Яблоко раздора. Но если первые древлянские крепости здесь не носили имени Киева, то как же он стал Киевом? Полагаю справедливым следующее замечание Рыбакова: «Киев, расположенный на крайнем севере Полянской земли, на самой границе древлянских лесов, по всей вероятности, обязан своим возвышением борьбе полян с древлянами»[70].

В VI веке мы все еще застаем в будущем «городе Кия» древлянское поселение. Иными словами, будущий Киев еще принадлежит Древлянской земле. Однако, по-видимому, где-то в VII веке обстановка круто изменилась. Князю Кию Полянскому как-то '(ударом из-за Днепра в другом месте?) удалось завладеть этим важнейшим стратегическим плацдармом, не имевшим равных во всем Среднем Поднепровье. Ему потребовалась крепость уже против древлян, на командной высоте, глядевшей на запад. Он и выстроил ее выше старых древлянских крепостей и дал ей, естественно, свое имя.

Постройка «города Кия» выше старых древлянских крепостей была для Кия естественной как символически, на высшей точке рельефа, так и для новой задачи: развивать успех в глубь Правобережья Днепра (основная территория Полянской земли, как выяснил Рыбаков, лежала в Левобережье). Притом захват плацдарма Киевских гор был чрезвычайно важен для Кия не просто из-за высот. Он выводил устье Десны (полянской реки) из-под контроля древлян. Более того, он впервые давал полянам возможность контролировать оба берега Днепра, и притом в месте, запиравшем выход с верховьев Днепра, с Березины, Сожа и Припяти.

Поэтому такой важный, можно сказать бесценный, плацдарм Кий стремился удержать любой ценой – и сюда была вскоре даже перенесена из-за Днепра столица Полянской земли. Удержать плацдарм удержали, но расширить его удалось только до Ирпеня. То, что новая крепость, а затем и новая полянская столица получила имя самого князя Полянского, захватившего этот бастион, показывает первостепенную стратегическую и политическую важность крепости.

Что являлось наиболее естественным средством для удержания правобережного плацдарма из Левобережья? Очевидно, военное снабжение Киевских гор по прямой линии через Днепр. То есть устройство здесь постоянного военного перевоза. Это и есть, видимо, отмечаемый летописью «Киев перевоз» (который в угоду Варяжскому дому в летописи пытались перетолковать как названный по перевозчику Кию, чье имя крепость носить ни в коем случае не могла). Нестор отводит подобную версию как неверную и подчеркивает, что Кий был князем, а не перевозчиком. Но имя Киева перевоза бытовало в Киеве и спустя века – и при таком развитии событий получает наконец разумное объяснение.

Борьба за киевский плацдарм была серьезной – это видно уже из того, что полянам не удалось ни расширить плацдарм за Ирпень, ни захватить правый днепровский берег к северу от устья Ирпеня. Древляне оказывали ожесточенное сопротивление Полянским захватчикам и обе эти линии сумели удержать. Но вернуть Киевские горы, в свою очередь, не смогли. Древлянская земля осталась нависать над Киевом, но владела Киевом отныне Полянская земля. Полагаю, что захвату и удержанию киевского плацдарма полянами косвенно содействовало то, что Полянская земля входила тогда в Хазарскую державу (на правах федеральной земли), а Древлянская нет. Из-за этого (общеизвестного в науке) обстоятельства древляне смогли, оправившись от внезапного Полянского удара, удержать свои позиции очень близко от Киева, на Ирпене и ниже его устья на Днепре, но вести наступательные операции против Полянской земли, означавшие вызов могучей Хазарии, оказались не в состоянии.

Все это означает, что ко времени Мала, Добрыни и Владимира древлянско-полянская дуэль из-за обладания Киевом и контролем над ним имела по меньшей мере четырехвековую давность. Это делает понятным и то, что Мал не желал свою столицу переносить в отнятый когда-то у древлян Киев, а захотел перенести столицу державы в древлянский Коростень, не запятнанный ничьим захватом. Это делает понятным и то, что его сын и внук, решив завладеть Киевом, оставляя его столицей державы, придавали немалое престижное и символическое значение контролю над Киевом древлянского Белгорода.

