Чрезвычайно многозначительно, что у Олега Древлянского тот же враг, что у Мала Древлянского и Добрыни Древлянского. Итак, в 70-х годах у Древлянской земли снова тот же противник, что в 946 году, – Свенельд (летопись это признает). Но и у Древлянского дома тот же противник – Свенельд (летопись это скрывает). И у Свенельда те же противники (хотя в новой комбинации) – Древлянская земля и Древлянский дом!
Снова варяжский вопрос. Но если прямая преемственность конфликта спустя тридцать лет очевидна, то это должно означать, что Древлянский дом и Древлянская земля в 70-х годах снова сражались под антиваряжским знаменем.
Летопись, правда, рисует «войну из-за Люта Свенельдича» как семейную ссору и чистую случайность: не было бы злополучной охоты Люта, не было бы и самой войны между братьями-князьями. Но Рыбаков категорически отказывается принять на веру летописную мотивировку: истинные причины вражды и войны крылись в остром политическом конфликте между русскими и их притеснителями – варягами.
Ученый пишет: «После гибели Святослава Свенельд стал крупнейшей фигурой в Киеве, так как князь Ярополк был очень юн. Властный воевода-варяг, окруженный собственной богатой дружиной (вероятно, тоже варяжского происхождения), был своего рода киевским мажордомом и олицетворял собой варяжское начало в управлении Русью». «Историю былины… можно представить себе так: юный князь Олег стал известен народу тогда, когда он поднял руку на сына самого могущественного человека – Свенельда – и наказал нарушителя «ловищ и становищ», убив его собственной рукой. Это был смелый вызов мажордому-варягу, десятки лет стоявшему у кормила власти; с этого поединка началась решительная и успешная борьба с варягами внутри Руси»[83].
Исходя из этого, Рыбаков расценил былины о Вольге как «древлянско-киевский антиваряжский эпос»[84], время их первоначального сложения датировал 975—977 годами и отвел им место как бы заставки, открывающей Владимиров цикл былин.
Киевский мажордом. Термин «киевский мажордом» Рыбаков употребляет не в привычном современном значении – глава штата слуг в особняке богатого человека, а в историческом. Во Франции этот титул некогда принадлежал высокознатным людям при дворе династии Меровингов. Мажордомы Каролинги одновременно имели важные придворные права и командовали войском Франции (и в конце концов узурпировали трон).
Термином «киевский мажордом» ученый подчеркивает, что Свенельд был не просто в большой силе при дворе Ярополка, чего, конечно, не было ни при Ольге, ни при Святославе. Ученый верно подчеркивает причину этого – молодость Ярополка. В самом деле, Святослав погиб в 972 году всего 32 лет отроду, а потому Ярополк вряд ли был намного старше Владимира.
Юность трех братьев-князей в 970 году, когда они получали княжения от отца, и в первые последующие годы – фактор чрезвычайной важности. Числясь владетельными князьями, они сами править реально еще не могли. За всех трех Святославичей долго правили другие люди. Малолетство Владимира, как мы уже знаем, сделало реальным хозяином Новгородской земли Добрыню. В случае Олега реальная власть оказалась, судя по всему, в руках лидеров Древлянской земельной думы (это видно из того, что Олег оказался во вражде с Ярополком, хотя они были сыновьями одной матери, а не союзником Ярополка против Владимира, как могла подсказать солидарность по рождению). У Ярополка в 910 году имелся, видимо, какой-то регент (или, по крайней мере, группа советников) из высшей полянской знати. Свенельд регентом быть не мог, ибо ушел со Святославом в поход в Болгарию. Но в 971 году Свенельд вернулся в Киев и вскоре стал «киевским мажордомом», оттеснив от трона Ярополка всех возможных соперников. Обстоятельств борьбы за главное место у трона мы не знаем.
