Если бы Прозоровский обратился к былинам (чего он вообще не делал), то обнаружил бы, что княжеское происхождение Добрыни также известно былине! Советская исследовательница былинного эпоса Т. Н. Кондратьева сжато формулирует социальное положение былинного Добрыни следующим образом: «Добрыня… в разных вариантах былин то боярин, то князь»[15]. Заметьте, князь.

Эти былинные сведения тем ценней, что люди, слагавшие и исполнявшие былины, не могли почерпнуть их из летописей (в летописях Добрыня нигде князем не назван). Притом княжеское звание – не эпическая условность, подобающая каждому былинному богатырю (скорей, наоборот). Оно относится в былине именно к личности Добрыни. Таким образом, независимый источник былины, не использованный Прозоровским, подтверждает его вывод о княжеском происхождении Добрыни.

Былина знает, что Добрыня – князь. Но, значит, и отец его был князем – то есть в былине наличествует та же логика, которую обнаружил относительно Малуши в летописях Прозоровский.

Два вида рабства. Перед Прозоровским возник вопрос: если Малуша княжна, то как она попала в рабство? А в рабынях она, несомненно, побывала. «Несмотря на такое значение этой фамилии, Малуша, по отзыву Рогнеды, была раба»[16], – писал ученый. (Рогнеда – дочь князя Полоцкого, к которой в 980 году сватались одновременно Владимир и Ярополк. Рогнеда отказала Владимиру именно под предлогом, что он сын рабыни.) То, что Добрыня в былинах князь, изведавший в юности долгое рабство, вызывает тот же вопрос: как княжич Добрыня попал в рабство?

Но и без обращения к былинам наблюдений Прозоровского над странностями некоторых летописных сведений было предостаточно. Перед ним было таинственное княжеское семейство, каким-то образом побывавшее в рабстве. Как это совместить с их высоким рангом? Как рабство не помешало им снова возвыситься?

Прозоровский сумел не только обнаружить противоречивое положение Малуши и ее родичей, но и найти ему объяснение. Отвечая на возникающие вопросы, он специально остановился на наличии в ту эпоху принципиально различных видов рабства:

«Рабство было двух родов: одно происходило из права юридического и делилось на три вида холопства… Другое – по праву войны, и к рабам сего рода относились пленники, из которых лучшие поступали во владение князя. Обстоятельства, которыми обставлена история Малкова семейства, показывают, что Малуша не была рабою по праву юридическому, следовательно, она была рабою по праву войны»[17].

Вывод здравый и логичный: в плен попасть может и князь. И княжеское семейство тоже. Разумеется, пленение, обращение в рабство – тяжкое бедствие, но оно не перечеркивает прирожденной родовитости, оставляет возможность к новому возвышению.

Таким образом, парадоксальный вывод Прозоровского, что отец Малуши и Добрыни был прирожденным князем, не только получил подкрепление еще по одной линии, но и предстал как наиболее логичное объяснение парадоксов в положении его детей. Ключ к их положению следовало искать в его судьбе.

Малуша была какое-то время рабыней, потому что в рабство попал ее отец, и притом попал на войне. И если потом Малуша смогла стать великой княгиней, женой Святослава, а Добрыня получить в 970 году регентство Новгородской земли, то это произошло потому, что их отец по рождению был князем.

Все сходилось. И все упиралось теперь в загадочную фигуру Малко Любечанина, оказавшегося пленником, бывшим князем. Прозоровский сумел найти разгадку и здесь.

Пропавший древлянский князь. От внимания Прозоровского не ускользнуло, что как раз незадолго до появления в Любече загадочного экс-князя Малко не менее загадочно исчез из своей столицы Коростеня князь Древлянской земли с очень похожим именем – Мал. И притом исчез после ожесточенных военных действий 945—946 годов.

Надо сказать, что исчезновения Мала историки до Прозоровского не замечали. Поскольку летопись изображает Мала мятежником, виновным в гибели государя, Игоря Рюриковича (отца Святослава), им казалось само собой разумеющимся, что Мал был казнен за это вдовой Игоря Ольгой.

