- Я не знаю...

- Где?!

Дрожащей рукой Мусик достает из кармана заколку и протягивает вампиру.

- Издеваешься? Я это не возьму. Брось на пол...

Заколка падает в кучу моих волос. Тянется пауза. Доири мучительно размышляет.

- А впрочем, - судя по голосу, он явно нашел выход, - мой дядя стоит нынче куда дороже, чем опальный авэнэ... И ему придется сначала доказать... Сначала найти... А он никогда ее не найдет! Да. Решено. Ты прав, Мусик. Он думает, что если авэнэ - то я стерплю. Забуду. Пусть ищет, Мусик, пусть ищет.

Судя по голосу, он явно повеселел.

- Ты! - вампирские ноги поворачиваются к одному из...палачей, я не знаю, как обозвать их иначе. - Идешь к секретарю, берешь у него список всех, кто присутствовал на заседании. А так же всех, кто производил арест, вел допрос, обслуживал в камере. Всех до единого, включая присутствующих. Те из них, кто сейчас на месте, пусть ждут меня в зале суда. Остальных вызвать туда же. И пусть принесут все до единого документы по этому делу.

- Но там сейчас заседание...

- Остановить, отменить, перенести!.. Ты! - ноги поворачиваются к следующему. - Берешь заколку, едешь за город. Находишь там сортир - деревенский такой, классический. Чтоб дырка в полу, а внизу вонючая жижа. Заколку утопишь там. А сам утопишься в ближайшем водоеме, чтоб мне с тобой не возиться. Исполнять.

Двое выходят.

- Что у нас с клеймом?

- Ж-дали тебя, Доири. Ты ведь любишь развлечься. Я даже кочергу велел приготовить, чтоб кричала слаще. Мы можем начать прям сейчас, если хочешь, - голос перепуганный, заискивающий. Но уже с надеждой, что все обойдется. Чем больше надежды у него, тем меньше у меня. Но Анхен придет. Вот прям сейчас и придет. Он успеет!

- Чтоб он отыскал ее потом по следам от моих забав? Я не безумен, маленький, я и пальцем ее не трону. Клеймо поставишь только мое, личное, - он кидает железку в руки одного из тех, кто сидит перед разожженным камином. - Клейма суда не ставь, пусть будет такая же, как весь мой скот... А кочерга... А кочерга нам пригодится, маленький. Уверен, у тебя тоже найдется, куда ее воткнуть!

- Доири, нет, пожалуйста, не надо! Доири, я же люблю тебя!

- Да? Ну что ж, я, пожалуй, еще отвечу тебе разок взаимностью. А потом с удовольствием послушаю твои прощальные крики. За ошибки надо платить, маленький. А за серьезные ошибки - платить серьезно. И что ты так испугался этой кочерги? Тебе ж раньше так нравилось орудовать ей... Надо ж когда-то и самому... оценить всю прелесть. Что, готово клеймо?

- Да, светлейший. Прикажете начинать?

- Погоди. Ты же видишь, я не готов. Вставай, Мусик. Ты ведь знаешь, куда и как. Мое удовольствие должно быть полным.

А потом ягодицы коснулось раскаленное железо, и в судорогах адской боли билась последняя мысль: не пришел. И мир наконец-то поглотила полная тьма.

Очнулась от удара тела о землю. Даже не сразу осознала, что это мое тело вывалили из ящика куда-то в некошеную траву. И ушли. А я осталась лежать на этой траве. Где-то, под небом, под солнцем. Ветер обдувал, трава колола, земля была неровной, да и камни присутствовали. Я не привыкла лежать на травке, я городская девочка. Была. Когда-то. Давно, в прошлой жизни. Не помню, чьей. Но быть на улице без одежды - я тоже не привыкла. Поэтому, даже не открывая особо глаз, не оглядываясь, не выясняя, одна я или есть кто рядом, я чувствовала свою обнаженность. Каждым прикосновением ветра, каждым касанием земли и травы. Хотелось спрятаться, укрыться, забиться в нору.

Вставать не хотелось. Оглядываться тоже. Просто поджала колени к груди, обхватила их руками и позволила себе и дальше - не быть. Все уже кончилось. Больше некуда спешить, не к чему стремиться. Некого ждать. Он не пришел. Единственный, кто мог бы меня спасти, единственный, кто клялся меня спасать - не пришел и не спас.

Жук...жук...где-твой-дом?.. Мой...дом...под-кус-том...

Из всех мыслей, скользящих в моей голове, эта была, пожалуй, самой здравой. Никто. Животное. Без прав. Без имени. Без жизни. Надо как-то существовать. Как? Не знаю. Сил нет. Желания тоже.

Маль-чи-ки-бе...жа...ли...До-мик-рас-топ...та...ли...

