус, а беги прямо к мосье Лекуа да купи табаку и полдюжины трубок. И попроси у Добродетели соли и фланелевую юбку. И скажи доктору Тодду, чтобы прислал свой ланцет, да и сам сюда явился тоже. И еще… Дьюк, что ты делаешь, скажи на милость? Ты что, хочешь загубить человека? Он и так полон воды, а ты еще вливаешь в него ром! Ну-ка, помоги мне разжать его кулаки, я разотру ему ладони.

Бенджамен сидел все в той же позе, мускулы у него были напряжены, в кулаках по-прежнему зажаты стебли тростника — он ухватился за них, когда почувствовал, что тонет, и именно это обстоятельство помешало ему подняться на поверхность воды, ибо он держался за тростник весьма крепко, как истый моряк. Глаза его, однако, были открыты, он оглядывал всех собравшихся у костра каким-то диким взглядом, а легкие у него работали словно кузнечные мехи, будто желая вознаградить себя за короткое время бездеятельности. Так как он упорно сжимал при этом губы, воздух из легких вынужден был вырываться через ноздри с такой силой, что он скорее хрипел, чем дышал, и с такой энергией, что все меры к восстановлению дыхания, о которых распорядился шериф, можно было объяснить лишь крайним беспокойством Ричарда за своего любимца.