- Нет. Болота кругом. Только по реке. Дня три. Но если без дневных остановок, раньше отплыть и идти допоздна - дойдем за два.

- Петьку возьмем в нашу трешку, к Ларке Сашка сядет, довезем.

Они уже обсуждали дорогу. Пути спасения. Нас с Петькой не бросят, довезут, помогут. Но сейчас спасать надо было мне. Не за кого прятаться. Ну, шить же я умею. По ткани. Ну а теперь - по коже. Я же врач. Будущий. Значит, руки дрожать не должны.

Хорошо, что летом темнеет поздно. Хорошо, что на меня смотрело множество глаз, и я не могла позволить себе сломаться. И только ночью, в палатке, которую так и не успел поставить Петька, и поставили, в итоге, я даже не видела, кто, я позволила себе заплакать. Два дня. Реально - три, это река. Кто-то опять пропорет лодку, перевернется, если идти без отдыха - ошибок будет больше. Но и в конце пути - деревенька, там и фельдшер едва ли есть. Найдем машину, довезем до больницы. Или вызовем туда скорую. Но это еще день. За четыре дня - все, что угодно... Все, что угодно...

Я беззвучно рыдала, прижимаясь к такому горячему, такому беспамятному Петьке. Спирт в качестве анестезии на какое-то время избавил его от мучений. А вот мне спирт внутрь был категорически противопоказан, и вновь заболела поясница, о которой я забыла, увидев окровавленного Петьку, и поставленная перед необходимостью что-то делать, спасать, действовать. А теперь нервное напряжение спало, и вернулась боль. Перевернулась на спину. Боль утихла было, и я, забывшись, попыталась лечь на бок. И снова боль простреливает мне поясницу, и стонет в беспамятстве Петька, и вновь оживают все страхи. Почему-то ночью труднее всего поверить, что все обойдется. Так и маюсь без сна, несмотря на усталость, прислушиваясь к шорохам ночного леса, внезапному плеску воды (видимо, рыба). Потом вновь наступает тишина, вот только воздух стал гуще...слаще...напоминая что-то... Я даже не сразу сообразила, что. И лишь через пару секунд рванула к выходу, сперва запутавшись в спальнике, затем не с первой попытки отыскав и расстегнув молнию, потому, что это не могло быть правдой, этого вообще не могло быть! Но перед входом в палатку сидел на корточках Анхен, и я бросилась на него с размаху, судорожно обхватила руками и разрыдалась уже в голос.

- Анхен, Анхен, Анхен! - твердила я, словно заклинание, перемежая его имя всхлипами и недоверчивыми: - это ты? Это, правда, ты?

Это правда был он, и это его руки обнимали меня, гладили по волосам, по спине, и все никак не могли успокоить. Это его губы целовали мне лоб, щеки, глаза, но все никак не могли высушить слезы.

- Тихо, Лара, тихо, ты всех перебудишь. Ну, что случилось? Что ты?

- Ты пришел? Ты правда пришел?

- А должен был?

- Они сказали, что я врач, и больше некому...а я не могу...я не умею...а еще четыре дня...а если инфекция...он столько не проживет...а я не смогу...ничем не смогу, - ничего более внятного у меня не выходило, я просто рыдала, безобразно некрасиво рыдала, скорее от облегчения, что наконец-то появился тот, кто старше, мудрее, опытнее, кто все решит, кто со всем поможет.

- Все хорошо. Все будет хорошо, - шептал он мне на ухо, прижимая к себе.

- Ты поможешь мне? Ты ведь поможешь? - мои руки судорожно скользили по его спине, но я далеко не сразу поняла, что спина (вернее, рубаха на спине) местами мокрая. Но тут мне на ладонь скользнула холодная капля, я подняла руку чуть выше, ухватившись за его хвост.

- А почему у тебя волосы мокрые? - я так удивилась, что даже немного успокоилась.

- Купался, - он улыбнулся. И эту невидимую в темноте улыбку я почувствовала всей кожей.

- Ночью?

- Да, - судя по голосу, он собирался начать рассказывать мне сказку. - Знаешь, летел мимо, увидел место красивое, решил искупаться. А потом вылез, смотрю: люди кругом, подумал, кто-нибудь ведь обязательно ужином накормит. А тут и тебя нашел. Ты ведь не откажешься покормить голодного вампира?

- Перестань издеваться!

