* * *
Всего лишь звук, сквозящий меж листвы
В садах времён.
Всего лишь ритм, качанье головы,
На прялке лён.
Всего лишь нить – как путь, как пить, как петь.
И почтальон,
С утра играющий свою велосипедь,
Пока силён
Читать сосудисто и помнить адреса
Того Улисса,
Который – дрожь, который – чудеса,
Сквозняк, кулиса.
* * *
Рождённая пеной морской
Не была современной такой,
Как поезд, пришедший на станцию,
Как мода и стиль…
Она соблюдала дистанцию
И не носила текстиль,
Ходила в божественной дымке,
Таяла тучкой в небе,
Поэтому с нею на снимке
Все остальные – мебель.
* * *
Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Никаких не давали им залов
Для авторских вечеров,
Хотя голосами дикими
Другие совсем писатели
Вопили ежевечерне
Со сцены свою бузу.
Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Их зажали меж двух поколений,
Их давили меж двух жерновов,
Хотя голосами дикими
Другие совсем писатели
Праздновали свободу
И славы своей расцвет.
Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Их великое одиночество
Средь великих на них клевет,
Когда голосами дикими
Другие совсем писатели
Дух поднимали публики —
До уровня своего.
Я застала в живых писателей,
Которые были великими,
Они давали мне рукопись
И спрашивали: – Ну как?..
Я говорила: – Прекрасно!
Я говорила: – Божественно!
И в том, что они мне верили,
Был негасимый свет.
* * *
Всех беззащитней мёртвые, когда
Живые провожают их нарядно.
Над ними стелется незримая вода,
И тень её работает наглядно.
Лет в семь я увидала, как плывёт
По улицам такое… Словно лодка,
Там гробик плыл, и в нём качался плод
С лицом… И хлопья снега плыли кротко.
Тогда несли такое на руках
До кладбища, и музыку играли,
И люди шли, глазами в облаках
На землю глядя… И глаза мои орали
От ужаса, что этот плод с лицом,
Плывущий мимо за стеклом оконным,
Недавно прыгал с красным леденцом
На палочке и был моим знакомым,
Его таскали дети за собой,
Чтоб одного не оставлять. О Боже,
Лицо в той лодке бело-голубой
Так страшно было на оставленность похоже!..
Дыхание оставило его.
И над толпой, дышавшей безусловно,
Там бездыханно плыло вещество
С чертами, заострёнными бескровно.
И, кроме снега, плывшего тогда,
Незримая вода плыла над этим,
И тень её над маскою плода
Работала… Но кто же верит детям?..
ТЁПЛОЕ ДЕРЕВО
Мой двоюродный брат Иосиф Каганис
Преподавал рисунок, графику, живопись,
Скульптуру, керамику, лирику, эпос,
Комедию, драму, трагедию, музыку
И человеческую порядочность
На грани практического безумия.
Мне от него достались в наследство
Глина и гипс, инструменты для лепки,
Древесные пни, фрагменты стола,
Двух кресел, Венеры… И маска Пушкина,
Смотреть на которую – выше сил
Моих, повторяю, моих, и только,
У многих она украшает стены,
Висит над рабочим столом в кабинете,
Берут её в руки, стирают пыль
Тряпкой, гипсовую изнанку,
Которая ближе всего к лицу,
Протирают влажно, и вновь – на гвоздь,
В пробел, где – посмертная маска Пушкина.
Раздарила я сладостно эти сокровища.
Взяла деревянные две скульптуры.
Голову брата, которую вырезал
Брат моей матери, отец Иосифа.
И голову Лиды, жены Иосифа,
Которую в ранней он вырезал юности
С нежной любовью, – потом расстались.
Он полагал, что она достойна
Мужа, более знаменитого,
Например, такого, который пишет
С блеском картины для иностранцев
Счастливочным маслом и несчастливочным,
Их портреты – счастливочным,
Нашу грязь – несчастливочным,
Мелочи кухни, пищеваренье…
В головке Лиды живёт обида.
Теперь я старше её намного,
Теперь я глажу малютку Лиду
По деревянным её кудряшкам
И говорю ей: «Не обижайся».
А дерево – тёплое, очень тёплое…
* * *
Забыла день, и год, и улицу, и город,
Забыла имя слёз, и боли, и любви, —
Там был такой костёр, такой кипящий холод,
Что никаких надежд остаться в нём людьми.
Бывает красота убийственного свойства,
Забыться не даёт ни в море, ни во сне,
По голым проводам гуляет для геройства, —
Такая у неё потребность в новизне!
Ей жизнь не дорога, она бросает вызов
Спряженью тайных сил, грамматике судьбы,
Висит на волоске… И, сердце к ней приблизив,
Ты в бездну вместе с ней срываешься с резьбы.
Но если Ангел вдруг, над бездной пролетая,
Спасёт тебя, – не смей заглядывать туда,
Где чудом проросла из точки запятая,
И не жалей о том, что было, никогда.