— О Господи. Я надеялся, что вы — супружеская пара, потому что у меня осталась всего одна комната и…

— Вы уверены в этом? — холодно спросил Данфорд.

— Мой господин, если бы я мог освободить еще одну комнату для вас, клянусь, я бы так и сделал. Но сегодня мои постояльцы — знатные люди. Здесь вдова герцога Бересфорда, и с ней ее внуки. Заняли шесть комнат.

Данфорд тяжело вздохнул. Клан Бересфордов был весьма многочислен. У вдовствующей герцогини — неприятной пожилой женщины, которой наверняка не понравилась бы перспектива освобождать комнату, — по слухам, было двадцать внуков. Сколько из них ночевало сегодня в гостинице, одному Богу было известно.

Однако Генри не было дела до многочисленного семейства Бересфордов, ее охватила паника, и дышать стало труднее.

— У вас должна найтись еще одна комната, — взмолилась она.

Хозяин покачал головой:

— Уверяю вас, леди, все занято. Я сам буду спать в конюшне. Почему бы вам не ночевать в одной комнате, если вы брат и сестра? Конечно, я понимаю, вы не привыкли к тесноте, но…

— Я не привыкла к тесноте. — Генри с силой вцепилась ему в руку.

— Генриетта, дорогая, — Данфорд осторожно высвободил локоть хозяина из цепких пальчиков Генри, — если он сказал, что комнаты нет, значит, так оно и есть. Нам придется смириться с этим. .

Она вопросительно посмотрела на него и сразу же притихла. У него, должно быть, есть план. Поэтому он так собран и уверен в себе.

— Ну что ж, Да… Даниель, — быстро нашлась она, вспомнив, что не знает его имени, — ты прав.

Трактирщик вздохнул с облегчением и вручил Данфорду ключ.

— Ваши слуги могут переночевать в конюшне, мой господин. Там места всем хватит.

Данфорд поблагодарил его и повел Генри в комнату. Бедняжка была белее снега. Шляпка скрывала часть ее лица, но трудно было не заметить, что она была сильно расстроена.

Черт возьми, как будто он сам не был расстроен! Его совсем не радовала мысль провести с ней ночь в одной комнате. Только подумав об этом, он почувствовал возбуждение. Несколько раз он с трудом сдерживал желание заключить ее в объятия и поцеловать прямо в экипаже. Она и не подозревала, как трудно ему было сдержать себя! Когда они разговаривали, все было просто. Беседа отвлекала его от нескромных мыслей. Однако они возвращались, как только их разговор затихал, и Генри принималась заворожено смотреть в окно. Ее губы неизменно приковывали к себе его внимание, и время от времени она облизывала их своим розовым язычком; ему только и оставалось, что хвататься за край сиденья, чтобы не вскочить с места и не броситься к ней. Сейчас эти восхитительные губки были поджаты, а сама Генри, подбоченившись, критически оглядывала комнату. Данфорд проследил за ее взглядом, который остановился на кровати, занимавшей большую часть комнаты, и понял, что ему придется расстаться с надеждой спокойно провести эту ночь.

— Кто это, Даниель? — попытался пошутить он.

— Боюсь, что ты. Ведь настоящего имени я не знаю. Можешь не торопиться выдавать мне его.

— Мои губы сомкнуты. — Он театрально поклонился, втайне желая, чтобы они были сомкнуты на ее губах.

— Ну, так как же тебя зовут?

Он широко улыбнулся:

— Тайна.

— Не говори глупости, — фыркнула она.

— Я говорю правду. — Он сказал это так искренне, что на секунду она поверила ему. Он осторожно пододвинулся к ней и прикрыл рукой рот. — Государственная тайна, — прошептал он, украдкой взглянув на окно. — Если имя станет известно, будет нанесен непоправимый ущерб нашим государственным интересам в Индии, не говоря уже о…

Генри сорвала с себя шляпку и швырнула ее в Данфорда.

— Ты неисправим.

— Мне не раз говорили, — ничуть не смутившись, улыбаясь произнес Данфорд, — что зачастую мне не хватает серьезности.

— Вот именно. — Она приняла прежнюю позу и продолжила осмотр комнаты. — В хороший переплет мы попали! Излагай свой план!

— Мой план?

— У тебя же есть план?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— О том, как нам провести ночь, — еле слышно произнесла она.