Но в этой связи привлекают внимание две фигуры – «царица» и Лют Свенельдич. Прекрасным средством максимально упрочить свое положение возле трона могла быть для Свенельда женитьба Ярополка на его дочери (или племяннице, или внучке). Наличие у Ярополка других жен этому нимало не мешало, а положение «царского» тестя давало бы Свенельду огромные права (вспомним, какие права давало Добрыне положение шурина Святослава).
Пост воеводы формально зависел от милости князя, но права тестя государя были значительно прочней. Они делали Свенельда не фаворитом-временщиком, а полноправным регентом при юном государе (сравним регентство Ольги). Подозрение о таком браке Ярополка очень велико. Кстати, его жена, как орудие воли Свенельда, могла быть в этом случае более заметной политической фигурой, чем сам юный князь.
Что до Люта, то, как справедливо отмечает Рыбаков, его охота во владениях Олега была не шалостью, а серьезной провокацией. Если же учесть, что такую провокацию совершает сын «мажордома», то перед нами, в сущности, претендент на пост наследственного мажордома, бравирующий тем, что уже вправе оскорблять принцев крови, владетельных князей! Ведь по рангу мальчик Олег в тот момент – второе лицо в державе после Ярополка.
К тому же охота Люта во владениях Олега Древлянского означала не просто нарушение чужих охотничьих угодий, но очевидное вторжение в Древлянскую землю. Да еще в обстановке, когда отношения между Олегом и Ярополком (и их землями!) уже стали напряженными и, видимо, как раз из-за роли Свенельда.
В свете сказанного поведение Люта Свенельдича обнаруживает вещь неожиданную: династия Свенельдичей вскоре после смерти Святослава стала сильней династии Рюриковичей! Это грозило ни много ни мало скорым воцарением Свенельдичей. Сообразить это современникам было нетрудно, тем более что история воцарения Каролингов была на Руси известна (в летописи есть термин «корлязи», расшифрованный учеными как «каролинги»).
Одним словом, Свенельд, как верно подметил Рыбаков, стал при Ярополке не вторым, а первым человеком в Киеве, фактическим хозяином Киева. Его сын Лют был явным наследником отца. И фигурой чрезвычайно зловещей. К 977 году, когда Олег оказался в могиле, а Владимир в изгнании, единственным Рюриковичем остался на Руси молодой Ярополк. Что случилось бы, если б он внезапно умер? Хозяин Киева, Свенельд, вероятно, захватил бы трон. И если бы Лют не был убит в 975 году, он наследовал бы трон от отца. Вместо воспетого былинами славного княжения Владимира Красно Солнышко вполне реальной перспективой для Руси было на рубеже X и XI веков княжение Люта Свенельдича. Не видеть этой угрозы русские той эпохи не могли.
Таким образом, сразу же после смерти Святослава (а возможно, еще при его жизни, но в его отсутствие в 971 году, когда он попал в печенежское окружение) верховная власть в державе оказалась фактически захваченной Свенельдом, а юный Ярополк стал лишь его марионеткой. И это означало нечто большее, чем просто власть одного временщика или даже одного знатного рода Свенельдичей.
Глава варяжской партии. Академик Рыбаков точно приметил, что Свенельд олицетворял варяжское начало в управлении Русью и был окружен собственной варяжской гвардией. Он был значительной фигурой еще при Ольге, и дать ему отставку она не могла, ибо Свенельд был спасителем трона Святослава (и ее самой) в дни восстания Мала. Долг Святослава и Ольги перед ним был слишком велик, и столь же велико было ответное доверие Святослава к Свенельду. А столь высокое положение Свенельда делало его естественным главой варяжской партии в державе.
Партия эта продолжала существовать и после смены Ольгой варяжской политики Игоря на славянскую. Приветствовать эту смену политики варяжская партия никак не могла. Ольге и Святославу приходилось теперь покупать ее верность престолу милостями и щедротами. Но такое положение имело собственную логику, и варяжская партия должна была мечтать о большем – о политическом реванше, о восстановлении власти варягов над русскими. И возлагать отныне главные надежды уже не на дом Рюрика, пошедший на «постыдный» и «предательский» союз с Древлянским домом, а на дом Свенельда.