— Хочу со всеми быть! Вместе! — зарделась Параска и села на лавку рядом с Советой Романюк, лучшей своей подружкой.

— Ну, добре. Нечего таиться! — встал из-за стола Павлюк. — Настал час, друзья! Бегут польские паны… Бегут от Красной Армии. Идет она самосильно на помощь бедным людям. Теперь и к нам на Буковину придет, чует мое сердце. Встретить надо наших братьев с честью!

Он помолчал, будто вспоминая что-то.

— Подпольная сельская организация «Вызволение» дает вам поручение. Неси, Иван, прапор! — сказал он хозяину хаты.

Иван ушел в сени и быстро вернулся обратно с большим глиняным кувшином в руках. Павлюк, не говоря ни слова, взял от Ивана кувшин и опрокинул его горлышком книзу. На стол выпал лоскут красной материи.

— Разверни! — сказал Павлюк хозяйке.

Домка развернула и, встряхнув, разложила на столе алое полотнище, уже на четверть вышитое шелком.

— Наступила долгожданная пора, друзья! Красная Армия близко! Надо заканчивать прапор — это знамя! Одной Домке не справиться. Потому-то и позвал вас. Вышивайте знамя быстрее да лучше. Понятно?

Женщины молча кивнули головами.

— Предупреждаю: если знамя попадет в руки жандармам, нам всем грозит смерть!..

…И еще вспомнилось Параске, как Микола Павлюк готовил задубривцев к встрече с воинами Красной Армии. Он знал: Параска умела складывать песни, умела петь их вместе с задубривскими девчатами. Но она умела и молчать, как молчит камень. Об этом тоже знал Микола Павлюк. За это он не меньше, чем за хорошие песни, ценил Параску.

— Ты бы, Параска, сложила песню к приходу наших братьев — воинов Красной Армии. С нею мы пойдем встречать их, — сказал он как-то Параске.

— Попробую! — пообещала она.

Об этом знали только они двое.

А Микола без устали ходил от хаты к хате, разговаривал с людьми, показывал полученную с превеликим трудом в Черновицах советскую газету «Известия», тайком читал ее сельчанам.

…Красная Армия все приближалась. Она освобождала западные области Украины из-под гнета польских панов, вызволяла своих украинских братьев из вековой неволи.

Польские паны, напуганные, растерянные, бежали через Румынию кто как успел.

На дорогах люди глядели, как бежали паны.

— Тикайте, бисово отродье! — приговаривали они. — Наши бояре тоже скоро побегут. Недолог их час!

Жандармы рыскали но селам, арестовывали крестьян, бросали в тюрьмы не только за неосторожно сказанное слово, но и за смелый взгляд, за усмешку.

— Радуетесь! — хрипели жандармы в застенках, истязая свои жертвы.

В хате Домки Смошняк кипела работа.

Микола Павлюк усадил за вышивку знамени для встречи воинов Красной Армии самых искусных вышивальщиц. С утра до поздней ночи, сменяя одна другую, сидели они над вышивкой.

Параске он поручил самую трудную работу.

— Ты, Параска, вышивай герб Советского Союза — серп и молот. Справишься? — спросил он.

— Справлюсь!

Щеки у Параски покраснели от радостного волнения.

Как-то собрались в хате у Домки все вышивальщицы вместе, залюбовались, как ладно да споро кладет Параска нитку к нитке, вышивая желтыми шелками серп.

— Спой нам, Параска, свою спиванку, — попросила Совета Романюк.

— Какую спиванку спеть вам, подружки?

— Про матушку родимую, про Украину.

— Слушайте, девоньки! — просияла Параска.

И по хате полились чистые звуки голоса. Параска пела о саде, что расцвел на диво людям, о том, что ей тяжко и тоскливо без матушки родимой, а цветы кивают в саду головками, будто приветствуют людей с наступлением тепла и весны.

выводила Параска печальный мотив песни.

— Откуда это у тебя, песни твои? — спросила подружку Совета.