- Зато успокоилась, - невозмутимо отозвался он. - Держи, - в мои ладони опустился холодный и немного влажный цилиндр, такой знакомый на ощупь, что и свет был не нужен, что бы понять, что это. - Ты ее только в болото следующий раз не выбрасывай, оттуда достать сложнее будет.

- Ты?.. Ты что, достал ее? Ночью? Но как? Откуда ты вообще?.. - я даже слов подобрать была не в силах.

- Ну как тебе объяснить, - он легко провел рукой по моим волосам, видимо, поправляя что-то, слегка взлохмаченное. - Эта вещь очень долго была моей. И делали ее специально для меня. И теперь я ее просто чувствую.

- То есть мне не показалось, что в ней есть частичка твоей души.

- Ну, я бы не был столь категоричен. Души на частички делить - это никакой души не хватит! Но если тебе так проще представить... Знаешь, я не слишком воду люблю. И чувствовать, что моя «частичка» где-то там, на дне, полощется было не слишком приятно. Так что пришлось все бросить и лететь доставать.

- Так ты что, ты прилетел...из-за заколки?

Анхен вздохнул.

- Да из-за тебя я прилетел, дурочка. Я же не знал, заколку ты утопила, или сама вместе с этой заколкой на дне лежишь.

- Правда? - я вновь прижалась к нему всем телом, утыкаясь носом куда-то под подбородок, вдыхая его запах, такой родной, такой знакомый.

- Правда, - он легонько потянул меня за косичку, заставляя чуть отстраниться и приподнять голову. Я увидела, как сияют в темноте его глаза, и еще успела удивиться: зачем? Он же знает, что на меня не действует. И тут его губы накрыли мои, легко, почти невесомо, и весь мир стал неважен, и уже я сама настаивала на продолжении, мне так нужна была его сила, ведь у меня почти не осталось своей.

- Прости, - прошептал он мне, отстраняясь, и вновь прижимая мою голову к своему плечу.

- За что? - удивилась я. Прежде он не просил прощения за поцелуи. Он и разрешения-то никогда не спрашивал.

- Не могу снять твою боль. Невосприимчивость к голосу крови не всегда во благо, принцесса. Что бы ты там себе не навоображала.

- Откуда ты знаешь про боль?

- Чувствую, - он пожал плечами. - Вот здесь, - его рука уверенно легла мне на поясницу. - А снять не могу. Почему ты не выпила хотя бы таблеток? У вас что, обезболивающего нет в аптечке?

- Да я пила, - я, разве что, рукой не махнула. - Толку? Я в своей жизни столько обезболивающего выпила, что оно мне уже давно помогать перестало. Привыкание.

- Так ты чередуй.

- Ты мне будешь рассказывать, вампир-теоретик? - внезапно разозлилась я. Вот только дурацких советов тут не хватало.

- Не буду. Что на самом деле случилось, Ларис? Ты ведь не из-за этого плакала.

- Нет, конечно. Петька. Ему в больницу надо, он...с медведем не разошелся. Охотник. Тот ему все лицо... Я зашила, но я же не умею, меня не учили. И нитки...они обычные, одежду чинить... - отступившая было истерика уверенно возвращалась.

- Успокойся. Давай я посмотрю. Все будет хорошо, Ларис. Я здесь, я тебя не брошу.

Я отодвинулась вглубь палатки, он протиснулся следом. Склонился над Петькой.

- Ты что-то видишь в темноте?

- Что-то вижу, что-то чувствую. Правда, через алкоголь мне это довольно сложно. Давай я заберу его к себе в машину, там и освещение нормальное можно сделать, и места больше.

- Да, конечно.

- Свой спальник захвати, - он легко поднял на руки Петьку, вылез из палатки и пошел в сторону берега. Я послушно поспешила за ним, вновь ощущая себя маленькой девочкой, верящей в Великих и Мудрых вампиров, которые от всего нас спасут. Ну, все вампиры не знаю, но Анхен - он и вправду спасет, он же врач.

- Доброй ночи! - кого-то мы все же разбудили. И этот кто-то теперь светил в нашу сторону фонариком, силясь разобрать, что происходит.

- Не спится? - Анхен чуть притормозил и обернулся на голос. - Ну, кому не спится, вылезаем из палаток, сейчас включу свет и будем знакомиться.

Его машина стояла на самом берегу, неподалеку от наших байдарок. При приближении Анхена задние двери открылись, внутри вспыхнул свет, и я впервые увидела отделение, где, как утверждал некогда хозяин, он перевозил обычно своих животных.