Но у Прозоровского был очень зоркий глаз. И его волновала загадка Малко Любечанина. Поэтому он подметил то, чего до него не замечал никто: о судьбе Мала после поражения Древлянского восстания летописи не говорят ни единого слова. Что же с ним стало? Погиб в бою? Был казнен? Бежал? Может быть, умер своей смертью? Был Мал Древлянский – и бесследно исчез. Это было более чем странно.

В летописном рассказе о подавлении Древлянского восстания Прозоровский подметил еще одну странность – поразительно милостивое отношение победителей к древлянской знати. При взятии древлянской столицы, писал ученый, «старейшины не были истреблены, но взяты в плен, не были они розданы и мужам в работу, а поступили во власть княгини»[18].

Анализ этих и аналогичных странностей в рассказе летописных статей 945 и 946 годов и навел Прозоровского на мысль, что о казни, гибели или бегстве Мала в летописи не говорится по той простой причине, что Мал, подобно всей древлянской знати, попал в плен и остался жив. А поскольку судьба Мала Древлянского была в X и XI веках общеизвестной, это умолчание летописи не могло в то время породить недоразумения, будто Мал казнен Ольгой.

В своем анализе Прозоровский привлек и ономастику. Во-первых, он отметил близкое сходство имен Мала Древлянского и Малко Любечанина, а во-вторых, подметил, что имя Малуши «образовано из имени отца, но произведено из слова «Мал», и сделал заключение, что ее отец «в действительности был Мал Любечанин». И наконец, установил, что Малко вообще не самостоятельное имя, а просто уменьшительная форма от имени Мал. Эти здравые ономастические соображения и замечания положили конец последним возможным сомнениям.

Сопоставив все эти наблюдения и размышления со знакомыми нам уже соображениями о ранге и судьбе Малуши и Добрыни, Прозоровский сделал конечный вывод: «Вышеизложенные соображения приводят к тому заключению, что Древлянский князь Мал по взятии его в плен послан… в Любеч… где и превратился в Малко Любечанина»[19].

Вывод этот был единственно возможным. Ведь, если отвергнуть тождество Малко с Малом, пришлось бы искать отдельно ответ на две группы вопросов: о прошлом бывшего князя Малко (его княжество, подлинное имя, обстоятельства взятия в плен) и о причинах бесследного исчезновения Мала и непонятного отсутствия казней древлянской знати.

Таким образом, Прозоровский установил, что Малко Любечанин есть одно лицо с князем Малом Древлянским, и открыл древлянское княжеское происхождение Добрыни, Малуши и Владимира. То, что Мал, утратив княжество, не мог более именоваться Древлянским, вполне естественно, ибо определение «Древлянский» было не просто обозначением его рода, а княжеским титулом. Называть его и дальше Древлянским означало бы признавать его права на Древлянскую землю (чего от Ольги ожидать, конечно, не приходилось). Поэтому, когда Мал попал в плен, ему обязательно должны были дать другое имя. И поскольку он не был покупной холоп, он мог быть назван Любечанином – по месту заключения. Ввиду особого характера рабства по военному праву, он был не вещью, принадлежавшей Ольге или Святославу, а важным государственным узником.

Неточность в ономастических наблюдениях Прозоровского лишь одна: «Малко» для развенчанного князя не просто уменьшительная, а нарочито уничижительная форма имени, данная ему победителями. Пока был князь, был Малом, а теперь он, пленник, всего лишь Малко…

Запомните это имя – Мал Древлянский. Это истинное имя отца Добрыни и деда Владимира Красно Солнышко. Это не гипотеза Прозоровского (как склонны считать некоторые), а его открытие. Это известно науке и неопровержимо доказано еще с 1864 года.

вернуться

15

15 Т. Н. Кондратьева. Собственные имена в русском эпосе. Казань, 1967, с. 52.

вернуться

16

16 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20.

вернуться

17

17 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20.

вернуться

18

18 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 18.

вернуться

19

19 Д. И. Прозоровский. О родстве св. Владимира по матери, с. 20-21.