— Она приехала из Корнуолла, — сдержанно сказал Данфорд, равнодушно глядя на свои две пятерки, — а до этого жила в Манчестере.

— У нее есть приданое? — продолжал расспрашивать Симингтон.

Данфорд помолчал. Ему даже в голову не приходило подумать об этом. Он видел, что Алекс хитро смотрит на него, надменно подняв бровь. Так просто было бы ответить отрицательно. В конце концов, это было правдой. Карлайл не оставил ей ни пенса. В этом случае ее шансы удачно выйти замуж значительно уменьшились бы. Она могла бы навсегда остаться зависимой от него. Это было чертовски заманчиво… Данфорд вздохнул, ругая себя за проклятое благородство.

— Да, — вздохнул он еще раз, — есть.

— Что ж, тогда это неплохо для юной леди, — ответил Симингтон. — Без этого все было бы гораздо труднее. Тебе повезло, Данфорд. Опекунство может оказаться чертовски щепетильным делом. Однажды я сам был опекуном и целых три года пытался выдать свою воспитанницу замуж. И зачем только Господь Бог выдумал бедных родственников?

Данфорд оставил это замечание без ответа. Он перевернул свою карту, это был туз.

— Двадцать одно, — равнодушно сказал он, ничуть не обрадовавшись выигрышу в тысячу фунтов.

Алекс откинулся на стуле и, широко улыбнувшись, сказал:

— Сегодня вечером тебе сопутствует удача.

Данфорд поднялся из-за стола, небрежно положив выигрыш в карман.

— Да, — произнес он с иронией, направляясь к двери, ведущей в зал, — это самый удачный вечер в моей жизни.

До окончания бала Генри решила завоевать сердца по крайней мере еще трех мужчин и с успехом осуществила задуманное. Это показалось ей совсем несложным делом. Странно, как это раньше ей не приходило в голову, что мужчин так легко обвести вокруг пальца. То есть многих мужчин. И все они были ей не нужны. Она кружила в танце с виконтом Хаверли, когда заметила Данфорда. Ее сердце забилось сильнее, а сама она едва не оступилась, но тут же взяла себя в руки, вспомнив, что испытывает ненависть к своему опекуну. Но каждый раз, когда виконт Хаверли поворачивал ее к Данфорду лицом, она снова видела его, стоящего у колонны, со скрещенными на груди руками. Выражение его лица совсем не располагало других гостей заводить с ним беседу. Необычайно мужественный и уверенный в себе, он выглядел настоящим светским львом в своем парадном черном фраке. Он следил за ней ленивым взором, от которого у нее по спине пробегали мурашки.

Танец закончился, и Генри склонилась в реверансе. Хаверли поклонился ей и спросил:

— Проводить вас к вашему опекуну? Я вижу его неподалеку. Генри пришла в голову сотня отговорок — якобы на другом конце зала ее ждет партнер для следующего танца, либо она испытывает жажду и хотела бы выпить лимонаду, или же ей необходимо поговорить с Белл, — но в конце концов она кивнула ему в ответ не в силах проронить ни слова.

— Данфорд, возвращаю вам мисс Баррет, — учтиво сказал Хаверли, подводя Генри, — или я должен был сказать Стэннедж. Я слышал, вы получили титул.

— «Данфорд» тоже сойдет, — вежливо ответил Данфорд и посмотрел на него так, что Хаверли, запнувшись, быстро попрощался и поспешил уйти.

Генри нахмурилась.

— Тебе не стоило его отпугивать.

— Неужели? У тебя просто неприличное количество ухажеров.

У нее гневно вспыхнули щеки.

— Я не делала ничего постыдного, и тебе прекрасно известно об этом, — ответила она.

— Тише, плутовка, на нас уже смотрят.

Генри чуть не заревела от обиды. Как он только смог произнести ее шутливое прозвище, так сильно оскорбив ее перед этим.

— Мне все равно! Все равно. Я просто хочу…

— Чего ты хочешь? — негромко спросил он, сделав над собой усилие.

Она покачала головой.

— Не знаю.

— Думаю, ты не хочешь, чтобы все оборачивались на нас. Ведь это может повредить в твоем стремлении стать королевой бала.

— Это ты делаешь все, чтобы помещать этому, отпугивая моих поклонников. — Ну что ж, в таком случае мне придется исправить нанесенный ущерб.

