Борис пригляделся и увидел этих хозяев.
Четверо всадников ехало по верхней кромке склона вдоль бетонных покосившихся стобов. Они вглядывались в толпу людей, сновавшую по насыпи, и явно кого-то искали. Борис вжался в землю. Он не был испуган, однако жалел, что Степин голос ему лишь померещился в этом колдовском, обманном тумане и что рядом с ним нет не только друга, но даже никакого оружия. Не успел он так подумать, как рука его, шарившая по земле, нащупала какой-то твердый предмет. Скосив глаза, он обнаружил небольшой кинжал в ножнах. Это уже было что-то! Нацепив кинжал на пояс, Борис продолжал наблюдать за противоположным склоном. Длинные гладкие хвосты крыс-всадников нервно подергивались, похлестывая по бокам медленно шагающих крыс-лошадей. Всадники что-то прокричали, но голоса их плохо долетали через дорогу, да и туман мешал разобрать слова. Затем они взмахнули своими хвостами-хлыстами, крысы-лошади вздрогнули от ударов и перешли на рысь, сами себя тоже подхлестывая ударами своих собственных хвостов, и цепью, лентой зазмеились всадники дальше вдоль железнодорожного полотна, озираясь по сторонам, и вскоре скрылись с глаз. Можно было вроде бы и выбираться и прыгать вниз, перебегать дорогу и лезть на противоположную насыпь…
Но ему ужасно как не захотелось показаться одному на глазах у всех, чтобы все поняли, что он один, что он и есть Борис. Хотелось бы со Степой посоветоваться, но того не было и видно нигде. Борис еще раз подумал, что Степин голос ему только почудился, а на самом деле так прозвучал — со Степиной интонацией — его собственный внутренний голос, потому что, конечно же, хочется даже голосом подражать герою, который кажется тебе идеалом. Поэтому надо подумать, как бы поступил в этом случае Степа, решил Борис. Но ничего толкового не придумывалось. «Как жаль все-таки, что я не местный, а то бы непременно чего-нибудь да придумал. Хоть бы догадался, откуда кинжал появился, стоило о нем подумать. Может, это что-нибудь да значит, только я не соображу…» Оставалось положиться на туман да на независимое выражение лица и уверенность в себе. Он проверил, скрывает ли пиджак кинжал, и принялся выбираться из ямы. В этот момент снова подъехал автобус, из него вылезло несколько мужчин, которые явно собирались перебираться на ту сторону: у иных в руках были чемоданы, у других за спиной рюкзаки. Похоже, что это были туристы, собиравшиеся ждать поезд. И Борис пристроился им в хвост, став как бы одним из них.
Через несколько минут он уже был на противоположной насыпи, никем не замеченный. Люди располагались на скамейках, на чемоданах, прямо на земле небольшими группками, ожидая поезда. Слоняясь между ними и продвигаясь потихоньку к тропинке, что вела вверх по склону, Борис прислушивался к разговорам.
В разных группках шли разные толки.
В первой, к которой Борис приблизился (тон простецкий):
— Да не сыщут они Бориса…
— А кто поймает, тому награда, эх!
— Больше, чем за Настоящего Кота!
— А как поймаешь, если крысы сами его боятся!
— Да ну, боятся! В том ли дело? Где такого подлеца найдешь, чтоб Бориса продал!..
— Найти-то найдешь, да кто посмеет!..
— Говорят, даже Старуха не смогла его задержать.
— Ему ее внучка помогала, да Саша с Саней, да Коты…
— А ты говоришь — поймать!..
В другой группке спортивно-ученого, туристского вида:
— Слышали? В Деревяшке его схватить хотели…
— Это еще никем не доказано!
— Масса очевидцев. Я с лешими разговаривал…
— Ну и?..
— Погромил там все и ушел. Ему Коты помогли.
— Ничего он не громил. Дракон пустил огнем, водяной растекся водой, в результате пар, вот все и рвануло. Это я вам как физик говорю…
— Да, конец Деревяшке. Негде Саше с Саней теперь гулять. Ха-ха, голь кабацкая, ярыжки несчастные…
— Да брось ты о них. Едем ведь отдыхать, все лучше, чем глупые разговоры слушать, да небо попусту коптить.
— А если вместо поезда Дракон, а? Ха-ха!
— Ерунда. Сплетни пускают для страху, чтоб наплыва не было.
