Волков подошел к самому здоровому из них и от души двинул в зубы. Плюнув на поверженное тело он крикнул:

– Демид, Вовка где? – Саша вжал голову в плечи и пробормотал:

– Там, за елочками… Его первого… – не дослушав, лейтенант бросился в заросли пушистых елей. Было темно и он едва не споткнулся о что-то мягкое.

– Шьорт! – застонало тело.

– Шарль, что с Володей? – в истерике закричал Андрей.

– Его больше нет, – глухо ответил француз, – они с Федорчуком мертвый. И я почти тоже…

Взошла луна и осветила лежащие тела. Волков со стоном опустился возле погибшего друга.

– Брат! – позвал он, – как же так, братишка!

Никто ему не ответил. За елками его люди сгоняли в кучу пленных и треножили их. Довгалев вызывал по рации базу.

– Я ведь живой, Вовка! – с надрывом повторил парень, – что я скажу Дуне?

При свете луны он увидел, что из горла приятеля торчит стрела. Мертвый Ваня Федорчук глядел в черное небо широко раскрытыми глазами. Голова его была почти отделена от туловища, а из правого глаза торчало обломанное древко.

– Гады! – заплакал от злости Андрей, – какие гады!

Сзади раздался шорох. Лейтенант мгновенно вскочил и передернул затвор. Из лесу выехали прямо на него шестеро кочевников. Один из них скорчил гримасу.

– Росич попался. Очень смелый поступок – бить безоружного пленного. А вот будет ли он таким же смелым в честном бою?

По лицу Андрея мелькнула отрешенная улыбка.

– Честно? – переспросил он.

– Честный бой, – подтвердил обрин.

– Вы шестеро против меня?

– Честный бой! – улыбался противник. Андрей засмеялся и, поставив переводчик на автоматический огонь, плавно нажал на курок. Когда магазин опустел, он горько сказал:

– Что вы знаете о чести, собаки?

На шум прибежали солдаты. Лейтенант вставил новый рожок и вызвал оперативного.

– Время – два часа тридцать пять минут. Операция закончена. Иваныч, командир дома, наверное, как ты считаешь?

– Командир рядом, Андрюха, даю ему трубку.

– Как дела? – осведомился Норвегов.

– Товарищ полковник, ваше приказание выполнено! – бесцветным голосом отрапортовал Волков, – противник отброшен за Днепр, о потерях с их стороны говорить пока не предоставляется возможным. Наши потери: двое убитых и один тяжело раненый.

– Кто? – выдохнул командир.

– Младший лейтенант Мурашевич и боец Федорчук.

– Боже! Кто ранен?

– Шарль…

– Едрит! Что ж ты его оставил в таком месте?

– По логике, это было самое безопасное место. Я их всех здесь оставил охранять монахов…

– Андрей, черт побери! На войне нет логики!

– Теперь знаю, товарищ полковник. Готов понести наказание…

– Я тебе понесу! Где вы там? Сейчас я прилечу!

– Я пущу красную ракету.

– Жди, чертяка!

Пока Волков беседовал с командиром, а затем командовал бойцами сгоняющих пленных, занялся рассвет. Ко времени прибытия вертолетов необходимость в сигнальных ракетах отпала – можно было разглядеть время на циферблате его часов.

Обстоятельный Норвегов пригнал два МИ-12, два Ми-26 и один МИ-8. «Восьмерка» приземлилась первой, оттуда выпрыгнул сам Константин Константинович и, придерживая рукой фуражку, пригнувшись побежал к бронетронспортерам, кольцом окружившим сдавшихся в плен. За ним следом старались остальные: Семиверстов, Рябинушкин, Серегин, Горошин и Львов с двумя санитарами. Последними вышли пятеро бойцов в при полном боекомплекте. Горомыко, следующий замыкающим, волок за собой Кунгуза.

Андрей шагнул вперед с намерением доложить, но Константин Константинович прервал его:

– Отставить! Ну и делов вы тут понаделывали!

Лейтенант глянул по сторонам. Внизу раскинулся луг, весь в воронках, наполовину скрытый предрассветным туманом и дымом догоравших костров. На деревьях висело несколько трупов. И всюду, куда не упадет глаз – кровь: кое-где черные пятна на земле, где-то вместе с содержимым животов, на бортах БТРов алая роса.

– Кто? – кивнул головой на повешенных Семиверстов.