В 980 году был в какой-то мере взят реванш и в давней древлянско-полянской дуэли за захват Киевских гор Кием. Киев, это яблоко раздора между двумя землями, не был возвращен Древлянской земле, это Добрыня и Владимир сочли нецелесообразным (возможно, потому, что Киев был к тому времени традиционной, стабильной столицей державы, и перенос Малом этой столицы в Коростень не был поддержан другими землями державы и послужил одной из причин его неудачи). Зато в 980 году Киев оказался прочно в руках Древлянского дома, теперь уже в качестве его державной столицы, – и вдобавок оказался под прочным, обеспеченным Белгородом, контролем Древлянской земли.

Коростень, Овруч, Олевск, Малин, Чернигов, Любеч, Белгород, наконец Киев… Вот что такое была Древлянская земля, подарившая Руси в X веке Добрыню.

Добрыня Нискинич. Но сам Древлянский дом – с какого же времени он правил? На этот вопрос ответить с уверенностью нельзя: летописные сведения крайне скупы, а былины о предках Мала не упоминают. Это могла быть исконная Древлянская династия, но точно так же могла быть и вторая и даже какая-нибудь пятая или десятая.

А вот на вопрос, каково имя Древлянского дома, ответить можно. Ключом к имени династии служит былинное отчество Добрыни. Относительно него ошибочную гипотезу высказал в свое время академик Шахматов. Приняв, как мы знаем, Добрыню за сына Мистиши Свенельдича, он счел, что былина запомнила, исказив отчество, исторического Добрыню Мистишича.

Но никакого исторического Добрыни Мистишича никогда не было. Свенельд же был знатным варягом, занимавшим высокие посты последовательно при Игоре, Ольге, Святославе, Ярополке, и возведение его в деды Добрыни полностью ошибочно. Но в данной связи речь пойдет не о Свенельде. Сейчас важно другое – проверка шахматовской гипотезы о былинном отчестве Добрыни в лингвистическом отношении. Попробуем расположить эти два отчества одно под другим, выделив совпадающие звуки:

По следам Добрыни - _1.png

Мы убеждаемся, что (кроме форманта отчества ««ич») в них совпадают лишь одни гласные. Очевидно, фонетически «Мистишич» как исходная форма для отчества Добрыни не подходит (не говоря уже о том, что Мистиша Свенельдич вовсе не был отцом Добрыни).

Но почему все-таки Добрыня в былине не Малович, а Никитич?

Думается, ключом может послужить отчество Мала, сохранившееся в некоторых летописях, – Нискинич. В других упоминается древлянский князь Нискиня. О его фигуре трудно сказать что-либо определенное (нельзя даже сказать, был ли он Нискиней I или, скажем, Нискиней XII), но само имя примечательно. Это еще одно имя в Древлянском доме, причем скрываемое более тщательно, чем имя Мала. Почему же?

Нискинич… Это ведь не только отчество, это и имя династии! (Вспомним противника Мала Игоря Рюриковича – «Рюрикович» для него и отчество, и династическое имя.) Но если так, то его вправе был носить и Добрыня[71].

Добрыня Нискинич… Созвучно с привычным нам Добрыня Никитич. Попробуем повторить сравнение отчеств:

По следам Добрыни - _2.png

На сей раз совпадает 6 звуков (фонем) из 7 – и притом точно в том же порядке (выпадение «с» и замена «н» на «т» легко объяснимы последующим длительным воздействием сходного по звучанию христианского имени Никита).

Но и политическое вероятие не меньше фонетического. Ведь когда в результате победы феодальной реакции где-то в XI веке стало запретным слово «Древлянский», вместе с ним должно было стать запретным и слово «Нискиничи». Раз эту династию велено было выбросить из летописи, считать несуществующей, ее нельзя было открыто упоминать и в былине под любым из ее официальных имен.

вернуться

70

70 Б. А. Рыбаков. Поляне и северяне, с. 104.

вернуться

71

71 Эта мысль была впервые высказана в 1871 году Буслаевым в развитие открытия Прозоровского (см.: Ф. И. Буслаев. Народная поэзия. Исторические очерки. СПб., 1887, с. 266—267).