— От матери, от бабушки своей. Слышала я от них о славном Довбуше, о храбрых опришках, как они с топорцами в руках проходили по помещичьим имениям по Закарпатью и Буковине, как сжигали упырьи гнезда всемогущих кровопийцев. На всю жизнь запомнила я истории о Мухе — ненавистнике панов, о смелом Кобылице, о Богдане Хмельницком, Кармелюке, Кривоносе. Про все это и пою!

…Все новые и новые картины вставали в памяти Параски.

Она вспоминала, как, оставаясь наедине за вышивкой прапора, налегала на работу, радуясь тому, что занята в таком важном деле.

«Шутка сказать! Поручение подпольной организации „Вызволение“ — вызволения буковинцев из-под власти румынских помещиков», — думала Параска.

Она мечтала о том дне, когда все люди родного села, и стар и млад, выйдут с веселыми песнями навстречу тем, кого они с таким нетерпением ждали долгие годы.

Так, за вышивкой знамени, сами собой сложились слова новой песни.

— С нею задубривцы пойдут встречать воинов Красной Армии, — сказала Параска Павлюку, закончив читать слова песни.

…И сейчас, в тюремной камере, видит Параска перед своими глазами этот прапор.

Домка расправила уголки полотнища и, любуясь вышивкой, спросила:

— Ну как, Микола, хорошо вышили?

— Спасибо вам, товарищи женщины! — Павлюк низко поклонился вышивальщицам. — Честь и слава вам за ваш труд!

Лицо Параски озарено счастливым сиянием. Она чуть слышно шепчет слова сложенной ею когда-то песни. С нею в жаркий, июньский день тысяча девятьсот сорокового года задубривцы всем селом пошли длинной колонной навстречу полкам Красной Армии.

Параска шла близко от знамени. Подружки помогали ей. Параске не трудно идти. Радость предстоящей встречи вливала в нее силы.

Играла музыка.

Вышитое Параской и ее подружками красное знамя развевалось на ветру. Далеко было видно, как нес его в руках Микола Павлюк.

…Идут, идут неисчислимые силы Красной Армии, машина за машиной, и в каждой — герои. Вот они поравнялись с задубривцами и остановились. Руки встречающих протянулись к рукам солдат. И вот воины уже на земле. Задубривцы с возгласами приветствий рванулись к ним.

Из машины вышли командиры, обнялись с Павлюком и его товарищами.

— На вечные времена! — сказал, волнуясь, Павлюк.

А командир, обнимая его еще раз, ответил:

— На вечные времена, товарищи!

Не долго стояли машины с воинами Красной Армии на месте. Скоро они пошли дальше, к Сад-Горе и к Черновицам. Но пока стояли они у Задубривки, Павлюк успел рассказать солдатам и командирам Красной Армии, как задубривская подпольная организация готовила знамя для встречи.

— Дорогой товарищ Павлюк! — обратился к Миколе командир. — Знамя, вышитое женщинами в подполье, — это музейная реликвия. Это знак любви людей Западной Буковины к советскому народу, к своей истинной родине. Ваше знамя нужно сохранить!

— Что ж, — ответил Павлюк, — Россия и Украина — одного корня калина. Сохраним!

Командир поблагодарил вышивальщиц за отвагу и мужество, за то, что они готовили знамя под угрозой тюрьмы и смерти.

— Такое не забывают! — сказал он, пожимая руку Параски.

— Как мы ждали вас! — сказала Параска и смахнула с глаз слезы.

— Не плачь, сестра! Не плачь! Сегодня у нас с тобой радость!

От ласковых слов затрепетало в груди Параскино сердце. Взмахом руки она сняла с шеи монисто — незамысловатое ожерелье из цветных камешков — и протянула командиру.

— На память! — крикнула она в волнении.

«…Вот сейчас над Буковиной ночь, тьма кромешная, — думала Параска. — А наше знамя там, в родной нам стороне. Оно стоит в музее, и люди с любовью глядят на него.

Пройдет лихая година. Как дым, как гнилой болотный туман, рассеются вороги, и буковинцы заживут с советским народом одной счастливой жизнью…».

Думала так Параска, и ей становилось легче. Не страшили ее ни угрозы жандармов, ни побои, ни пытки.

Далеко-далеко на востоке она видела свое знамя.

Знамя подполья.