– Я, товарищ полковник! – отозвался Демидов, – арестуете?

– Это он в целях профилактики и воспитания, – заступился за приятеля Андрей, – самых буйных.

– Что-то буйных маловато! – хмыкнул полковник.

– Они все быстро присмирели. Легенда о нашей мягкотелости слегка развеялась.

– Мягкотелости? – переспросил Семиверстов, наблюдая в бинокль левобережье, – хотелось бы надеяться, что мы не переборщили…

– Переборщили! – взвизгнул Горошин, – может, пойдем и извинимся?!?

– Хватит! – перебил их Норвегов, – вон идет игумен – спросите у него.

Отец Афанасий шел к ним в сопровождении нескольких монахов. Белые одеяния его развевал поднявшийся ветерок; чело его было спокойно и величаво. Он подошел к толпе пленных и посмотрел на них с тихой скорбью.

– Ужели, – спросил он, – ужели, была необходимость в гибели стольких людей, чтобы вы, наконец, оставили в покое нашу землю?

К нему подошел Горошин.

– Святой отец, не удивлюсь если через несколько зим они снова пожалуют сюда. По рожам вижу – упрямцы.

– Рядом стоящий Кунгуз хрюкнул от страха.

– Не знаю, как остальные, а я больше сюда не ездец… не ездок!. Если меня, конечно, не вздернут рядом с этими беднягами.

– Разрешите наш спор, отче, – попросил Семиверстов, – не слишком ли мы были жестоки?

Игумен возвел очи горе.

– Кто я такой, чтобы судить победителей, защитников земли моей? Бог с вами, сынки!

Горошин повернулся к Кунгузу.

– А ты как считаешь?

– Что? – переспросил тот.

– Не слишком ли мы жестоки?

– А что я должен ответить, чтобы мне сохранили жизнь?

– Уведите его на гауптвахту! – приказал Норвегов, – еще бы у трупов поинтересовались.

– Трупы-то точно молчать будут, – засмеялся Андрей.

– Ты уверен? – раздался сзади хриплый голос. Все обернулись. Перед ними стоял волхв – дед Анастасии.

– Здравствуйте, дедушка! – приветливо сказал лейтенант.

– Поздорову, внучки! – хмыкнул старик, – так что, желаете поспрашивать мертвых?

Полковник осмотрел своих людей. Затем запустил руку за пазуху и вытащил на свет божий свой нательный крест. Скептически его осмотрев, спрятал обратно.

– Давайте, – согласился он.

– Пойдем, – предложил волхв. Он направился к импровизированной виселице, шагая большими, широкими шагами. Подойдя к одному из воинов Батыя, что теперь раскачивался на длинной пеньковой веревке, старик коснулся его своим посохом и громко спросил:

– Кто хочет его спрашивать? Можно задать один, только один вопрос.

– Норвегов шагнул вперед и, неожиданно для всех и самого себя, сказал:

– Какое твое последнее желание?

К всеобщему удивлению, покойник приоткрыл мертвые глаза и прохрипел:

– Погребальный костер!

– Во, бля! – удивленно воскликнул Семиверстов. Волхв обратился к полковнику:

– А почему вы не спросили его о хане? – Константин Константинович лишь пожал плечами.

– Я ведь не каждый день с мертвецами разговариваю. Можно ведь и у других спросить…

– Неможно… День – не самое подходящее время для общения с царством мертвых, а ночью вы вряд ли согласитесь с ними общаться… Отвратительная публика: запросто уволочь к себе могут. Я однажды так заговорился, что едва выбрался обратно.

К ним присоединился Львов. Скептически посмотрев на повешенных, он сплюнул.

– Как раненые? – спросил его командир.

– Шарль мертв. Разрыв печени… Я не волшебник… – Семиверстов закрыл лицо руками.

– Черт! – пробормотал он, – снова проблемы. Дочери я сам позвоню… Не уберег, скажет…

Норвегов пожал ему руку.

– Держись, дружище. Хороший был парень. Сообщить в Париж родственникам нужно…

– А может, не нужно? Еще скажут, чтобы хоронили на родине…

– Не скажут… Леоныч, что с остальными? – Львов передернул плечами.

– Остальные вне опасности. Брат Серафим сломал лодыжку, наступив на труп лошади, а брат Георгий обжег об дуло ладонь. До свадьбы заживет.