Генри с опаской посмотрела на него, не понимая, что он хочет сказать этим.

— Что ты собираешься сделать, Данфорд?

— Ничего особенного. Просто потанцую с тобой. — Он взял ее руку, чтобы отвести на середину зала. — Для того чтобы положить конец гнусным сплетням, что мы с тобой не ладим.

— Мы с тобой и на самом деле не ладим. По край ней мере больше не ладим.

— Да, — сухо ответил он, — но остальным необязательно знать об этом, ведь так? — Данфорд обнял ее за талию, удивляясь тому, что же заставило его снова пригласить ее на танец. Конечно, это было ошибкой, поскольку неминуемо вело к сильному и страстному желанию обладать ею. И желание это неумолимо становилось желанием не только его тела, но и души. И не было сил отказаться от возможности быть так близко к ней. Вальс, в котором они кружили, позволил ему вновь почувствовать этот сводящий с ума аромат лимонов. Данфорд вдыхал его так, словно в нем было его спасение. Он начинал влюбляться в нее, и сам это понимал. Как хорошо было бы чувствовать ее рядом с собой на подобных раутах! Или рука об руку бродить по полям Стэннедж-Парка. Он захотел наклониться — прямо сейчас — и целовать ее до тех пор, пока она не начнет терять сознание от желания. Однако теперь он был одним из многих. Ему следовало предвидеть это. Познав, что такое успех, она наслаждалась своим триумфом. Мужчины толпились у ее ног, и Генри уже начала осознавать свое право на выбор. Ведь именно это Данфорд обещал ей. Он просто обязан был дать ей возможность узнать, что такое восхищение и преклонение мужчин, перед тем как самому попытаться предложить свое сердце и руку. Почувствовав боль, он закрыл глаза. Он не привык ни в чем отказывать себе, по крайней мере в том, чего очень хотел. А Генри он хотел очень сильно.

Она видела, что с ним что-то происходит, с каждой секундой он становился все мрачнее и мрачнее. Его как будто тяготило то, что он вынужден терять на нее свое время. Ее самолюбие было уязвлено, и, собрав всю свою смелость, она сказала:

— А знаешь, ведь мне известно, почему это происходит.

Он вздрогнул.

— Что это?

— То, как ты обходишься со мной.

Музыка начала затихать, и он отвел ее в сторону, где они смогли бы относительно спокойно продолжить разговор.

— И как же я обхожусь с тобой? — спросил он, побаиваясь ее ответа.

— Ужасно. Даже хуже, чем ужасно. И я знаю почему.

Он улыбнулся ей, теряя контроль над собой.

— Знаешь? — не торопясь переспросил он ее.

— Да, — сказала она, ругая себя за дрожь в голосе. — Да, знаю. Всему виной то проклятое пари.

— Какое пари?

— Сам знаешь какое. То, которое ты заключил с Белл.

Он недоуменно смотрел на нее.

— Пари, что ты не женишься! — выпалила она, ужаснувшись тому, чем в конце концов закончилась их дружба. — Ты поспорил на тысячу фунтов, что не женишься.

— Да, — нерешительно сказал он, не понимая, к чему она клонит.

— Ты не хочешь жениться на мне из-за тысячи фунтов.

— Господи, Генри, так ты это имела в виду?

Она видела недоумение в его лице и голосе. Он хотел сказать ей, что с радостью отдал бы тысячу фунтов ради нее, и даже намного больше, если бы понадобилось. Данфорд уже больше месяца не вспоминал об этом пари. С того самого дня, как узнал ее, с того самого дня, когда она перевернула всю его жизнь, и… Он искал и не мог найти слов, чтобы убедить её… Впрочем, Данфорд и сам не знал, в чем он хотел бы ее убедить.

Генри готова была разрыдаться. Ее душили слезы унижения и уязвленного самолюбия. Услышав недоумение в его голосе, она поняла, она ясно поняла, что он ни капельки не любит её. Казалось, что этот вечер разрушил даже их дружбу. Не тысяча фунтов удерживала его. Она была дурой, вообразив, будто такая глупость, как деньги, могли оттолкнуть его от неё. Нет, он не думал о деньгах. Удивление на его лице не было притворным. Он отталкивал ее от себя потому, что хотел оттолкнуть. Он не хотел ее. Его истинным желанием было поскорее выдать ее замуж, убрать ее долой с глаз и из своей жизни.