Чего и сколько
РЕМА
Кто всё успел, тот зря потратил время,
Блаженной праздности угробив Божий дар.
Есть небо с облаками в теореме,
Где над земным летит воздушный шар.
И никаких в том небе доказательств,
Что надо жить, не в облаках паря,
А всё успеть по части ательств-ятельств…
Кто всё успел – потратил время зря.
Уж если тема, так должна быть рема,
Она же – новость, проще говоря.
Кто всё успел – классическая тема,
А рема – что потратил время зря.
Три яруса рабов гребут в триреме
Крушить триеру – копию свою…
Кто всё успел, тот зря потратил время,
А Клеопатра предпочла змею.
* * *
Читателю сердце кровавить?
Пытать его душу огнём?
Отличное дело!.. Но я ведь
Такой не осилю подъём.
Куда мне до этой горячки,
До этих глубинных корней, —
Охотничьи будут собачки
Намного меня посильней.
Они, свою дичь сокрушая,
Сведут её страхи под ноль,
И в этом их будет большая,
Большая культурная роль.
Такую большую создатель
Не дал мне, малютке, сыграть.
Прости, не могу, мой читатель,
Живьём с тебя кожу содрать!..
Прости, что не будешь от боли
Орать, изгибаясь дугой.
Прости, что не сыплю я соли
На раны… Прости, дорогой!
* * *
Эту девочку я написала пером на папирусе,
Потом поливала её из лейки вином, —
У неё от вина розоватые крылья выросли
С туманной подпалиной на одном.
И улетела она от меня, как птица,
Жить в европейском замке, в стекле и в рамке.
Когда у нас дождь со снегом, она мне снится,
Пахнущая вином и окном шарманки.
ТАКОЕ СУЙЩЕСТВО
Такое Суйщество, оно суётся всюду,
И дышит, и глядит из всех щелей и створок,
Оно изумлено, в нём – ворох оговорок
И каждая свежа, как подобает чуду.
Такое Суйщество, – когда оно пылает,
Засунув с головой себя в горячку гриппа,
Известно мне одной, ромашка где и липа,
И сколько одеял душа его желает.
Такое Суйщество когда плывёт налево
И остаётся там, письмо в бутылку сунув,
Известно мне одной, как выглядит рисунок
С портретом Суйщества на лодочке напева.
ГОРЕЛОЙ СПИЧКОЙ
Хороша приморская таверна,
Невод, бредень зыблются в углах,
Здесь бинокли плавают Жюль Верна,
Странствующий молится феллах.
Я забыла – кто я и откуда,
Как зовут растенье тамариск…
Жарится на кухне барракуда,
Рыба-зверь для тех, кто любит риск.
Я не ем таких произведений,
Пусть они снимаются в кино,
Где круги с глазами привидений
Красят дев и сковородок дно.
Моё дело – лёгкое, как тело
Искры ниоткуда в никуда,
Искры почерк, искренность предела,
Почтальон блаженства и стыда.
Вот горелой спичкою рисую
Поцелуя хитрую лису, —
Между строк похожа на лису я
В том лесу, где ты целуешь всю.
* * *
Мои прекрасные морщины,
Седые волосы вот эти, —
Такие любят их мужчины,
Такие женщины и дети!..
Мои мешочки под глазами,
Судьбы неслабые примочки,
Очков чудесное сползанье,
Когда пишу я эти строчки,
Мой нос, мой Сирано и Данте,
В стране лица, в стране столетий, —
Такие любят их таланты,
Красавцы, юноши и дети!..
Мозгами надо повредиться,
Таких любовников бросая, —
А то могла бы вновь родиться,
Поэтка, ласточка босая.
ЧТЕНЬЕ С ВЫРАЖЕНЬЕМ
Рыдая, клокотать слезами и хвататься
За горло и за грудь, как при смерти больной, —
Быть может только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.
Моя живая боль, моя сквозная рана
Таятся глубже дна и выше облаков.
Тревога – есть волна космического плана,
Так много до меня проплывшая веков,
Ничто не утолит её магнит и тягу —
Раскачивать, сжимать, захлёстывать и влечь.
Мы ей благодаря изобрели бумагу,
Вино, и колесо, и всё, что входит в речь.
Завывкой чаровать и глазками пытаться
Вылазить из орбит, и брызгаться слюной, —
Быть может, только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.
О да, трудней всего мне воздухом питаться,
Со свистом я дышу, и голос мой продрог, —
Со свистом и должны стихи мои читаться,
Как свежая листва, как воздуха поток.
Тут свищет мой запрет на «чтенье с выраженьем»,
На этот страшный сон в брильянтах мертвеца.
Вот на какой балде читателя мы женим —
На завыванье чар под маскою лица!..
Завывкой чаровать и глазками пытаться
Вылазить из орбит, как призрак заводной, —
Быть может, только так должны стихи читаться,
Но только не стихи, написанные мной.
