- Прости...

   Шепота князя она уже не услышала, исчезая вместе с отцом в портале. За своим лордом последовали остальные вампиры. После этого появились люди князя, удерживающие связанного наследника. Отец встретился с испепеляющим взглядом сына.

   - Арман, прости, я понял слишком поздно.

   Но сделанного мной не изменить.

   И ничего уже исправить невозможно.

   Я помогу тебе ее забыть.

   - Забыть? Мой князь сказал - забыть?

   Арман горько рассмеялся.

   - Как я могу забыть дышать?

   Или как есть и пить?

   Но это все скорей смогу забыть,

   чем ту, что в сердце поселилась

   и мне женой быть согласилась. Забыть?!

   О, нет, мой князь.

   Мне проще умереть, упав на острие меча.

   Забыть Эльмину? Никогда!

   - Тебе жена другая первую забыть поможет.

   - Как мало знаешь о вампирах

   и обрядах их, мой князь.

   Венчала нас Кровавая Луна,

   другой жены у меня быть не может.

   Одна Эльмина. Навсегда.

   Князь Монтери взглянул в глаза сына и вдруг осознал, что тот еще ни разу не назвал его отцом. Невесело усмехнувшись, мужчина велел отпустить женщину-оборотня, пытавшуюся преградить дорогу в спальню супругов, и направился к порталу. Арман хмуро потребовал его освободить, но его воля не была услышана, и наследного князя потащили вслед за отцом.

   Вирея с жалостью смотрела на того, кого считала своим. Женщина в который раз прокляла свою старость, лишившую оборотня сил и скорости. Ее оскал никого даже не впечатлил, когда она пыталась помешать людям и вампирам вторгнуться в мирное уединение любви. Вирею без усилий схватили и закрыли рот, чтобы не вздумала кричать. Она подошла к тому месту, где закрылся портал, поставленный когда-то магом для Армана, чтобы мальчик мог сбегать сюда из отцовского дворца.

   - Я просто старая волчица.

   Но князь, к чему это годится?

   Ты сам беду накличешь в дом.

   И будет погребальный звон

   последней песней по любви.

   Испугалась собственных слов и отвесила себе оплеху.

   - Вирея, дура, помолчи.

   Княжеский дворец встретил возвращение наследника настороженной тишиной. Уже здесь, почти раздетого, Армана развязали, и он, не глядя ни на кого, направился в свои покои, чтобы привести себя в порядок. Князь поглядел вслед сыну. После обернулся к своему верному другу и помощнику лорду Дорбери старшему.

   - Анжар, и что я натворил?

   Армана я предал в угоду собственной гордыне.

   Его любимой я лишил.

   А сам лишился сына.

   И как мне жить отныне?

   - Ты не печалься, государь.

   Утихнет в юном князе боль потери,

   поймет, что не желал ты зла.

   Мы блага лишь ему хотели.

   - А благо ли? Анжар, мой верный друг,

   грызут меня сомненья.

   - Мой князь, теперь уж поздно горевать.

   Осталось лишь призвать терпенья.

   Князь, молча, кивнул и направился к себе. Лорд Дорбери последовал за ним, не желая оставлять одного. Бониваль, ждавший, пока правитель и его советник покинут залу перехода, поспешил к своему другу. Он осторожно постучал в двери покоев наследника и вошел, не дожидаясь разрешения. Арман был в купальне. Бони сел на край письменного стола и задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.

   - Ах, князь, к чему тебе нужны были вампиры?

   Коли б не твой тогда приказ,

   мы б не лишились никогда привычного нам мира.

   Остался б Нерил жив, гулял и веселился.

   И наш Арман не изводился,

   коли б не твой приказ.

   И пусть ругали за беспутство, но лучше так.

   Теперь же все погружены в тоску и мрак.

   Дверь из купальни открылась, и Арман вышел. Он бросил мрачный взгляд на друга, кивнул ему и направился в гардеробную. Бони ждал, когда одетый приятель вновь появится. О чем говорить, он не знал. Да и что скажешь тому, кто еще несколько дней назад верил, что он стал властелином мира, а теперь его крылья были затоптаны безжалостными сапогами собственного отца?

   Арман вернулся достаточно быстро. Он кивнул другу на дверь, и Бониваль, все так же молча, последовал за молодым князем. Они спустились по лестнице, миновали охрану, дернувшуюся было следом, но не рискнувшую остановить наследника. Князь не давал такого приказа. По крайней мере, пока.

   Друзья покинули дворец, вышли за ворота и оказались на оживленной улице. Бони посмотрел на Армана, не обращавшего внимания на поклоны горожан.

   - Куда идем?

   - В склеп Дорбери. Хочу проститься с другом.

   - А что потом?

   - Потом настанет после.

   - И все-таки, Арман? Что в голове твоей творится?

   - Там каша варится, поверь.

   Готов метаться, словно в клетке злобный зверь,

   и головой о прутья биться.

   Мне грудь сжигает боль разлуки.

   Отец опять обрек на муки.

   Но я верну мою Эльмину.

   Иль счастье снова обрету, или навеки сгину.

   - Арман, а может, ты ее отпустишь,

   и все, что было, позабудешь?

   - Мне друг такое говорит?!

   Юноша гневно посмотрел на Бониваля, и тот опустил глаза. Затем снова поднял взор и уверенно заговорил.

   - Я друг тебе и брат, Арман.

   И твое счастье мне дороже всех богатств на свете,

   но не дано вам вместе быть.

   Ты только Эль к себе прижмешь,

   как снова отнимают.

   То рок судьбы вас разлучает.

   Как не внимать примете?

   - То не примета, а простая злоба.

   Дана Судьбой мне Эль, вот главная примета!

   Я пил, гулял,

   и в женских ласках утопал,

   я вел себя так низко.

   Лишь одного тогда не знал,

   что счастье где-то близко.

   Я столько раз на пару дней в прекрасных дев влюблялся,

   желал я их и обладал,

   бросал и снова увлекался,

   но не любил.

   Скажи мне, Бони, в чем секрет?

   Скажи, я требую ответ!

   Молчишь? Я сам отвечу.

   Я ждал ее, мечтал и верил,

   пусть даже сам того не знал.

   И все же сердцем понимал,

   Судьба мне женщину дает иную.

   Так не похожую на всех, для нас чужую.

   Но, Бони, друг, поверь,

   она одна открыла в душу дверь.

   И нет там места для другой.

   Эльмину я назвал женой.

   - Да будет так.

   Пресветлой буду я за вас молиться,

   чтоб помогла она тебе.

   - Пресветлой помощь обещали мне.

   Дракон и человек, ты помнишь?

   - Те, что тебя спасли?

   - Они.

   Но только нужно подождать.

   Не знаю, сколько.

   Но буду ждать, поскольку есть, чего терять.

   - И все ж я вознесу молитву.