— Эт-то точно, чтоб по курортам не мотались зря…
— А вы кто такой?
— Ладно, парни, тише, заткнись, дружище…
Парни как-то сразу шарахнулись в сторону, сгрудились и хмуро и независимо замолчали. Борис обернулся и увидел какое-то неопределеннополое и непонятно какого роду-племени существо в сереньком костюмчике, в шляпе с опущенными полями, бродившее от группки к группке словно похмельный пьяница со своим присловьем «эт-то точно». Его-то и испугались туристы.
Борис быстро шагнул в сторону за большой вывороченный из земли камень и наткнулся на небольшую компанию мужиков мрачного вида, их было человек пять, не больше.
— Ну и что же с того, что Борис погиб?
— А то. Как же без Лукоморья, без Витязей, без Бориса?..
— Хватит ждать неизвестно чего. Сами справимся.
— Но народ ждет Бориса…
— Да любой из нас может взять эту роль на себя…
— Казалось бы! Борис же еще мальчишка, и это все знают!
— Н-да.
Хотел было Борис сказать, что он не погиб, что он вот он, но выглядело бы это как самозванство, да и серенькое существо мелькнуло где-то рядом. Борис кашлянул, мужики замолкли, а Борис двинулся дальше.
В следующей, самой многочисленной, обширно-семейной группе — женщины, дети и человек семь или восемь мужчин, подвыпившие, говорят шепотом:
— А где он сейчас?
— Говорят, к Мудрецу пробивался. Коты его вели.
— И что?..
— Так и погиб в подвалах, не спасли его Коты.
— А сами все-таки вырвались?
— Ушли. Крысы их на карнизе поджидали. Вы что, не слышали?
— Да, великая была битва. Всех крыс порубили, а сами ушли.
— Мама, а эти Коты самые могучие?..
— Тише, сынок. Самые, самые, конечно, самые.
— А что ж они Бориса не спасли?
— Тише, тише.
— А Кот Ученый у Лукоморья? Он есть?..
— Сказка это…
— Это-то точно, сказка. И Коты уже давно сказка. Да и Лукоморья никакого нет, разве забыли?
— Да нам-то что. Нас это не касается. Береженье лучше вороженья. Бережного Бог бережет.
— Эт-то точно. Давно сказано: не играй, кошка, углем, лапу обожжешь. И еще: быстрая вошка первой на гребешок попадает.
— Да мы что? Да мы разве этого не знаем?
— Мама! А почему все замолчали?.. Кто этот дядя?
— Тише, сынок. Скорый напереди, осторожный на зади!
Новая группа, люди рядом с дорогими чемоданами, в дорогих пальто, лица — со значением:
— При чем здесь Борис? У нас своих дел полно.
— Я полагаю, что Борис — это легенда.
— Совершенно с вами согласен. Существует же у простонародья поверье, что есть места, — где текут молочные реки средь кисельных берегов, с неба падают жареные дрозды, по лесу бегают жареные зайцы, печисами пекут хлеба, а рыба-щука выполняет все человеческие желания. Ну и что же? Это тоже легенда, в ней народ отразил свои мечты о счастливой жизни.
— Некоторые верят, что и Мудрец существует…
— Не может быть!
— Смею вас уверить. А некоторые говорят, что нами якобы — можете себе это представить? — правят крысы!..
— Какой-то прямо болезненный бред!..
— Говорят, что мы заколдованы, и что только некий мифический Борис может нас спасти!.. Неизвестно от чего…
— Какая-то дикая фантазия!..
— Эт-то точно. Это все Саша с Саней выдумали!
— Кто такие?
— Разве вы не знаете? Ходят тут два таких бездельника. А ведь из хороших семей! И во что превратились!.. В голь кабацкую!..
— Эт-то точно. У одного в кармане блоха на аркане. У другого — вошь на цепи. Уй, и красавцы при этом, — маленький серенький человечек, который терся то у одной группки, то у другой, вдруг воскликнул — И что с ними делать, ума не приложу!
Изо всех групп посыпались дружно возгласы:
— Прогнать бы одного в шею, а другого в тычки.
— А что с них взять? Саша плешив, Саня шелудив.
— С утра до темноты чем заняты? Саша наливает, Саня подает, пиво пьют, пока не распухнет живот.
— Да не столько пьют, сколько на землю льют. Чужого добра отцовского совсем не берегут.