- Ты есть? - голос звучит совсем рядом. Женский, но какой-то неправильный. Что-то неуловимое отличается в звуках...или интонациях? Не понять... Надо открыть глаза и взглянуть. А надо ли?

- Меня нет, - через силу разлепляю безвольные губы. Голос сиплый, горло, оказывается, пересохло.

- Ты есть! - радуется голос. - Идем. Там пить. Надо пить.

Надо? Мне или меня? Мне не надо. А если меня - так пусть сами приходят, им же надо.

- Идем, - моей руки касается чужая. Теребит. Зовет. Тянет.

Глаза все же открываются. Она сидит на корточках возле меня. Голая, загорелая. Загар ровным слоем покрывает все тело, не оставляя сомнений, что одежду она не носит. Никогда. Но взгляд цепляется не за обнаженность тела, тело и тело, у всех такое. Чудовищно страшной кажется голова. Солнце бьет мне в глаза, и оттого я не могу разглядеть толком ее лицо, в нем тоже что-то не так, но шокирует не это. Шокирует абсолютно лысый череп, едва поросший колючим черным ежиком. Это страшно. Нормальная женская фигура, а вверху - лысый череп. Голова с волосами выглядит не так. Слишком не так. Невольно подношу руки к голове - и ощущаю такой же. И вспоминаю свои косы, красу и гордость, тяжелыми змеями скользящие вниз. Свои косы - бесхозной кучкой волос на полу. Значит, теперь я выгляжу так? Пусть. Кому тут смотреть? Мы просто звери.

Сажусь. Правую ягодицу обжигает боль. Ах, да, клеймо. Скот клеймят, я знаю. Видела у бабушки в деревне. Там у всех коров было клеймо. Чтоб не потерялись. Они же животные. Паспорта при себе нет, имени не назовут. Вот и я - животное. Смешно, два года назад мне так хотелось увидеть стада. Расстраивалась, что не удалось. Можно рассмотреть сейчас. В подробностях.

Мое лицо сейчас напротив лица той, что со мной заговорила. И солнце глаза не застит. И я наконец-то ее вижу. Отчетливо, до мельчайших подробностей, вижу.

И понимаю, что не знаю, кто это. Я помню приговор суда, я помню слова Доири. Меня должны были отправить в стада. Вот только с той, что сидела сейчас напротив меня, я не могла иметь общих предков. Ее лицо... я в жизни не видела таких лиц. У людей таких не бывает. Округлое, плоское, с широкими скулами и совсем небольшим носом. Но главное было не это, главное было - глаза. Никогда прежде не видела настолько невероятных глаз. Удлиненные, необыкновенно узкие, словно первоначально и вовсе на этом лице не предполагавшиеся, а потом аккуратно прорезанные скальпелем, отчего кожа разошлась совсем чуть-чуть, едва приоткрыв зрачок. А вот зрачок совсем обычный, человеческий. И радужка. Каряя, как и положено при черных волосах. И брови черные. Красивые, кстати, брови. Хоть брови здесь не бреют.

Она рассматривала меня с не меньшим интересом.

- Ты кто? - решилась спросить ее, наконец.

- Ата, - последовал ответ.

И что это, имя?

- А ты? - интересуется она в ответ. Видимо все же имя.

- Лара, - отвечаю, невольно подделываясь под ее краткость. - А ты кто, Ата? Вы все - кто?

Краем глаза я уже вижу, что мы не одни, что они существуют, эти «все», просто им нет до меня никакого дела.

- Раба, - удивленно отвечает Ата. - Мы все - рабы. Я, ты, они. Здесь - рабы. Эти - там, далеко, не видно.

- Эти - это кто, вампиры?

Она не понимает. Но ведет меня пить.

- Надо пить, - объясняет она. - Кровь нет - надо пить. Много кровь нет - надо много пить.

Мы идем через широкий луг. Здесь не видно строений, нет дорог, только протоптанные в высокой траве тропинки. То там, то здесь среди травы сидят или лежат те, кого Ата именует рабами. Насколько я вижу - только женщины. От совсем юных дев до совсем не старых еще женщин. Ни стариков, ни детей, ни мужчин... Или как - особи женского пола? Кто они? Животные? Люди? Нелюди? Лицами почти все похожи на Ату. Лишь дважды или трижды мелькнуло лицо, которое я могла бы назвать человеческим. Но вот выражение этих лиц у всех было одинаковое. Пустое, потерянное, сонное. Они либо дремали, либо сидели, бессмысленно уставившись в пространство. На нас не смотрел почти никто. Но даже те, кто смотрели, не произнесли ни слова. Они вообще умеют говорить? Хотя бы плохо, с трудом, как Ата?