— Я еще не думал об этом.

— Что? — закричала она, затем, не желая показаться сварливой, изменила тон и добавила: — Мы же не можем спать здесь… вдвоем! — Она показала на кровать.

— Нет, — со вздохом произнес он уставшим голосом. Он не сможет провести с ней ночь, он знал, что это невозможно, но тогда хорошо бы по крайней мере выспаться на мягкой постели. Его взгляд упал на стоявшее в углу кресло с подголовником. Оно было страшно прямое, того сорта, что предназначены для поддержания хорошей осанки. На таком неудобно даже сидеть, не то что спать.

Он еще раз вздохнул, на этот раз громко.

— Думаю, придется спать в этом кресле.

— В этом кресле? — повторила она.

Он указал на кресло:

—Четыре ножки, сиденье. В общем-то полезный предмет домашней обстановки.

— Но оно… оно здесь!

— Да.

— И я буду здесь.

— Совершенно справедливо.

Она смотрела на него так, будто он не понимал по-английски.

— Мы не можем оба здесь спать.

— У меня есть альтернатива — спать в хлеву, чего мне вовсе не хотелось бы. Хотя… — он бросил взгляд на кресло, — по крайней мере тогда бы у меня была возможность лечь. Но владелец постоялого двора сказал, что хлев еще более переполнен, чем гостиница, и, честно говоря, после строительства свинарника чудесный запах животных навсегда останется в моей памяти. Точнее, в моем носу. Мне неприятна сама мысль о том, чтобы провести ночь рядом с лошадиным навозом.

— Быть может, они вычистили конюшню? — с надеждой предположила она.

— Ничто не остановит лошадей от того, чтобы продолжить свое дело прямо посреди ночи. — Он закрыл глаза и покачал головой. Раньше он и предположить-то не мог, что однажды ему придется вести разговоры о лошадином навозе с дамой.

— Ну-ну, хорошо, — сказала она, с сомнением глядя на кресло. — В любом случае мне нужно… переодеться.

— Я подожду в коридоре. — Он распрямил спину и вышел из комнаты, думая, что он самый благородный, самый великодушный и, наверное, самый неумный мужчина во всей Британии. Он стоял, прислонившись к стене, и слышал, как она двигается по комнате. Данфорд попытался заставить себя не думать о том, что она сейчас делает, но это ему никак не удавалось. Она расстегивает платье… Платье соскальзывает с ее плеч… Теперь… Он сильно прикусил губу, надеясь, что боль поможет ему избавиться от наваждения. Все напрасно.

Удивительно, но и ее посещали грешные мысли — он знал это наверняка. Конечно, ее увлечение было скорее всего не таким сильным. Но оно было. Несмотря на острый язычок, Генри очень наивна и не умеет скрывать свои эмоции. Всякий раз, когда они случайно касались друг друга, ее глаза мечтательно блестели. А тот поцелуй… Данфорд застонал. Она была так нежна, так податлива, пока он окончательно не потерял голову и не напугал ее. Теперь, задним числом, он был благодарен судьбе за то, что ничего серьезного не произошло.

Но несмотря на требовательные призывы своего тела, он вовсе не собирался совращать Генри. Он хотел, чтобы она вышла в свет, как ей и полагалось. Хотел, чтобы она познакомилась с женщинами своего возраста и впервые в жизни подружилась с кем-нибудь. Хотел, чтобы она познакомилась с молодыми людьми и… Он нахмурился. Да, он очень хотел, чтобы она познакомилась с молодыми людьми. Генри достойна выбрать самого лучшего. И тогда, возможно, его жизнь вернется в прежнюю колею. Он будет навещать свою любовницу — сейчас ему этого очень не хватает, — вернется к карточной игре, станет бывать на светских раутах — словом, продолжит холостяцкую жизнь, которой завидовали очень многие. Он был полностью удовлетворен своей жизнью. Так какого дьявола что-то в ней менять?

Дверь приоткрылась, и он увидел лицо Генри.

— Данфорд? — позвала она негромко, — я готова. Можешь войти.

Он простонал, то ли от сдерживаемого желания, то ли просто от усталости, и оторвался от стены. Войдя в комнату, он увидел, что Генри стоит у окна, пытаясь плотнее закутаться в накидку.