ШТОПАНАЯ КОФТА
В Арктике купила я в то лето
Кофту путешественного цвета
Из хлопчатой нити, плотной вязки,
С запахом станка, челночной смазки.
Кофта – скандинавское словечко:
Платье с укоротом на застёжке,
Краткая одежда человечка…
В этой путешественной обложке,
Обретённой то ли на Ямале,
То ли на Таймыре, где поймали
Пьяный айсберг и морского волка, —
В этой кофте есть для писем щёлка…
Связанная в Африке вещица
В Арктике нашла меня в то лето,
Чтоб над пьяным айсбергом светиться
Птицей путешественного цвета.
Во втором поймав тысячелетье
В Арктике такую африканку,
Я люблю сегодня на рассвете
Штопаную эту хулиганку!..
Там, где щёлка у неё для писем,
Почту шлёт мне дивная надежда,
Что каким-то чудом мы зависим
От того, как носит нас одежда.
* * *
В алтайских травах полыхают маки,
Звенит источник дужкой по ведру,
Тюльпаны, как бегущие собаки,
Волной атласной льются на ветру!..
Твои глаза раскосы, вкусы тонки,
Шафраном твой благоухает плов,
Где пальчики и пальцы, как ребёнки —
Тайком от всех, и обо всём – без слов.
Я знаю этих пальчиков коварство
И этих пальцев разговор во тьме,
Им не одно принадлежало царство,
У них на языке – что на уме.
В лепёшку заворачивая листья,
Твои струятся пальцы, как волна.
Сейчас лизну я это мокрой кистью, —
Художник пьян, действительность пьяна!..
ГЛАМУР ЗАБВЕНЬЯ
Боялся без вести пропасть
В столице медленных событий.
Дразнил дряхлеющую власть,
Боясь, что будет всех забытей.
Жил напоказ, держась в тени,
Но в той тени пылало пекло
Амбиций, дамской толкотни,
Где и мужская дружба крепла.
Там было общество, оно
Насчитывало два десятка,
Но всем казалось, что полно
Широкой публики, так сладко
При мысли – навязать когда —
Нибудь грядущим поколеньям
Свой стиль, не знающий стыда,
Свой жуткий страх перед забвеньем!..
Всё получилось, но подмен
Долгоиграющих колода
Сдаёт по кругу прах и тлен,
Гламур забвенья, масть болота,
Где можно без вести пропасть
В столице медленных событий,
И надо красть кумиров масть,
Боясь, что будешь всех забытей.
А памятников ремесло
Удорожает эти страхи,
Держа забвения весло,
Как штуку мебели на взмахе.
* * *
Не бойся плохо выглядеть в гробу,
Не бойся проиграться в пух и прах.
Прожить чужую, не свою судьбу, —
Быть может, это – самый страшный страх.
Судьбу чужую износить дотла,
А от своей бежать на всех парах,
Чтобы она тебя не догнала, —
Быть может, это – самый страшный страх.
В своём лице не быть самим собой
И вдруг очнуться в неземных мирах
Наедине с непрожитой судьбой, —
Быть может, это – самый страшный страх.
Но плюс к тому у человека страх —
Что не чужую прожил он судьбу,
Не в той стране и не на тех ветрах,
И будет плохо выглядеть в гробу.
РОЗЫ МАРАЗМА
Анна Довлатова
Сергея Ахматова
И Наймана губчатый Рейн —
Наставники Бродского
И Бутербродского,
Пившего с Бродским портвейн.
В дни юбилея,
Нанюхавшись клея,
Розы впадают в маразм.
Крыловская дедушка —
Взрослая девушка —
Из Роттердама Эразм.
Памятник едет,
Он голый и бредит,
Курит и пьёт, но здоров.
В розах маразма —
Призма оргазма
Публики, снявшей покров.
Памятник – наг
И является знаковым,
Въедут в его котелок
Булат Пастернак
С Окуджавой Булгаковым,
Бабель, которая – Блок.
Драться им не с кем,
В каждой из келий
Розы впадают в ампир.
Марк Достоевский,
Фёдор Аврелий,
Пушкин, который – Шекспир.
СТРАШНО СКАЗАТЬ
А больше всего мне нравится,
Что я не хочу вам нравиться,
Что я не должна вам нравиться,
Что я вам должна не нравиться,
И это – мой главный долг,
Его отдавать мне нравится
Вовремя, без поблажек,
И этот мне долг не тяжек,
Он – мой натуральный шёлк.
И больше всего мне нравится,
Что больше всего вам нравится
Как тонко я суть ловлю,
Когда не хочу вам нравиться!..
Повтора я сок давлю,
Что я не должна вам нравиться,
И я вам должна не нравиться,
И с этим блестяще справиться
Могу, как никто другой!..
Тут все обожают нравиться,
Кто нравится – тот и славится.
Но больше всего вам нравится,
Что я не хочу вам нравиться —
И нету такой другой.
